— А зачем? — не понял Рыбкин

— Гляди, я тебе сказал, — повысил голос Растопченко. — Мы с тобой что, даром тут хлеб едим? Работать должны. Мало ли что… Коли не хочешь, чтобы тебя в огородники на задний двор сослали, показать себя нужно. Хоть как-то. Полезность свою доказать.

— А-а…

— Вот тебе и а-а… Все вы в милиции лопухи. Вот, гляди, все разошлись, а испанец все ходит и ходит по двору. А чего ходит? И князя вон каким взглядом проводил. Недобрым. А с чего бы это?

— Да как с чего, ревнует просто, — уверенно заключил Рыбкин — Он же давно с княгиней был, как Никита рассказывал, а тут, здрасьте, приехали в Московию.

— Простофиля ты, — еще раз одернул его Витя. — Если ревнует — не наше дело. Но разобраться надо. Может, он еще чего надумал. А вдруг покушение организует? У князя охрана-то вроде тебя, такие же оболтусы. Ни пароля у них, ни информации никакой, что за люди там на лодке — знать не знает никто, и даже в ус не дуют. А они не откуда-нибудь, из Италии приплыли. Иностранцы у нас с сотворения мира всегда напакостить норовят, нутро у них такое. Желание подгадить в крови, по наследству передается.

— Не надо нам лезть, — засомневался Рыбкин, — разгневаем княгиню. А она единственная наша заступница. Худо нам будет. Князь княгиню очень любит. Убьет за нее, если обидим.

— А мы княгиню не тронем, — пообещал Витя, — мы ее людишек пощупаем. Она сама-то, наверняка, не все про них знает. А мы узнаем. И если что — князю доложим. Тогда за место свое можно уже не бояться будет, говно выгребать не сошлют.

— Ну, если так… — кисло согласился Рыбкин.

— Ладно, не ной, пошли в дом, — Витя хлопнул приунывшего сержанта по плечу. — Делай, что я говорю, и полный порядок будет.

Сообразив, что ухнулся он в дебри веков окончательно и бесповоротно, и к своей обычной жизни ему уже никогда не вернуться, Растопченко, отоспавшись, да отъевшись немного на княжеских харчах, слегка успокоился, осмотрелся и решил, что раз так вышло, надо бы поудобнее устроиться в новой обстановке. Используя старый опыт работы в органах, путь для этого Витя видел только один и весьма привычный — выслужиться. А для этого проще всего кого-нибудь заложить. Выслужиться необходимо перед начальством — это был, конечно, князь Белозерский, он тут самый главный. А вот кого заложить?

Людишек вокруг много, весьма разномастных, ближайшее окружение трогать опасно — можно нарваться на неприятности. Какие там у них отношения — сразу не разберешь. Настучишь на доверенного человека — тебе же хвоста и накрутят. А вот кто подальше, меньше на княжеских глазах, тех и подставить можно. Князь, он ведь и в Африке князь. Он, как и все начальники, мыслит крупно, глобально, в мелочах копаться не станет, если правильно материальчик поднести — рубанет и готово. Старания Растопченко запомнит — тогда и положение укрепится, и доверия больше.

Только вот кого? Надо бы кого послабее, бабу какую найти, не княгиню, конечно — тут уж Вите не тягаться, тут, наоборот, прогнуться не грех. Надо выбрать какую-нибудь попроще, которую князь меньше знает. С бабой-то безопаснее выдвинуться. Она пока на эмоциях, а дело-то быстро сделается, коли правильно преподнести. Только вот незадача — все женщины тут по домам сидят, да с детьми заняты, больше ничем. На улицу не выходят вовсе. А дворня — так ее, опять же, князь куда лучше, чем его знает. Им скорее поверит.

Еще можно за иностранцев взяться, с ними привычнее. Огрех какой заметить, поступки подозрительные, да и донести. Даже если оправдаются — это уже неважно будет. Главное — старание показать.

Лучше всего, конечно, сделать князю настоящую услугу. Да такую, чтоб помнил. Жизнь спасти или деньги. Тогда все — будущее обеспечено. Но такая удача в руки идет редко, тут действительно постараться нужно. А потому нужно не лениться на мелочи внимания обращать. Мелкие «прогибы» тоже хороши. Например, по охране Витя подготовил свои соображения, ждал только удобного случая. Но князь Растопченко мало примечал, вообще в упор не видел. А с шестерками, вроде Ухтомского, как решил Витя, распространяться особенно не стоит.

