Мужчину в розовой рубашке звали Висванатан, для краткости, но без фамильярности — Висва. Он оказался нашим официальным гидом, которому известны наше расписание, гостиницы, где заказаны номера, и тот набор обязательной информации, с которой должен быть ознакомлен гость страны. Он же повезет нас, куда мы пожелаем. За нами оставалось право отпускать его, когда мы предпочтем передвигаться сами для более тесного контакта с местными реалиями и населением.

Этим правом мы немедленно воспользовались, едва он привез нас в превосходную гостиницу «Свисс Гарден». Договорились, что Висва приедет в половине восьмого и покажет вечерний Куала-Лумпур. До этого мы хотели побродить по городу сами, набраться первых впечатлений, обычно самых ярких и стойких.

Когда, помывшись и переодевшись в неофициальные, но более удобные для тропиков одежды, мы вышли на широкую улицу Джалан Пуду, где в банном воздухе неслись машины, а по крытым переходам-мостикам шли люди самых разных цветов кожи, эту тяжелую усталость как рукой сняло: сердца наши стремились к Востоку, и Восток был перед нами.

Мы пошли по Джалан Пуду, свернули на Джалан Тун Перак, оттуда на Джалан Петалинг и за следующим поворотом поняли, что «джалан» значит «улица». По Петалингу мы добрались до квартала двухэтажных домов с металлическими балкончиками и жалюзи. От домов, правда, остались только фасады: шла реконструкция, при которой полностью обновлялась начинка здания. Даже если здание наращивало этажи, улица сохраняла свой традиционный облик на уровне видимости пешехода.

Мы остановили наш выбор на очень народной, но не слишком дешевой столовой — под навесом на улице, где ели руками малайцы. Нам шлепнули из котла риса, остальное набирали сами. В непонятном разнообразии преобладала рыба и прочие морепродукты, а также понятная курятина. Вывески настойчиво рекомендовали «лакса пинанг». Лакса оказалась поджаренными макаронами. Отдельно готовили карри из рыбьих голов, но к наслаждению им мы еще не были готовы.

Широкие джаланы перемежались кривоватыми и узкими, за двухэтажными домами виднелись дома очень высокие и очень современные. А потом — опять двухэтажные, но не подвергнутые лечению. На дверях красовались золоченые иероглифы. Мы оказались в Китайском городе, и среди прохожих уже преобладали китайцы: светлая кожа, приличный английский и деловитая любезность, с которой они отвечали на наши вопросы.

В ряду домов легкая решетка отделяла от улицы храм клана Чен. Может быть, это был и не храм, а что-то вроде общественного центра клана, а также место почитания предков. Их фотографии покрывали стены: Чены в халатах, Чены в твидовых пиджаках и галстуках, Чены в тяжелых очках. Ченов, скончавшихся до широкого распространения фотографии, увековечивали аккуратные овальные таблички с их почтенными именами. Каменные плиты двора, куда выходит сам храм без передней стены, были чисто подметены. В боковой галерее беседовали за чаем пожилые мужчины, тоже Чены. Любезным взмахом руки они позволили нам пройти и продолжили свою беседу, не обращая внимания на наши передвижения.

Мы лишь однажды нарушили их покой, осведомившись, можно ли фотографировать. Тем же благосклонным жестом Чены предоставили нам полную свободу действий. Статуй богов для храма было маловато. Скорее всего, это были даже не боги, а изображения Учителя Куна, известного в Европе как Конфуций. Чены простились с нами все тем же любезным взмахом.

Мы сворачивали в переулки, пока вновь не оказались на шумном джалане, и исподволь начали расспрашивать прохожих о том, как вернуться назад. Кажется, мы забрались очень далеко от гостиницы и, не торопясь, пошли домой в весьма приятном расположении духа: самые первые шаги по стране подтвердили наши надежды на ее разнообразие и экзотичность.

Лишь некое обстоятельство слегка смущало — среди всего разнообразия не хватало одной детали, тесно связанной в нашем восприятии с городами Юго-Восточной Азии: мы ждали от китайского квартала сутолоки и торговцев лапшой на каждом свободном квадратном метре.

