Последний шаг.

Мне показалось, что он всё-таки собирается перешагнуть решётку.

Сука!

Левый ботинок опустился на металлические прутья. Решётка едва заметно шевельнулась, но Антон ещё не понял опасности. Он продолжал свистеть. Даже громче, чем на улице. И оторвал от земли правую ногу, перенося весь свой восьмидесятикилограммовый вес на левую. Качнулся в руке белый, набитый продуктами и выпивкой полиэтиленовый пакет, и в следующий миг Антон провалился в яму.

Я видел, как, переворачиваясь, тяжёлая решётка ребром рубанула его по ногам. Как исказилось от боли и побелело его лицо.

Он даже не успел уцепиться руками. От удара грудью о край бетонной ямы он закрыл глаза. Лопнула в пакете бутылка.

Я вылетел из своего укрытия и саданул рукояткой пистолета ему по затылку. В последний момент, разглядев, что он и так потерял сознание, я придержал руку.

Антон начал сползать. Вцепившись в скользкую кожу куртки, я с трудом выволок его наверх. Мертвенная бледность лица и неестественный изгиб правой ноги мне не понравились.

Белый пакет остался лежать на дне ямы. Запахло коньяком.

Схватив Антона под мышки, я поволок его к лифту. Я заблаговременно вызвал кабину на первый этаж.

Лишь бы никто сейчас не ввалился в подъезд.

Когда мы оказались в тесной, провонявшей мочой кабинке, я перевёл дыхание. И тут же выругался. Решётка. Надо было поставить её на место. Незачем калечить посторонних людей. Впрочем, подъезд хорошо освещён, чёрная яма видна издалека. Вряд ли кто-то в неё свалится. Но её лучше закрыть.

Лифт остановился, и, когда открылись двери, я лицом к лицу столкнулся с женщиной. Лет сорока, с властными чертами лица и в чёрной, безумно дорогой шубе. В руке она держала ключи от машины.

Я опомнился первым. Выволакивая его за плечи из лифта, я криво улыбнулся и пояснил:

— Вот, приехали с Антоном, а он в подъезде в какую-то яму провалился. Там какая-то сволочь решётку убрала…

— Да? — холодно переспросила женщина, вертя ключи между пальцев так, словно это был нож.

— Да. Вы осторожней, если туда едете…

— Не беспокойтесь. — Она зашла в кабину, продолжая сверлить меня недоверчивым взглядом, так смотрят женщины, облечённые властью. При коммунистах она была каким-нибудь комсомольским функционером, а потом организовала собственное дело. Я чувствовал, что ей очень хочется проверить мои документы. Это было написано у неё на лице.

Я дал ей понять взглядом, что не надо соваться не в свои дела. Она поняла. Сразу вспомнила, на какой этаж ей надо, и нажала кнопку. Пусть теперь звонит в милицию. Ломать бронированную дверь они не будут. Позвонят пару раз и уедут. Не сидеть же под дверью до утра, если кому-то не нравится, какие гости ходят к соседу. Может, мы влюблённые гомики и не хотим, чтобы нас тревожили, потому ни при каких обстоятельствах дверь открывать не будем. Кто хочет, может залезть в яму на первом этаже и обследовать содержимое брошенного мешка. Там он найдёт полное подтверждение того, что Антон собирался весело провести время с другом. Весело и, может быть, нетрадиционно.

Вот только нога мне его не нравилась.

Усадив Антона у стены, я быстро обшарил его карманы. Странно, никакого оружия у него не было. Даже перочинного ножа. Только пухлый «лопатник», документы и ключи. Огромная связка. От «жигулей», от «мерседеса», от квартиры и ещё от чего-то.

Я быстро справился с замками и затащил его в коридор. Убедившись, что он ещё без сознания, оставил его лежать и обошёл квартиру. Никого. И ничего подозрительного. Обычная двухкомнатная квартира, чистая, не сказать чтобы богато обставленная. Только вот аппаратура действительно дорогая, и на кухне множество каких-то приспособлений, мне не ведомых.

Я перетащил Антона в комнату, бросил посреди ковра и связал его же собственным брючным ремнём. Хотел стянуть и щиколотки, но с ногой у него было плохо, и я ограничился тем, что стянул до колен его джинсы. По крайней мере, бегать ему будет затруднительно.

