Зайдя в коридор, я огляделся, и увидел, что квартира, судя по расположению ее дверей, двухкомнатная, с изолированными комнатами. Ольга зажгла свет и сняла обувь, и тут из ванной комнаты показался в облаке сигаретного дыма крупный коренастый мужчина лет за пятьдесят, в шикарном махровом халате, и встал, не здороваясь, посреди коридора. Ольга попыталась его обойти, направляясь к дальней двери, где, по-видимому, была ее комната, но он решительно загородил ей дорогу:

- Ты зачем сюда припожаловала? Тебе было говорено, чтобы твоей ноги тут не было! Или снова в дурдом захотела? А то смотри, мы хоть сейчас тебя туда определим, вместе с хахелем твоим - оглянуться не успеешь! Пара синяков - и все дела. Не хочешь обратно в психушку - быстро собирай вещички и, как говорится, в дальний путь на долгие года.

Гадкий мужик напомнил мне что-то такое, против чего помогал только Универсальный успокоитель. Мерзкие плевки вновь зашевелились на дне моей души, и я вдруг почувствовал себя как когда-то в винном магазине, когда во мне закипело бешенство после того как меня оскорбили и ударили.

- Оля, отчего это твой папа так с тобой не любезен? - притворно удивился я

- Какой еще папа? Мой папа семь лет как умер - ответила Ольга, недоумевающе глядя на меня. Она знала, что я это знал.

- А тогда кто же тебе этот гражданин в халате? Отчим?

- Да нет, он мне вообще никто! Мне он никто, а вот мамка моя жить без него не может.

- Понятно, Олечка. Без него не может, а без тебя может - резюмировал я - А наш герой это понял и потому "пришел сюда навеки поселиться". И сейчас высказывает тебе претензии на твою жилплощадь, и его не смущает, что он тебе - никто, и не имеет абсолютно никаких прав тобой командовать. Н-да, Олечка! Квартирный вопрос очень испортил москвичей, Воланд был в этом абсолютно прав. А это ваше никто мне очень не нравится, потому что оно - дрянь.

Я сморщил губы и хотел сплюнуть, но вспомнил, что это не магазин, и урны рядом нет.

- Слушай, козляра, ты бы шел отсюда, по добру по здорову, дверь сам знаешь где, вот и мотай побыстрее, пока тебе лицо не помяли - обратился ко мне мужчина, почесывая широкую грудь под махровым халатом. Он явно чувствовал себя хозяином, а Ольгу и меня - незваными гостями. Я посмотрел на его волосатые руки, для убедительности сжатые в кулаки, и сказал:

- Ну вот, Олечка, все мне теперь понятно, каким образом ты оказалась четвертом отделении. Этот подлец, стоящий перед нами, избил твою мать и быстренько ушел, а твоя любящая мать, согласно задуманному плану, вызвала психбригаду и свалила все побои на тебя. Те приехали, проверили по шифру, увидели, что ты состоишь на учете в психдиспансере и неоднократно лежала в ПБ, и увезли тебя с собой. Ловко придумано. Жестоко, подло и расчетливо. А ты, Оля, пожалела мать и не стала ей портить медовый месяц. Так было дело?!

Ольга молчала, растеряно глядя мне в глаза. Я посмотрел в лицо Ольге, а затем на оторопевшего мужика. - Так и было!- сказал я скорее себе, чем Ольге или кому-то другому.

- Алеша! - Ольгин голос приобрел умоляющий оттенок - Вам вправду лучше поскорее уйти. Не надо Вам ввязываться в это дело. Я не думала, что все так скверно обернется. Но, как бы то ни было, это мои проблемы, и я их сама решу.

- Нет, Оля, поскольку я сюда пришел вместе с тобой, то это теперь уже и мои проблемы. Ты знаешь, Олечка, я драться не умею, но если эта гнида в халате будет тебе угрожать и сейчас отсюда не уйдет, то разбить его голову об стену у меня, надеюсь, сил хватит.

Гнида, не долго думая, размахнулась, и кулак скользнул по моему плечу, которое я успел подставить. Я кое-как сумел перехватить руку и крепко сжал ее за кисть.

- Колюня, не махайся на него, а вдруг он не с больницы, а то посадит еще! - предостерегающе сказала Ольгина мать, появившись на пороге кухни.

- Щенок еще, таких как я сажать! - прохрипел Колюня и размахнулся другой рукой, но его опередила Ольга.

