— Просто спаси его, ладно? Перемести его с поля боя, чтобы мы смогли провести операцию, и я оставлю тебя гнить с миром.

И как это решит его судьбу?

Ладно, теперь он понимал, почему люди с проблемными матерями посещали любимые ток-шоу Лэсситера. Оказываясь возле нее, Ви каждый раз охватывал психоз, переданный внутриутробно.

— Он продолжит дышать, вот как.

Судьба всегда найдет его.

Ви представил, как Рейдж поскальзывается в ванной в особняке и умирает. Или давится куриной косточкой. Одному Богу известно, что могло свести брата в могилу.

— Так измени ее. Ты же всесильна, черт возьми. Измени его судьбу, здесь и сейчас.

Повисла длинная пауза, он даже задумался, а не уснула ли она… и, блин, как он ненавидел ее. Она сдалась, спряталась от мира, отгородилась ото всех как отшельница в своей хандре, потому что никто не целовал ей задницу, как она того хотела.

Хнык-мать-его-хнык.

А тем временем один из лучших бойцов в войне, который играл самую главную роль в охране Короля, скоро стартует с этой планеты. И Ви — последний человек на Земле, кто станет просить другого успокоить его попо-боль, но он обязан сделать все, что в его силах, чтобы спасти Рейджа, а кто еще, черт возьми, способен на это?

— Он важен, — напирал Ви. — Его жизнь важна.

Для тебя.

— К черту все, речь не обо мне. Он важен для Короля, для Братства и для войны. Если мы потеряем его, то окажемся в заднице.

Ты не думал о том, чтобы говорить правду?

— Считаешь, я беспокоюсь за него и Мэри. Ладно. Упомянем и это… потому что прямо сейчас ты не похожа на кого-то, кто в состоянии просто стоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы перевести душу, которую ты лишила смертности, сквозь пропасть в Забвение в определенное время, которое женщина выберет сама.

Дерьмо. Сейчас, сказав это вслух, он действительно гадал, сможет ли это немощное существо на кровати на самом деле выполнить обещание, которое она дала, казалось, сто лет назад, хотя по факту прошло всего три года.

Столько всего изменилось.

Кроме того, что он по-прежнему ненавидел любые слабости. И все еще не желал находиться в присутствии матери.

Оставь меня. Ты меня утомляешь.

— Я тебя утомляю. Ну конечно. Ведь тебя здесь ждет целая куча дел. Господи Иисусе.

Отлично, хрен с ней. Он придумает что-нибудь еще. Что-нибудь… другое.

Черт, что ему еще оставалось?

Вишес повернулся к двери, которую только что выбил. С каждым шагом он ожидал, что мать окликнет его, скажет что-нибудь, нанесет резкий удар прямо в сердце, который окажется таким же смертельным, как и пуля, что свалила Рейджа. Когда она не остановила его, а дверь захлопнулась прямо за его спиной, едва не дав ему под зад, Ви подумал, что этого следовало ожидать.

Она даже не взбесилась на него.

Во внутреннем дворике кровавый след, что он оставил на мраморной дорожке, напоминал его судьбу, прерывистый и безобразный, являя собой доказательство боли, которую он зачастую не замечал.

И да, он хотел, чтобы пятна впитались в камень, может, хотя бы это привлечет ее внимание.

На этой ноте почему бы ему не хлопнуться наземь и не закатить детскую истерику, как в одном из отделов «Таргета» из-за не купленной игрушки?

Стоя там, он ощущал тишину как чистый звук сам по себе. Что было абсолютно нелогично и все же соответствовало происходящему. Он осознал, насколько тихо здесь было на самом деле. Избранные все жили на Земле, познавая себя, постигая себя как отдельную личность, оставив традиционное служение его матери. Раса не изменилась, существуя в современные времена, где старомодные циклы празднеств и обрядов по большей части игнорировали, а ранее уважаемые традиции сейчас оказались на грани забвения.

Хорошо, подумал он. Он надеялся, что она была одинока и не чувствовала должного уважения к своей персоне. Он хотел, чтобы она жила в изоляции, чтобы самые преданные люди повернулись к ней спиной.

Он хотел, чтобы она страдала.

Он хотел, чтобы она умерла.

