Ораст знал это точно, ведь восемь дней подряд он следил из окна своей темницы, расположенной на самом верху Черной Башни храма, за приготовлениями палачей. Восемь дней он смотрел, как привозят во двор повозки с деревом, как распиливают подмастерья стволы на аккуратные гладкие чурбачки, как укладывают их вокруг помоста… Как каждый день на рассвете и закате обходят место казни жрецы, воскуряя благовония и вознося хвалы Солнцеликому… Как растет с каждым днем, набирая силу, деревянное чудовище, алчущее плоти и огня… Восемь дней! Восемь бесконечных, таких коротких дней! И это тоже было частью его казни.

Ораст помнил их отчетливо. Каждый из них. Каждый час, каждую секунду. Он помнил их все.

Он не пытался молиться новым богам, – если что и подарили ему науки тьмы, в которых он так силился преуспеть и за которые готов был пойти на смерть, так только беспощадное сознание одиночества и беспомощности, довлеющие над каждым смертным с рождения. И равнодушие небожителей, какие бы жертвы ни приносились, какие бы хвалы не возносились у их алтарей.

Не Митра осудил жреца на костер. И никакой другой бог не мог спасти его. Ораст даже не чувствовал отчаяния…

И поздно ночью, за несколько часов до рассвета того дня, что должен был стать для него последним, когда заскрежетал внезапно ключ в замке и вошли двое, пряча лица в тени капюшонов… Он не почувствовал ни интереса, ни надежды.

Ораст до сих пор не знал, что подтолкнуло Амальрика с Тараском спасти его. Ощущали ли они ответственность вершителей судеб за юного глупца, которого Судьба заманила на путь запретных знаний? Имели ли на него какие-то виды? Строили ли далеко идущие планы, рассчитывали поживиться запретными знаниями Скрижали? Ораст не задавал этих вопросов ни им, ни себе.

Из всех своих злоключений он вынес лишь одно: неистовую, необоримую, почти сверхъестественную жажду могущества. Силы алкала душа его – Силы, пред которой расступились бы моря, склонились горы, опустился небосвод. Силы не божественной – человеческой, но такой, превыше которой не было бы ничего. Он знал, что надежды почти нет – не хватит и жизни, чтобы обрести хотя бы пылинку того могущества, которым обладали легендарные маги древности – Ксальтотун из Ахерона, Азона-Расди из Лемурии, Шеоршаа из Туле.

О, если бы воскресить кого-нибудь из тех Посвященных, вернуть из холодных глубин небытия их кристальный, холодный рассудок, отрешенностью своей и беспощадностью напоминающий разум рептилий! За то, чтобы удалось прикоснуться ко всем тем тайнам бытия, что были скрыты за сводами их получеловеческих черепов, можно без сожаления отдать половину жизни, ибо оставшимся годам могли бы позавидовать даже небожители в своих небесных чертогах. Но это все мечты! Еще никому никогда не удалось обмануть Смерть и вытащить душу с Серых Равнин… Колдовские талисманы всего мира, вместе взятые, не обладали и сотой частицей той воистину ужасающей энергии, которая требовалась, чтобы поставить лицом к лицу материю живую и мертвую.

В начале ли пути, в конце его или в середине – он чувствовал это – его неминуемо ждет гибель. Однако путь был. И каждый шаг на нем представлял собой вызов. И каждый успех сулил наслаждение. Первый, возможно, ожидал его сегодня… Ораст поднялся, не в силах больше усидеть на месте. До заката оставалось не меньше получаса. Лучше уж он подождет на поляне…

Жрец вышел из комнаты. Ему вспомнилось, как днем он встретил Релату в коридоре у кухни. Глупость, мальчишество – опасно было так рисковать, когда кто угодно мог заметить их там… и все же он улыбнулся, и вновь ощутил томительный огонь в чреслах.

Как она была хороша… Одурманенная, испуганная, – такой она будет и сегодня, когда придет в его объятия. Как он насладится ею!..

Но, пожалуй, не сразу. Нет, не сразу. Она мучала его так долго! Проходила мимо, высокомерно вздернув подбородок, даже не ответив на поклон. Если он оказывался слишком близко, отстранялась брезгливо, точно от змеи… Нет, он возьмет ее не сразу!.. Он заставит ее мучаться. Унижаться. Она еще поползает у его ног, орошая пол слезами. Она…

Но высокомерная усмешка вдруг сползла с лица Ораста. Навстречу ему по лестнице, перемахивая через ступеньку, бежал Винсент – сын барона Тиберия. Лицо его было неестественно бледным, волосы растрепаны. Завидев Ораста, он протянул к нему руки.