Она стояла, не принимая участия в ссоре, но увидев движение руки Николая, мягко взвилась в воздух, и нога ее совершила резкое хлыстообразное движение, кончик ее стопы коснулся Колюниного паха и отдернулся назад. Мужик согнулся пополам, скрючился и сел на пол. Ольга быстро и мягко, по-кошачьи придвинулась к нему и коротким жестким движением врезала ему ребром ладони наотмашь сзади по шее. Колюня с хаканьем выпустил воздух, как при ударе топором, и упал лицом на пол, а Ольга, как ни в чем ни бывало, встала в прежней позе. Ольгина мать стояла на пороге кухни и тихонько плакала сухими глазами, судорожно уперев костяшки пальцев в щеки, всхлипывая и едва слышно подвывая.

Минут через пять Николай пришел в себя и начал медленно разворачиваться из скрюченного состояния, как разворачивается свернувшийся в минуту опасности еж. Удивительно, как быстро изменяет подлецам их наглость и апломб, когда они встречают неожиданное и серьезное сопротивление. На мужика жалко было смотреть, хотя мне, честно говоря, было его совсем не жалко.

- Так вот, Колюня, или как там тебя - наставительно сказал я. Я действительно из психбольницы, и я работаю там врачом. И хотя я пока не могу доказать в суде, что в действительности произошло в этой квартире в день Олиной госпитализации, но я использую все средства, чтобы испортить тебе жизнь в этой квартире и сделать ее невыносимой. Короче, Колюня, где дверь ты знаешь, вот и мотай отсюда со всей скоростью по месту прописки. А если ты, урод, заявишься сюда еще раз, то я лично порекомендую Олечке тебя убить или на всю жизнь искалечить - это как раз то, что ты заслужил. А она потом полечится у меня - не сильно долго - поправит здоровье, и я ее выпишу. А вот тебя, гнида, с кладбища уже не выпишут. Так что мотай поскорее, подонок!

Николай кое-как встал, поохивая, потирая шею, сгибаясь и хватаясь за отбитую промежность, а в промежутке между стонами вопил, обращая свои взгляды на кухню, где стояла с окаменевшим лицом Ольгина мать:

- Ну, Зинуля, все! Спасибо тебе, Зина! За все спасибо! За любовь, за ласку, Зин, за заботу! За доченьку твою особое спасибо! Ты думаешь, я себе бабу не найду? А ты еще придешь ко мне потом, еще придешь! На пузе приползешь и подолом полы мыть будешь! Только я теперь в гробу видал и тебя, и твои котлеты картофельные, и платье твое в горошек, и твою отрыжку, и твою квартиру, ебись вы все по нотам! Ищи вот теперь, кому по вечерам сиськи-то в руки пихать, когда перед теликом сидишь! Вполголоса бормоча угрозы, жалобы и ругательства, Николай оделся, собрал чемодан и ушел, выматерившись напоследок и демонстративно хлопнув дверью. Ольгина мать молча сидела на кухне, ни во что не вмешиваясь, положив локти на кухонный стол и подперев щеки руками. Лицо ее почернело, а глаза горели лютой ненавистью и неукротимой траурной злобой, но она продолжала молчать.

Я прошел по коридору, направляясь вслед за Ольгой в ее комнату, и вдруг увидел лежащий на полу красный прямоугольник, очертания которого мне показались очень знакомыми.

- Оля, это не ты паспорт потеряла в суматохе?- спросил я.

- Нет, Алеша, я свои документы уже давно дома не храню.

- Тогда чей это паспорт тут на полу валяется?

Ольгина мать неожиданно сорвалась с места как кошка и метнулась в коридор, но я уже и сам понял, кто потерял паспорт. Ольгина мать нырком нагнулась к полу и резко выбросила вперед руку, чтобы схватить документ, но я наступил на него ногой, чуть не отдавив ей пальцы, и сухо скомандовал:

- А ну, быстро сядьте на место! Женщина злобно посмотрела на меня, и я вдруг увидел, как ненависть на ее лице сменилась страхом, она отшатнулась, ушла на кухню и уселась на свою табуретку, не проронив ни слова. Видимо, что-то пугающее появилось в выражении моего лица.

Я сунул паспорт в карман и прошел в Олину комнату. Ольга сидела на сером полосатом диванчике в своей любимой позе, скрестив ноги перед собой и положив руки на бедра. Посмотрев на меня, она сказала:

- Алеша! Я вас таким никогда не видела! У вас на лице такое выражение, как будто вы хотите кого-то убить. Я вытащил из кармана паспорт и энергично потряс им в воздухе: