Примерно через неделю после нашего разговора с Лигачевым заседание Секретариата ЦК КПСС, посвященное развороту этой кампании, действительно состоялось. Горбачева не было, Егор Кузьмич вел секретариат. Он просто парил над столом, активно поддерживаемый членом Политбюро ЦК КПСС, председателем Комитета партийного контроля М. С. Соломенцевым.

Вопрос был поставлен широко, по-нашенски. Производство водки и всякого рода крепленых вин, получивших в народе название «бормотухи», уменьшить наполовину, а затем и совсем прекратить. Поддержать выпуск сухих вин. Высвобождающиеся на ликеро-водочных заводах мощности переориентировать на разлив соков и безалкогольных напитков. Лозу винных сортов на виноградниках Азербайджана, Грузии и Молдавии заменить лозой столовых сортов, что означало: выкорчевать и засадить заново сотни и сотни тысяч гектаров виноградников. Организовать Всесоюзное общество борьбы за трезвый образ жизни, рекомендовать его председателем академика Ю. А. Овчинникова и открыть ему финансирование. Дать соответствующие указания всем партийным организациям страны. Секретарям — под личную ответственность! И т. д. и т. п.

Попытки премьер-министра Н. И. Рыжкова огласить цифры грядущих экономических потерь, долю «пьяных» денег в бюджете, сказать, что компенсировать сокращение выпуска водки и крепленых вин безалкогольными напитками с точки зрения финансовой не удастся — дело, дескать, непростое, нескорое, да и вложения тут потребуются большие, — эти попытки Лигачев пресек небрежным взмахом руки:

— Николай Иванович, да трезвые люди тебе вдвое, втрое наработают. Садись!

Посадил главу правительства, кстати, тоже члена Политбюро, на место, как школьника, и обрушил на нас великолепную политическую трескотню: мы-де должны, «как и всегда делала наша партия», прежде всего, думать о здоровье людей, а уж потом обо всем прочем, в том числе и «о твоей, Николай Иванович, экономической целесообразности». Трезвый народ нам все наши расчеты в десять раз перекроет! И далее:

— Мы уже обсудили эту проблему с Михаилом Сергеевичем Горбачевым — он считает ее решение общепартийной, общенародной задачей. Речь ведь идет, товарищи, не только о нынешнем поколении. Речь идет о будущих гражданах нашей страны. Вон, прочитайте в «Известиях» — какова статистика на этот счет! Надо немедленно, безотлагательно и самым решительным образом объявлять пьянству и алкоголизму беспощадный бой! Надо утверждать повсеместно здоровый, трезвый образ жизни. Люди нам только спасибо скажут!

После полутора часов такого «глубокого» анализа и обсуждения проекта постановления ЦК КПСС он был принят. Вернее, его еще предстояло вынести на заседание Политбюро, но там его будут утверждать те же люди, что сидят сейчас за столом секретариата. Важнейшее для страны решение было проголосовано так, словно речь шла о чем-то элементарном. Его приняли, как принимали тысячи решений до и после: если Генеральный секретарь считает, что это важно, значит, так и есть. Сложности, трудности? Но нет же крепостей, которые не взяли бы большевики!

Сидя на этом заседании секретариата, я подумал о том, как же это решение напоминает о другом, казалось бы, совершенно несхожем решении: начать строительство Байкало-Амурской магистрали. Тогда оно тоже было продиктовано заботой… о молодежи, которой нужны новые рубежи, новые задачи и героические свершения. И в речь Л. И. Брежнева, которую он произносил, если мне не изменяет память, на церемонии вручения Золотой Звезды городу-герою Туле, был вписан абзац о необходимости пробить эту дорогу, сопровождающийся, естественно, выражением уверенности, что советская молодежь, Ленинский комсомол с этой великой стройкой справятся. Партия сказала: надо, комсомол ответил: есть! Не было также никаких серьезных расчетов, не обновились еще сделанные десятилетия назад проекты, не существовало никакой инфраструктуры, а десятки тысяч юношей и девушек, не имеющих никаких специальностей, с рюкзаком за спиной и гитарой в руках, в одежде, совершенно непригодной для жизни и работы в условиях Сибири и Севера, уже ехали на БАМ, чтобы, замерзая в палатках, построить магистраль, о которой страна теперь и не вспоминает, так как возить по ней нечего. Эта стройка, шедшая два десятилетия и только совсем недавно, когда удалось пробить Северо-Муйский тоннель, подошедшая к завершению, разоряла советскую казну. Но еще больше разорила ее кампания борьбы за трезвый образ жизни.

Боже мой, что началось! КПСС обладала огромным опытом борьбы за что угодно, но почему-то эта борьба часто превращалась в средневековую «охоту на ведьм». Стоило человеку выйти из гостей вечерком чуть-чуть навеселе — хватали, тащили, проверяли, позорили. Если это был член КПСС, он расставался с партийным билетом или, в лучшем случае, получал «строгача», строгий выговор. Если был при должности — слетал с должности, некоторые директора городских предприятий были сняты с занимаемых постов за «запах» — перегаром несло по утрам. В одной из областей, по-моему, в Курганской, жертвой «борьбы» стал даже секретарь райкома партии!