– А, вы здесь! Хвала Митре! – Жрец не успел опомниться, как юноша ухватил его за руки, потащил за собою вниз. – Я как раз за вами… Ну, пойдемте! Быстрее! Что вы застыли, как неживой?!

Ораст попытался было воспротивиться, но маленький холодный паучок страха зашевелился в его душе. Что произошло? Может быть, кто-то прознал о тех святотатствах, которые он ежечасно творит в своей комнатушке? А этого щенка послали заманить его вниз, полагая, что гордый немедиец постесняется выказать такому молокососу хоть тень тревоги? А во дворе его уже ждут молчаливые стражники, которых послали его связать и отвезти в местный монастырь, где митрианские дознаватели уже калят железо? Хорош он будет, если позволит заманить себя в ловушку сейчас, когда он уже почти стоит на пороге будущего могущества! Здесь не удел барона Торского, и расчетливый дуйен вряд ли сможет чем-то ему помочь. Да и захочет ли он это делать еще раз? Жрец крепко вцепился рукой в перила.

– Подождите! Отпустите меня, мне больно в конце концов… – Он нетерпеливо дернул рукой, в которую впились железные пальцы Винсента.

Тот и не подумал ослабить хватку.

– Да пойдемте же скорее, Нергал вас забери! – Он не стал дожидаться, пока жрец на что-то решится, и поволок упирающегося Ораста по коридору, через пустынный зал к выходу. Они очутились во дворе, и лишь тут будущий владыка мира, слепо щурясь на закатное солнце, силившийся разглядеть грозных стражников, наконец понял, что двор пуст. Значит, не то… Его пока еще не тащат на плаху. Но что тогда могло понадобиться этому оглашенному юнцу? За все время пребывания в доме Тиберия он и словом не перемолвился с угрюмым жрецом. Раз так, попробуем показать зубы, а то эти аквилонские ничтожества что-то совсем подрастеряли свое хваленое гостеприимство.

– А ну, стой! – В голосе жреца зазвенел металл. Никто в доме Тиберия не ожидал от него подобного, и молодчик застыл в изумлении. – Куда ты меня тащишь, юнец? Объясни толком, что стряслось!

Тот резко разжал пальцы и отшатнулся.

– Да, да! – На лице юноши отразилось искреннее смущение. – Я прошу простить меня, господин… Нагрянувшая беда застила мне ум и, возможно, я повел себя недостойно по отношению к гостю – вы правы, что гневаетесь на меня. Но умоляю вас, поспешите! Отца ударила копытом лошадь. Он там, в конюшне… А наш лекарь, как назло, в отъезде! Прошу вас, сударь, не откажите в помощи…

Ораст сделал несколько шагов и замер вновь.

– Но почему я?

Глаза парня были полны слезной мольбы и надежды.

– Но вы же были раньше жрецом! А все знают, что служители Митры искусные врачеватели.

Это была правда. И они давали обет помогать страждущим в любое время, в любом месте, где только понадобится их помощь. И если в замке нет лекаря…

Однако Ораст больше не был жрецом. И принесенные клятвы были для него не более чем пустой звук. И он заметил, как мелькнуло на галерее, опоясывающей двор, белое платье Релаты, спешащей к воротам замка…

– Послушай, любезный… – Порыв злости бесследно улетучился, и последние слова он произнес обычным для себя смиренным тоном. – Я бы охотно помог твоему отцу, но беда в том, что я сложил с себя все обеты и не имею права врачевать. Обратись в ближайший храм, и твою просьбу не оставят без внимания.

Где-то он уже говорил нечто похожее… И кто-то вот так стоял перед ним и просил о помощи. Но где? Может быть, ему это приснилось? Да, но он отчетливо помнит, тогда случилось нечто очень скверное. Именно потому, что он выручил кого-то из беды. Воистину, правы жрецы тайного культа Аримана, которые не устают долбить своим ученикам: не стоит помогать страждущим, ибо добро, которое ты посеял, взрастет злом, и его черные всходы отравят твою пищу и воду. Кажется, так они говорят? Или все это он придумал сам? Неважно. Теперь все неважно, кроме леса и выжженного кусочка земли, на котором скоро будут переминаться в нетерпении две маленькие девичьи ножки.