– Кому это может быть выгодно? – раздумчиво повторил я, обходя толпу на остановке по растоптанному мокрому снегу. – Судя по объему конфиската, очень трудно представить, чтобы это была отдельная кустарная мастерская в подвале, где заочники ворожат на полставки. Разве что целая сеть таких мастерских. И никто про них ничего не знает?
– Вы нашли эту мастерскую?
– Ищем. Вообще, – я проводил взглядом гномский самоезжий механизм, тарахтящий по булыжной мостовой, – если бы я искал виноватых, и если бы Полынь была на дворе, я сказал бы, что более всех на этом деле выигрывают гномы.
– С чего это вдруг?
– А просто все остальные без магии пропадут. Магия – основа мира, всей нашей экономической и социальной системы. Обыватель пользует ее, не задумываясь: надо ли ему склеить разбитый горшок или вылечить насморк. Если скомпроментировать магию, если позволить хоть на минуту усомниться в ее действенности, мы ни за что не удержим в равновесии существующий порядок.
– А он того, вообще говоря, стоит, порядок?
Мы оба были «в системе». Невинных здесь нет.
– Представь себе Полынь, которая не закончится в полночь.
Черт, я даже не представлял, как это веско прозвучит.
– Эльфы без магии никто. Глянцевая обложка толстого журнала, в котором мы все. Они наверху. Они более всех заинтересованы, чтобы все оставалось как есть.
– Они все заинтересованы?
Я вздохнул.
– Трудно говорить, не зная подводных течений. Все Великие Дома находятся в каких-то отношениях друг с другом, и не всегда это отношения поддержки и добрососедства. Эльфы не контролируют бытовую магию. Никогда ею не занимались. Все их чары как будто бесполезные. Красивые, да. Они властители дум, верхушка пирамиды. Картинка. Смотри, – я придержал его за руку, и показал на пыхающую дымом железную гусеницу, в которую боязливо забирались пассажиры. – Возникла проблема с дракси, и что? Гномы немедленно предложили альтернативу.
– Хочешь сказать, они были готовы предложить альтернативу?
– Не знаю. Почему бы и нет?
– А при чем тут вообще драконы? – Рохля пнул камешек, и тот ускакал в лужу. – Драконы не зависят от бытовой магии и не покупают чар. Они сами себе магия. Ну и где те драконы? Или их профсоюз сегодня бастует?
Невольно я поглядел в небо. Мы как раз выходили на мост, висящий над рекой в сизой электрической пустоте. Я подумал о магии в его опорах и струнах, услышал пение металла и ветра, и невольно притормозил.
– Так что там у нас с гномами?
– А то, что гномы превосходно проживут без магии. Ну то есть, вероятно, это доставит им некие неудобства, но они запросто заменят ее всякой разной механикой. Они ж инженеры, и всегда развивали параллельные технологии. Между прочим, они враз станут тогда господствующей расой. Игра бы, наверное, стоила свеч, а гном выгоды не упустит. Мотив?
– Ну… мотив, – мост – самое подходящее место, чтобы говорить начистоту, все лишнее ветер унесет и развеет. – Мотив как будто есть, но что, кроме мотива? Кроме мотива нужно доказать способность совершить преступление, и причинно-следственную связь между действиями субъекта и наступившими последствиями…
– Есть способность. Ты в Полынь видел их норы? Там второй Город можно спрятать. И они все время роют, роют… Представь, сколько там можно разместить магов. Подполье во всех смыслах этого слова.
– Магов нельзя сажать вплотную. У них тогда происходит наведение поля.
– А если оно и произошло?
Рохля ухмыльнулся и напомнил мне про объем конфиската. Случайным наведением поля между двумя конкурирующими магами он не объяснялся статистически. Не верю. Ладно. Мое дело версии предлагать.
– Не то страшно, – сказал я, держась поближе к поручням, – что они не срабатывают, а то страшно, что срабатывают неправильно. Никто не знает – как. Если подобное произойдет на отдельно взятой кухне, это не беда, но представь себе масштабы, к примеру, металлургического производства. Потому правительство просто вынуждено объявить Город зоной свободной от магии, хотя бы до тех пор, пока ситуация не прояснится. Об этом пока не говорят, чтобы не будоражить население.
