Уже вечерело, солнце почти скрылось за отрогами гор. Заметно похолодало к ночи. Смаргл спешил изо всех сил — пока братья собирались, Перун не терял времени даром.

Знакомые стены над обрывистым берегом вынырнули из ночной темноты зловещими черными пятнами, и Смаргл тут же понял, что опоздал.

От подножия Девичьей башни поднимались огонь и дым. Горела кузня.

Попытка Стривера остановить брата взбесила Перуна окончательно. Ему вдруг показалось, что весь мир против него, что всюду притаились враги и нет возможности победить их. А он должен был победить во что бы то ни стало. Мысль об этом овладела им полностью, уничтожила, растоптала все сомнения: он довершит начатое любой ценой и никто ему не помешает.

Напуганные дети молчали. Только старшие близнецы спокойно и как-то странно ясно смотрели на Перуна, будто поняли все. Младшие успели охрипнуть от плача и только хныкали. Средние были слишком напуганы, чтобы плакать вслух, и скулили тихо и робко, как щенки. Здесь с ними в эту минуту должна была быть их мать, но привести Диву Перун не мог — и не только потому, что для этого должен был сам пойти и выпустить жену. Просто он так спешил, что забыл о ней.

Старшие близнецы молчали, но он заметил, как они обнимают братьев, будто стараются защитить их. Если эти шестеро вырастут, они так же сплоченно пойдут по жизни, и как знать! — не обратится ли их соединительная сила против него. Стоит им узнать, кто на самом деле их отец и какова его судьба — и выросшие парни найдут способ отомстить Перуну.

Стараясь не думать ни о чем, Перун торопливо прикрыл дверь кузни и припер ее поленом. Затем он обошел кузню со всех сторон, проверяя, и вернулся ко входу. Предстояло совершить самое последнее…

В это время он сам не понимал, что собирается делать. То безумие, которое разглядел на дне его глаз Стривер, понемногу овладевало им. Протянув руку, он напряг пальцы, глянув сквозь них на сруб. И такая ярость полыхнула в его глазах, что вырвавшееся из ладони пламя в один миг окутало бревна сруба и разложенные вокруг поленья.

Густой удушливый дым стал клубами подниматься вверх, окутывая кузню. Когда он скрыл ее всю, а языки пламени начали лизать старые бревна сруба, из-за двери послышались плач и крики — младшие звали маму, старшие — отца.

Перун медленно опустил руку, но огонь не думал стихать. Он торопливо поднимался все выше и выше, озаряя наступающую ночь. Сварожич отпрянул — дым достигал его, а жар начал уже распространяться вокруг. Дети стали задыхаться в густом дыму. Их голоса сквозь треск и гудение пламени звучали все слабее и слабее. Младшие уже замолчали.

Откуда-то издалека долетели новые голоса — жители замка заметили ярко выделяющееся в темноте пламя. Шум пожарной суматохи нарастал, но Перуну было не до того. Голоса детей все громче звучали у него в ушах. Он пробовал затыкать уши, мотал головой, шептал заговоры — ничего не помогало. Голоса звучали уже совсем рядом — мольба, боль и ужас слышались в них. И Перун упал на колени, закрывая лицо руками и не слыша ничего — ни шума, ни треска пламени, ни собственного отчаянного крика.

Стена пламени поднималась все выше и выше, а он все стоял, согнувшись, скорчившись на коленях под тяжестью боли, и, не обращая внимания на дым, жар и искры, плакал и громко звал детей.

Клубы дыма скрыли ото всех Смаргла, который, забыв об обещании беречь крылья Стривера, падал вниз, как сокол на добычу. Лишь чудом ему удалось не упасть прямо на крышу, дранка на которой уже начинала дымиться. Завернув крыло так, что оно чуть не сломалось, он шлепнулся на камни позади кузни и стал безжалостно сдирать крылья. Несколько крошечных пластинок отлетело, упав в снег — он не заметил этого. Важен был каждый миг — возможно, он явился слишком поздно.

Скинув крылья, Смаргл ринулся к огню. Кузню он знал не в пример лучше Перуна, но сейчас ему показалось, что брат все предусмотрел. Если он вспомнил об этом маленьком вытяжном окошке…

Набрав полную грудь воздуха, Смаргл бросился прямо в дым. Он успел отвыкнуть в лесах от копоти и удушья кузни, и дым тут же больно хлестнул по глазам, вышибая слезы, Сварожич отвернулся, но внутри что-то радостно стукнуло — он успел углядеть, что небольшое отверстие в крыше не забито.

