Но и это было еще не все. Настоящая беда началась, когда на виноградники Молдавии, Грузии, Азербайджана да и Крыма обрушился топор. Никаких послаблений, никаких исключений! Сохранился ли сейчас в Крыму уникальный сорт «Черный доктор», плантация которого и составляла-то всего 44 гектара, не знаю. Но когда зашла речь о том, что и он должен быть уничтожен, не выдержав надругательства над делом своей жизни, покончил самоубийством крупнейший винодел Крыма…

Первых секретарей ЦК компартий союзных республик К. М. Багирова — Азербайджан, Д. И. Патиашвили — Грузия, С. К. Гроссу — Молдавия «вытаскивали» на Секретариат ЦК КПСС неоднократно. Правительства республик, как обычно, в расчет не принимались. Перед секретарями ставился один и тот же вопрос: «До каких пор винные сорта винограда будут преобладать у вас над столовыми?» Напрасно секретари пытались объяснить, что виноградная лоза — это не картошка, которую весной посадишь, а осенью урожай выкапывай, что лоза — растение капризное, чуткое, с ней надо работать десятилетиями, делать то-то и то-то. Все равно: до каких пор? Секретари придумали ход: выкорчевывать старую, винную, лозу и сажать новую, столовую, — дело страшно трудоемкое, нужны большие средства. (Замечу, что и такого количества саженцев столовых сортов в стране не было.) Средства? Ну, надо так надо. Николай Иванович, изыскивайте! Бедный Н. И. Рыжков стал говорить, что денег нет, но вновь не был принят во внимание — Е. К. Лигачев летел к победе над пьянством и алкоголизмом.

Спустя две-три недели, на очередном заседании секретариата ЦК КПСС было выделено, если я правильно записал, 170 миллионов рублей. Большая часть пошла Азербайджану, солидно получила Грузия, 30 миллионов досталось Молдавии. Да еще выговор С. К. Гроссу, даже строгий, за то, что первый молдавский секретарь в очередной раз начал ныть — какие, дескать, редкие сорта произрастают в его республике, как их еще Кантемир откуда-то привозил, какая это ценность. Ах, ценность? Вот тебе выговор — и все под корень! О деньгах тоже не сожалели. Чего там 170 миллионов, если уже по первому году борьбы за здоровой образ жизни потери от нее оценивались в 70–80 миллиардов рублей! Потери для авторитета М. С. Горбачева надо оценивать в таких же пропорциях.

Осенью 1985 года Михаил Сергеевич отправился в отпуск в Крым, на дачу № 1. Сопровождавший его помощник В. В. Шарапов сказал, что неплохо бы и мне поехать в Крым, что там надо будет писать какие-то бумаги и потребуется моя помощь. Я поехал, мы с Шараповым поселились в санатории «Нижняя Ореанда», от которого дача № 1 была буквально в двух шагах. Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной иногда вечером приходили даже погулять на территорию санатория, хотя предпочитали «царскую», или солнечную, тропу, известную всем, кто хоть раз отдыхал в Крыму. Мы с Виктором тогда были еще в приличной физической форме, каждый день в 6 часов утра устраивали длительные, по 8–12 километров, пробежки по этой тропе. Потом она нам надоела, и мы решили «сбегать» в Ялту — это по набережной тоже всего 14–15 километров в оба конца. Дождавшись воскресенья, когда Горбачев работал меньше, чем в будние дни, — он очень активно занимался делами и в отпуске, — мы надели шорты, натянули кроссовки и «ударили» пробегом по набережной.

Ялта была переполнена отдыхающими. Ни вино, ни водку, конечно, никому легально не продавали, кроме иностранцев. Они сидели на открытой веранде ресторана в центре города, столы были заставлены бутылками шампанского, туземцы ходили вокруг, скрипя зубами. Мы зашли в несколько магазинов — ни прохладительных напитков, ни соков, ни тем более вин. Пусто. Проверили установленные вдоль пляжей автоматы для продажи газированной воды и соков. Автоматы были заправлены, но ни одного стакана мы не нашли. О бумажных стаканчиках, как водится, никто не побеспокоился. На площадке возле одной батареи автоматов нас остановила группа отдыхающих, как потом мы выяснили, это были шахтеры из Воркуты. Обратив внимание на наш уже загорелый вид и, наверное, сочтя нас ялтинскими старожилами, они начали осторожно расспрашивать, где тут можно достать хоть какой-нибудь горилки. Мы сказали, что тоже ищем. Это сблизило нас, шахтеры перестали осторожничать и, поминая «бога, душу, мать», заговорили, что это полное издевательство, что жили же раньше нормально, пока не пришел этот… что гнуться и мерзнуть под землей целый год и не расслабиться хоть две-три недели — это вообще… Мы посочувствовали друг другу, потому что и в санатории, где люди рангом ниже союзного министра или первого секретаря ЦК республиканской компартии появлялись лишь в порядке исключения, тоже был сухой закон и любой, попавшийся на выпивке, мог запросто отправиться домой.