Его взгляд переместился на птиц, которых он подарил ей, они разлетелись прочь от него, занимая дальние ветки на белом дереве, собравшись вместе так, словно он собирался переломать их шеи, одну за другой.

Эти птицы стали оливковой ветвью от сына, нежеланного, с которым скверно обращались. Наверное, его мать одарила их всего одним взглядом… и, вот так сюрприз, он сам давно перешагнул через сиюминутную слабость, вернувшись в чертоги своей ненависти. Разве могло быть иначе?

Дева-Летописеца не пришла к ним, когда Рофа чуть не убили. Она не помогла Королю сохранить свою корону. Бэт чуть не умерла на родильном ложе, ей пришлось отказаться от возможности будущих детей ради выживания. Ради всего святого, Селена, одна из Избранных Девы-Летописецы, умерла совсем недавно, разбив сердце замечательному мужчине… и как на это отреагировали? Да никак.

А до этого? Смерть Велси. Набеги.

А что будет после? Куин едва ли не писался в страхе, боясь, что Лэйла умрет, рожая его детей. И Рейдж сейчас умирал на поле боя.

Продолжать нет смысла?

Повернув голову, Ви посмотрел в сторону двери, которую она закрыла усилием воли.

Он был рад ее страданиям. И нет, он не доверял ей.

Дематериализуясь на поле боя, он совсем не верил, что помог чем-то Рейджу и Мэри. Он пошел ва-банк со своей матерью и проиграл, но с ней всегда было так.

Чудо. Ему нужно гребаное чудо.

Вода, хлынувшая на руки Мэри, была холодной, и все же обжигала ее кожу… доказывая, что противоположные точки на термометре могли сосуществовать вместе.

Она стояла в дамской комнате перед белой фарфоровой раковиной с серебристым, блестящим водостоком. Зеркало высотой со стену отражало три кабинки с закрытыми дверьми персикового цвета, только одна из них была занята.

— Ты в порядке? — позвала она.

Раздался звук слива, хотя Битти не воспользовалась туалетом.

Мэри сосредоточилась на отражении. Да. Она выглядела так же плохо, как чувствовала себя: каким-то странным образом за прошедшие полчаса умудрились образоваться синяки под впавшими глазами, а ее кожа побледнела, сливаясь с плиткой, на которой она стояла.

Каким-то образом? Чепуха. Она знала, в чем дело.

«Я убила ее!».

Мэри закрыла глаза, силясь успокоиться. Снова открыв воду, она пыталась вспомнить, что делала. Да. Точно. На полке была стопка полотенец, сложенных одно к одному, и, потянувшись за одним из них, она залила водой остальные… гадая, как Хэйверс, поборник чистоты в своей клинике, дал добро на подобный беспорядок. А… точно. Диспенсер на стене у входа был сломан, нижняя крышка свободно болталась.

Совсем как я, подумала Мэри. Напичканная знаниями и опытом в оказании помощи другим, но не способная выполнить свою работу.

«Возьми ее руку. Все хорошо…»

«Я убила ее!».

— Битти? — из ее рта вылетел хрип, и Мэри прокашлялась. — Битти?

Вытерев руки, она повернулась к кабинкам.

— Битти, я войду, если ты не выйдешь?

Девочка открыла среднюю дверь, и Мэри знала, что никогда не забудет маленькую ручку, закрывавшую лицо, отказывавшуюся показывать слезы

Она плакала там. В одиночестве. И сейчас девочку заставили показать лицо, и она пыталась сделать именно то, к чему стремилась сама Мэри.

Порой самообладание — это все, что тебе остается; чувство собственного достоинства — твое единственное утешение. Иллюзия нормальности — единственный источник успокоения.

— Позволь мне… — Голос предал ее, и Мэри потянулась за бумажными полотенцами и намочила одно в раковине. — Это поможет.

Подойдя к девочке, она поднесла холодный, влажный материал к раскрасневшемуся личику, прижимая к горячей коже. Стирая слезы, она мысленно извинялась перед повзрослевшей Битти: Прости, что заставила тебя пройти через это. Нет, ты не убивала ее. Жаль, я не позволила тебе попрощаться с ней на твоих условиях. Мне жаль. Нет, ты не убивала ее. Прости меня.