Не обращая внимания на дым и огонь, он торопливо полез по бревнам на крышу. Старая древесина ломалась под пальцами в труху, которую тут же радостно пожирал огонь. От тепла снег на крыше растаял и стекал вниз. Это ненадолго оттянуло время, когда займется крыша, но все вокруг уже дымилось.

Отверстие было слишком мало для Смаргла — он проделывал его отроком неполных десяти лет, когда, воспитывая в себе смелость, решил заночевать в пустой кузне. У детей внизу — если они еще живы — не достанет сил воспользоваться этим отверстием. Смаргл нашарил полуобвалившиеся края, дернул со всей силой и оторвал кусок дранки.

В образовавшуюся дыру тут же повалил дым, но Сварожич уже спустил внутрь ноги, шепча про себя заговор:

Брат огонь, меня не тронь —

В нас одна и плоть и кровь.

Мы с тобою не враги.

Не мешай, а помоги!

И спрыгнул внутрь.

Кузня была наполнена дымом. Огонь начинал проникать внутрь, выедая стены. На расстоянии протянутой руки нельзя было ничего увидеть. С первого глотка воздуха, отравленного гарью, у Смаргла закружилась голова, и он с горечью понял, что опоздал — дети не успели сгореть, но задохнулись в дыму.

Сквозь проделанное им отверстие свежий воздух поступал внутрь, и огонь стал распространяться еще быстрее. В одном углу занялась крыша, дверь и стена уже были полностью охвачены пламенем.

Смаргл сделал всего один шаг и наткнулся на что-то мягкое. Мысленно поблагодарив духов огня, он рухнул на колени, ощупывая находку, и с содроганием узнал одного из мальчиков. Ребенок уже не дышал, но под тонкой кожицей на шее еще слабо билась жилка, борясь за жизнь.

Смаргл покачнулся, чувствуя, что еще немного — и сам рухнет подле детей, задохнувшись в дыму. А потому действовать надо быстро.

Все шестеро лежали вместе, взявшись за руки. С ужасом прислушиваясь к нарастающему грохоту и гулу разошедшегося огня, который теперь не укротят никакие заговоры, Смаргл торопливо ощупывал детей. Начать он решил с самых маленьких. Подхватив двоих, как надеялся, близнецов, он уже собирался встать, когда маленькая рука вцепилась ему в запястье.

Мальчик наверняка не отдавал себе отчета в том, что делает, инстинктивно схватившись за что-то живое, но отдирать его от себя Смаргл не стал. Подставив ему плечо, он бросился к отверстию.

Его полностью заволокло дымом. Смарглу показалось, что чьи-то нежные заботливые руки ласково обнимают его, увлекая на дно, где темно, уютно и спокойно. Глотнув дыма, он чуть не свалился обратно — но радостно рявкнуло пламя, прорвавшись внутрь, и крыша с жалобным хрустом начала проседать, подточенная огнем. Что-то горячее — объятая пламенем балка — рухнула на него сверху. Глухо застонал от боли цеплявшийся за него мальчик — и Смаргл, обдирая одежду, хватаясь чуть ли не зубами, вырвался наружу и свалился с горящей крыши в тающий от жара снег. Последним усилием он оттащил спасенных детей подальше от огня, к крыльям Стривера, и растянулся на снегу, охлаждая пылающее лицо.

Предстояло повторить этот путь — там оставались еще дети. Заставив себя не думать о боли в груди, о тумане в голове, об ожогах на руках, Смаргл рывком сел.

Мальчишка все еще цеплялся за него. Пальцы его свела судорога последнего движения, и Смарглу пришлось стащить под кольчужную куртку, в которую тот вцепился. Взглянув на белое лицо спасенного, Сварожич смог только вскинуть брови — перед ним был один из старших близнецов. Рубашка на нем была обожжена, а на спине проступали алые пятна ожогов. Когда снег коснулся его ран, он даже не вздрогнул, оставшись лежать как мертвый. Возможно, этот отчаянный рывок отнял у него последние силы.