Он был в забытьи, хрипло дышал, и я занялся детальным осмотром квартиры.

Открыв крышку секретера, я обнаружил две пары наручников и тут же воспользовался ими. Одной парой заменил ремень на запястьях Антона, а другой приковал его к батарее. Мне показалось, что он начал приходить в себя и пытался незаметно открыть глаза. Я стукнул его пистолетом по голове, и он опять отключился.

Я повыбрасывал все из шкафов и ящиков, три тысячи долларов новенькими стодолларовыми купюрами, не чинясь, положил себе в карман. Я был уверен, что в ближайшем будущем деньги понадобятся мне гораздо больше, чем Антону.

Я залез под ванну, перерыл туалетный шкаф сверху донизу, прошёлся по кухне, но результат был нулевым. Антон не хранил тут никакого компромата. У меня создалось впечатление, что в квартире этой он не жил постоянно, а пользовался, когда надо было от кого-то спрятаться.

Я вернулся в комнату, сел в кресло и занялся изучением его бумажника. Кроме пачки денег, которые также перекочевали в мой карман, я нашёл кучу разнообразных бумажек и с интересом стал их рассматривать.

Записной книжки у него не было. Какие-то бумажные обрывки, густо исписанные номерами автомашин, телефонами и адресами. Я просмотрел их бегло и отложил в сторону… Множество визитных карточек людей, занимавших разнообразнейшие посты и должности, в том числе и значительные по городским меркам. Впечатление было такое, что Антон их коллекционировал: некоторым карточкам, судя по внешнему виду, было много лет. Дюжина адвокатов и юридических консультантов, директора фирм и банков, чиновники городской администрации. Я с интересом повертел в руках скромную, по сравнению с остальными, бежевую картонку с коричневым текстом на трех языках: «Кацман Леонид Борисович. Частное охранное предприятие „Оцепление". Генеральный директор» и длинным перечнем номеров телефонов и факсов. Включая сотовый телефон. Может, когда пригодится… К своему разочарованию, ничего касающегося Марголина я не нашёл… В кармашке бумажника лежало удостоверение Антона — то самое, которое он мне показывал при знакомстве. Я сравнил его со своим. Всё верно, различия бросаются в глаза. Разные подписи и печати, разный материал обложек. Нашлись несколько доверенностей на автомашины, в том числе и на тот «мерседес», и справка-счёт на «четвёрку». Он купил её сегодня в магазине. Интересно, зачем она ему понадобилась? Были водительские права и гражданский паспорт, справка из обменных пунктов о покупке и продаже валюты. Как и следовало ожидать, Антон оперировал довольно крупными суммами. В основном продавал. В кармане куртки валялся смятый договор купли-продажи квартиры, датированный позавчерашним числом. «Матвеева Анна Ивановна и Матвеев Алексей Павлович, именуемые в дальнейшем „Продавцы", с одной стороны… и Красильников Антон Владимирович, именуемый в дальнейшем „Покупатель", с другой… заключили настоящий договор о нижеследующем… отдельную четырехкомнатную квартиру по адресу: проспект Ударников, дом 31, корпус 4, квартира 12… Все расчёты между сторонами проведены до подписания настоящего договора вне стен юридической конторы… » Да, разошёлся друг Антон. На моём, наверное, горе приподнялся. Вот только воспользоваться всем этим он не успеет…

Антон пошевелился и застонал. Я посмотрел на него, выругался и прошёл в другую комнату. Там среди развороченных мной вещей на полу валялся диктофон. Компактный, последней модели, с кассетой внутри. Очень интересно было бы послушать, что Антон на него записывал, но тратить время на это сейчас я не мог, а чистых кассет в его вещах не заметил. Я включил запись, сунул диктофон под свитер, на живот, и вернулся в другую комнату.

Антон словно дожидался меня и, как только я появился, принялся громко стонать:

— Бля, нога… Я ногу сломал! Надо врача вызвать. А-а, как болит!

Я сел и закурил его «мальборо-лайт». Антон попытался приподняться и ударился затылком о батарею.

— Что ты смотришь? Вызови врача, я же не могу так!