На обратном пути мы договорились, что Виктор доложит обо всем генсеку. Ну, обо всем, думаю, он не доложил из-за своей деликатности, которая для генерала КГБ всегда была удивительной, но общую картину передал. Горбачев поручил ему же срочно связаться с председателем Ялтинского горисполкома и передать распоряжение: сухими винами и шампанским торговать, автоматы посудой обеспечить, на набережных и пляжах организовывать торговлю с лотков прохладительными напитками. Уверен, что председатель был счастлив. В тот же вечер, как по мановению волшебной палочки, шампанское появилось и в буфетах «Нижней Ореанды».

Но каждому председателю исполкома ни генсек, ни его помощники распоряжений отдать не могли, постановление ЦК КПСС никто не отменял, кавалерийская атака на пьянство и алкоголизм продолжалась, принимая порой совершенно анекдотические формы.

Весной 1986 года, докладывая на Секретариате ЦК КПСС о подготовке очередного выпуска из военных академий и традиционного приема в честь выпускников в Кремле, один из заместителей министра обороны СССР, генерал армии, обратился к партийному руководству с просьбой разрешить на приеме налить будущим полковникам и генералам по бокалу сухого вина. Реакция была из тех, что «умри, поэт, — лучше не придумаешь»:

— Ты в какое положение нас ставишь? — как-то нервно похихикивая, спросил генерала Е. К. Лигачев, который вел заседание. — Мы разрешим тебе, а дальше что? Да тут у нас очередь будет за разрешениями налить!

В это время все стали смотреть на М. С. Соломенцева, лицо которого наливалось кровью. И по мере того как краснел Соломенцев, бледнел генерал.

— Развели, понимаешь ли, пьянство! — рявкнул Соломенцев. — Еще и разрешить вам?! Мы по-другому поступим: мы разберемся, как у вас там пьют!

— Вот видишь, — развел руками Лигачев. — Не можем мы тебе разрешить. И никому не разрешим! Либо мы занимаем позицию, либо мы не занимаем позиции. Тут ты, товарищ генерал, непонимание проявляешь. Садись!

Еще более впечатляющими были успехи антиалкогольной кампании в сфере международных отношений. Неуемный Егор Кузьмич не мог оставить без внимания дипломатические приемы, визиты, фуршеты и обеды. Исходя из вечного убеждения, что «Земля начинается с Кремля» и весь мир будет счастлив равняться на Москву, он обнародовал не знаю уж кем рожденную выдающуюся концепцию: все, кто к нам приезжает, должны уважать наши принципы. Дескать, мы же, когда едем с визитами, живем по законам принимающих стран. Ну и они пусть, когда пересекают наши границы, живут по нашим законам. Эта концепция несла в себе поистине «исторический» смысл, ибо подразумевала глав прибывающих в СССР официальных делегаций, визиты президентов, других высших руководителей, в те годы, первые годы перестройки, косяками летевших в Москву.

По иронии судьбы, первой жертвой этой концепции стал президент страны, лидирующей в мире по количеству потребления вина на душу населения, страны, где без вина за стол вообще не садятся (хотя, если перевести на абсолютный алкоголь, — куда им до нас!), француз Миттеран, прибывший в СССР с официальным визитом. М. С. Горбачев устраивал в его честь прием в Грановитой палате Кремля.

Стол был накрыт по обычному стандарту таких обедов, на которых мне часто приходилось бывать всю вторую половину 80-х годов: 5–6 наборов ножей и вилок по числу подаваемых блюд, 5 хрустальных «емкостей» — маленькая рюмка для водки, две рюмки побольше — для белого и красного вина, высокий тонкий бокал для шампанского, фужер для воды. Официанты в штатском разливали в рюмки вместо белого вина — виноградный сок, вместо красного — томатный. Идиотизм ситуации усиливался тем, что сок разливали из винных бутылок!