«Подождем, — думал про себя бывший майор советской госбезопасности, поднимаясь по лестнице в княжеский дом, — подождем. Терпение и труд, как говорится, все перетрут. Главное помалкивать пока и впросак не вляпаться. И наблюдать, смотреть по сторонам, все примечать.

Глядишь, и найдется что-то интересное, на что другие внимания не обращают. С начальством главное — на глаза по хорошему поводу попасться. А там проще будет. Там совет дать, тут к незнакомцу первым подойти, как бы собой князя закрывая. Просто беседу интересную завести. Глядишь, и дослужусь до генералов здешних. Какие мои годы?»

— Весело рассказывал, Виктор. Забаву большую затеял. — Рыбкин поотстал, а Растопченко прямиком на пороге дома столкнулся с княгиней.

Вообще, княгиню Витя побаивался. Даже больше, чем князя. Было в ней что-то непонятное. Он толком сообразить не мог что именно, но подсознательно ощущал, не находя пока разумного объяснения. Пугала она его какой-то таившейся в ней неизвестностью, да и чувствовал он себя в ее присутствии плохо — квелым становился, вялым, будто вся энергия из тела утекала. Аж ноги порой подкашивались.

И еще эта тварь мерзкая, которая постоянно по ней ползала. Тоже еще украшение — людей пугать! Вот и сейчас из-за плеча княгини показалась жуткая треугольная голова змеи, и раздвоенный язычок замелькал в воздухе.

Витя в ужасе отступил на шаг назад. «Черт подери! Говорят, она даже спит с этой гадиной в изголовье. И как князь такое терпит…»

— Интересно рассказывал, — повторила княгиня. — Только почему не поведал, — она коварно улыбнулась, — что царь ваш Феликс Эдмундович давно умер, еще до того как ты родился?

Витя остолбенел — ей-то откуда знать?!

— Не бойся, — видя, как побледнел Растопченко, успокоила княгиня, — я никому не скажу. Но впредь будь осторожнее. Не все люди глупцы, помни об этом.

И не произнеся более ни слова, прошла в сад.

Хвост змеи оплетал ее распушенные волосы как серебряная лента, блестящая на солнце.

— Ты чего стоишь-то тут? — подбежал наконец Рыбкин.

— Да, ничего! Тебе-то что? — прикрикнул на него Витя, срывая зло. — Где ты шляешься?

— Я по нужде… — оправдывался Рыбкин. — А что она тебе сказала?

— Сказала, что ты давно в кустах сидишь, как бы кто не укусил за голый зад, сечешь?

— Да я… Простите, товарищ майор…

— Помалкивай, — строго оборвал его Витя. — Не все глупцы — помни об этом. Пошли.

Растопченко снова оглянулся вслед княгине.

«Не бойся, никому не скажу»… Майор хорошо знал, что означают подобные фразы в его работе. Чаще всего именно с них начинается вербовка…

В столовой под руководством дворецкого Василия уже накрывали столы алыми подскатертниками с золотошвейной бахромой, а сверху стелили алтабасовые скатерти.

В прежние времена, по русской традиции, столы покрывали скромными полотняными кусками, а дорогие скатерти доставали только по праздникам. Но княгиня Вассиана не любила, чтобы добро пропадало в сундуках, и приказала даже в будни стелить нарядные скатерти и подавать дорогую посуду.

— Как поохотились? — спросил Алексей Никиту, когда они поднялись в княжеские покои.

— Да, зря проносились, — ответил тот, усаживаясь за широкий деревянный стол и наливая себе в круглую кружку с крышкой медвяного кваса из кувшина, — устали мы с Гарсиа, да и только. Лошадей зря умучали. Пара зайцев да лисица — невелика добыча. А ты как съездил? Как батюшка Геласий? Здоров?

— Здоров. Благословение тебе передавал. И Григорьюшке тоже. Князь Воротынский, говорит, сослан к нам на Белое озеро. В Москве Голицыны и Трубецкие, используя момент, гнут против нас, хотят настроить государя. Андрюшка наш царю прошение подал об отчуждении в его пользу Белозерских земель, включая монастырские…

— Монастырские?! — Никита чуть не поперхнулся. — А брюхо-то у него не лопнет?! Государь Кириллову обитель почитает, не может он монастырь обидеть.