– Без магии? – Дерек покрутил головой, его рыжая косица расплелась от влаги. Единственное яркое пятно во всей убогой, размытой дождем акварельной серости. – Как это?
Я пожал плечами. Сам не знаю. Никогда не пробовал, и думать об этом, по правде говоря, страшно. А еще – тоскливо и одиноко, словно кто-то решил, что кончилась эпоха, и сейчас все станет иначе, а меня записал в щепки-обломки.
– Нет, я имею в виду: как они намерены реализовывать это технически? – не унимался мой напарник.
– Аа! Ну, объявление чрезвычайного положения, мораторий на любые магические действия, запрет продаж, конфискация складских запасов. Понимаешь, мы пока не смогли выяснить закономерность: мы не знаем, сработает ли заклинание, пока не применим его. Потому предполагается уничтожить все, что есть в данный момент на рынке, провести повторное лицензирование и выпускать в продажу только новый, заведомо проверенный продукт.
Он присвистнул.
– А кто всем этим рулит? Комитет по лицензированию?
– Ну а кто ж еще?
– Тогда это они зря, – решительно сказал он. – Ты хоть раз видел эльфа, покупающего заклятья?
– Они не покупают заклятий на лотках. У них свои домашние маги.
– А домашних магов эльфы выдадут? Где гарантия, что они подчинятся мораторию? Великие Дома никому не подконтрольны.
– Это все обсуждается на заседаниях Палаты Общин, – сказал я утомленно. – Не на кухонном уровне. Будь спокоен, представители многократно припомнили лордам их домашних магов. Они знают, что делают. Хотя вполне возможно, что делают они это за наш счет.
Еще несколько шагов мы сделали молча.
– Сами-то как будем функционировать без магии? У нас же все криминалистические лаборатории на заклинательной химии. Опять надеемся, что гномы придумают что-нибудь? И что это будет?
– Переделка и дележка. Революция. И очень может быть – Полынь, та самая, что не завершится в полночь. Теперь ты понял, почему тебя призвали? Общество мобилизует все силы.
– Что, все настолько плохо?
– Хуже, чем нам говорят.
– Хуже? Реннарт, – Дерек повернулся ко мне, – ты явно хочешь мне на что-то намекнуть, так будь любезен, скажи прямо. Я сейчас не в настроении ловить горстью ветер.
Ком встал у меня в горле, будто бы враждебная магия мешала мне говорить, но я-то знал, что магия тут ни при чем. Просто есть некий опыт прожитой жизни, а с ним – воспоминания, казалось бы, надежно похороненные. Откапывать их – все равно, что воскрешать к жизни старые проклятия.
– Это вполне может быть делом рук Отпирающих.
– Отпирающие? Кто они?
– Несистемные маги, упущенные в свое время. Молодежь, безумцы, анархисты. Существа с нестабильной магической способностью, не нашедшие себя ни в одной из общественных сфер, а потому видящие для себя приемлемый выход в том, чтобы исправить все одним согласованным ударом.
– Я по наивности полагал, будто все такие на учете.
– Я же говорю, что их магическая способность нестабильна и непредсказуема, и бывает иной раз несказанно велика. Она может взорваться пару раз за всю жизнь, но уж тогда рванет на славу – мало не покажется. Среди Отпирающих полно, например, студентов, исключенных из учебных заведений за бездарность. У Мардж, кстати, была именно такая способность, пока ты ее не вылечил. Отпирающие время от времени демонстрируют свои возможности посредством какой-либо впечатляющей акции, и тогда наш брат полицейский трясется в оцеплении, умоляя вышние силы – те, что держат в руках нашу судьбу! – пронести поверху все спецэффекты, которыми эти сопляки тешат свое самолюбие и доказывают свое превосходство.
Я пожилой сентиментальный тролль, мне завтра на пенсию. Мои симпатии очевидны. Мне не нужны идеалисты во власти, они мною пожертвуют. Я для них – старый мир.