Отчеты о таких успешных охотах гнали в Центр порой фельдсвязью. Газеты получали упреки за то, что мало освещают крутые методы оздоровления трудящихся. С трибун звучали ссылки на народные, более всего женские, благодарности партии и правительству, зачитывались трогательные телеграммы типа: «муж вернулся в семью нормальным мужиком».

Среди чудес, созданных нашей партийно-советской системой, было чудо неизбежного явления людей, готовых перевыполнить, перекрыть любой почин, даже самый идиотский. Наверное, поэтому «враги народа» были найдены в таком несметном количестве — благодаря деятельности таких пере-пере. Явились ударники перевыполнения и в антиалкогольной кампании. Если в постановлении было записано: искоренить крепленые вина за два года — срок явно нереальный, — то они брали встречные обязательства — за год! Любовь к водке кое-где преодолевалась сразу — запретом ее продавать. Постановление пощадило шампанские и сухие вина, пиво, но самые ретивые виноборцы сочли это недоработкой ЦК и провозгласили в своих отдельно взятых населенных пунктах полный сухой закон.

Руководство партии, прежде всего Секретариат ЦК КПСС, как ее рабочий орган, бдительно следило за освещением кампании в прессе. Стоило мне опубликовать заметку «Брызги шампанского» о высоком качестве азербайджанских шампанских вин, как я был сурово осужден М. С. Соломенцевым, сообщившим мне, что именно с шампанского и начинается алкоголизм, а я подрываю важнейшее дело. Негативную информацию о том, что бурными темпами растет самогоноварение, что все шире распространяется токсикомания, давать в печать тоже было очень трудно: если ее и пропускала цензура, то Егор Кузьмич все замечал и упрекал за раздувание «временных издержек», которые-де если и имеют место, то только из-за пассивности милиции и недооценки «борьбы» со стороны местных партийных кадров. Одновременно нас, редакторов, просили направлять в ЦК КПСС все письма читателей, в которых выражаются поддержка кампании и благодарность за нее М. С. Горбачеву. Такие письма в почте на первых порах были нередкими, иногда в них содержались анекдоты, частушки, довольно скабрезные. Их оглашали на Секретариате и Политбюро — вот, мол, самые глубины народной жизни затронули и отзвук получили. Но постепенно таких писем становилось все меньше и меньше, и скоро их перестали писать даже настрадавшиеся от пьяных мужей женщины.

Между тем фронт борьбы все ширился и потери на нем все возрастали. Останавливались не только ликеро-водочные заводы, но и заводы, производящие сухие вина. Некуда стало сдавать виноград, тысячи тонн его гнили под солнцем южных республик. Может быть, где-то в Сибири или на Урале быстро раскупили бы виноград и винных сортов, да никто не позаботился о том, как его туда доставить. Виноградарские хозяйства остались без денег. Было принято решение выплатить им компенсацию за упущенную выгоду из и без того разрушенного союзного бюджета.

По коллективному письму своих избирателей я, тогда депутат Верховного Совета СССР от трех районов Азербайджана, полетел в республику. Объехал несколько винодельческих заводов. То, что там происходило, выглядело всеобщим сумасшествием. Огромные самосвалы с виноградных плантаций шли колоннами. Они сваливали виноград в бункеры-приемники и мчались под новую загрузку. Виноград давили высокопроизводительные прессы, полученный сок разливался в хорошо знакомые всем трехлитровые стеклянные баллоны, другой тары не было, упаковку, в которой мы покупаем соки сегодня, тогда еще даже не знали. Выжимки вывозили и сваливали на пустырях, недалеко от заводов. Пробовали добавлять их в корм скоту, но коровы от этого дурели, как куры деда Щукаря. Но самой главной бедой оказались баллоны с соком. Холодильники при таких заводах не предусматривались, на скорую руку собрали склады, напоминающие ангары, разместили там сотни тысяч этих стеклянных банок, укрыли от солнца. Не помогло. В южной жаре сок начинал быстро бродить, баллоны взрывались с грохотом, как бомбы, сотрясая склад. Все заводские дворы были усыпаны битым стеклом, из-под стен, из-под дверей складов растекалась мутно-розовая жидкость, от нее шел тошнотворный кислый запах. Люди плакали. Они еще помнили, как Л. И. Брежнев «лично» попросил республику Азербайджан увеличить, сколько можно, производство винограда и вин. Сами азербайджанцы вина не пьют, Коран, как известно, запрещает это, но они пошли навстречу брежневскому указанию и создали самый крупный в СССР виноградарский массив — более двух миллионов гектаров. Среди них были и плантации экспортных сортов, каждый год несколько железнодорожных составов подавалось под отгрузку только «Ркацители». Понятно, какого труда это стоило населению республики. А теперь что-то невозможное, непонятное происходило с результатами многолетних усилий.