Как выяснилось, неразмышляющие ноги привели нас совершенно правильно: вечером приехал Висва и немедленно отвез нас в тот же самый Китай-город. Судя по всему, это и был настоящий — теперь кипящий — центр города. Мостовые, уставленные лотками и стендами с товаром, тротуары, по которым невозможно пройти из-за столиков и передвижных плит. Да ходить по тротуарам и не нужно. Нужно пробираться между торговым людом, рассматривая товары, прицениваясь, а может, даже и покупая. А если вы устали от ходьбы и пестроты товара, сделайте шаг влево или вправо, и вы окажетесь за столиком. Можно и просто попить чаю.

Пища, кстати, оказалась не столь уж разнообразной: лапша с чем угодно, птица, пельмени. Зато названия ее свидетельствуют о древней культуре производителей. И о их бурной фантазии. «Пять ароматов», «Осенние листья», «Башня Великой стены» — а все та же лапша в бульоне. Или вот: «Лапша строителей счастья». Что это лапша с курятиной, свининой и креветками или — как бы намекая на свершения китайского народа на исторической родине — просто вермишель, сбрызнутая соевым соусом?

Висва на правах хозяина и старожила пригласил нас перекусить, метким глазом выделив из моря лапшевен самую достойную. Только, посоветовал он, всегда следите, как моют посуду. Тут некоторые просто ставят ведро с водой и в нем одном моют после всех клиентов. Вообще-то, у нас за гигиеной очень следят, но осторожность не помешает. Ищите ведро — если оно есть, идите в другое место.

Так мы и делали впредь, хотя, забегая вперед, можем подтвердить, что повсюду было чисто, иной раз — просто стерильно. В тропиках иначе, наверное, и нельзя.

Висва с интересом наблюдал, удастся ли нам пользоваться палочками. Похвалил наше умение.

— Кстати, мистер Висва, а что это за «карри из рыбьих голов»?

— Самое малайское. Малайцы любят голову с мясистой частью и глазами. Если привыкнете, вам очень понравится. Некоторым европейцам не нравится.

Прямо за столом Висва начал угощать нас городом, на первый вечер, однако, держась в официально принятых рамках.

— Тут в основном китайцы, — говорил он. — Здешние китайцы — лояльные граждане. Они обычно в бизнесе, юристы, доктора. На государственной службе их мало: там, знаете ли, мало платят.

— А вон, — он показал на мужчину в длинной клетчатой юбке, — этот индонезиец с Суматры, минангкабау.

Приезжают сюда на заработки. Выловить их не трудно: хватай за юбку и высылай...

— А чего за юбку хватать, мистер Висванатан? — не понял я.

— А они тут незаконно, но за малые деньги работают, это выгодно, так что их вроде бы и нет в стране. Эти минангкабау никогда не разводятся: раньше у них было правило — при разводе все имущество жене и детей тоже. Так что они привыкли жениться один раз на всю жизнь. Теперь очень гордятся своей верностью.

Он повел нас в храм богини Кали, и по тому, как быстро сложил ладони, мы поняли, что он индиец, а по тому, как уверенно заговорил с привратником, — что индиец южный, тамил.

— В этом квартале раньше жили индийцы, потому храм и остался. Осторожно, джентльмены, по полу рассыпан рис, тут свадьба идет.

Ходить по рису босиком оказалось больновато: на рис не поскупились, свадьба была богатая. В приделе полуголый брахман с раскрашенным лбом умело одевал статую Ганеши, слоноголового бога, ловко вынимая ткани из полиэтиленовых пакетов.

Все смешалось в этот первый, сумбурный, но многообещающий день: малайцы, китайцы, индийцы. Верные минангкабау в клетчатых саронгах. Небоскребы, двухэтажные домики. Слияние рек.

Вечером в гостинице, соображая на какой бок воистину четырехспальной кровати ложиться, я бродил по комнате и открыл ящики письменного стола. В одном лежала Библия, как положено в англоговорящей стране. К днищу другого была наглухо прикреплена пластмассовая стрелка с надписью «Кыбла». Она указывала направление на Каабу в Мекке, куда должен обращаться лицом во время молитвы каждый верующий.

Все-таки мы прибыли в страну по преимуществу мусульманскую.