Равшид вспомнил времена, когда он и Маша с присущей юным невинностью купались голышом на пустынных пляжах. В те дни, сообразил Рашид, Маша почти ничем не отличалась от мальчишки: такая же высокая, как он, немного неуклюжая и угловатая, она бегала, прыгала, плавала едва ли хуже Рашида и лучше многих мальчишек их возраста. Но в ее лице уже проглядывала несомненная красота, в ее улыбке светилась девичья гордость.

Голенькие, они плавали, бегали по песку у кромки воды, плескали соленой водой в смеющиеся лица друг друга. Он помнил Машу с головой, облепленной короткими черными волосами, широко растянутыми губами и сильно зажмуренными глазами, неистово визжащую и колотящую руками по закручивающейся водоворотом вокруг ее талии волны.

Они совершенно не стеснялись своей наготы, соприкосновения своих обнаженных тел. Ими безраздельно владело ощущение удивительной свободы; морская вода и бриз освежали их кожу; с восторгом носились они по линии прибоя и с наслаждением валялись на горячем песке.

Даже сейчас Рашид как бы вновь ощущал чувственное удовольствие от прикосновения нагретого солнцем песка к своей озябшей коже.

Потом наступило то лето.

Лето, подумал Рашид, когда многолетние беззаботные, невинные отношения сменились внезапным, взрывным постижением друг друга. Он вспомнил странное мгновение, когда они впервые посмотрели друг на друга уже не детскими глазами.

Они находились в своей любимой уединенной бухточке за городом, на полумесяце белого песчаного пляжа; они долго добирались сюда по крутой и извилистой тропинке в скалах. Всю прошедшую зиму они часто общались, но тут, на пляже, оказались впервые с прошлой осени.

Был теплый, ясный день. Небо - словно бледное отражение спокойного моря. Ни облаков, ни ветра. Пляж спокойный и тихий, если не считать шороха прибоя. В предвкушении шока от погружения в холодную воду они раздевались, болтая и смеясь, как всегда. Но чувствовалось уже нечто новое.

Хохоча, пересекли они буруны и поплыли. Маша первой выбралась из воды и побежала по песку к скалам. Рашид неспешно последовал за ней. Она повернулась к нему лицом, когда он приблизился и остановился в нескольких шагах от нее.

Стекавшая ручейками с ее спутанных волос на лицо и шею вода сверкала на ее коже. Он смотрел на розовое от солнца юное тело Маши, на ее тонкую талию, на маленькие торчавшие соски ее небольших грудей. Она тоже пристально смотрела на него.

С похожим на шок ощущением Рашид понял, что никогда по-настоящему не видел ее. Вроде та же девочка, но уже не совсем та. Яркое солнце омывало ее влажную кожу. На поднимавшейся и опадавшей в ритме дыхания груди плясали солнечные зайчики. Впервые Рашид подумал о Маше так, как не думал о ней никогда раньше, и почувствовал внезапное смущение и странное волнение. Ему стало не по себе - а ведь раньше он никогда не чувствовал себя неловко рядом с ней. Он смотрел на нее и думал о ее и своей собственной наготе.

Долго они простояли так. Потом Рашид приблизился к Маше и обнял ее. Глаза ее оставались широко открытыми, когда он поцеловал ее. И раньше они целовались - торопливо, нервно. Но этот поцелуй был по-настоящему первым, тем, который каждый из них запомнит как первый.

Руки Маши обвились вокруг шеи Рашида, но - заметил он - она не прижалась к нему всем телом. Он еще крепче обхватил ее спину и притянул к себе.

Она высвободила свои губы и прошептала:

- Не надо, Рашид. Пойдем окунемся еще. Но он продолжал крепко обнимать ее. Она неуклюже опустилась на песок. Ее тело сохраняло прохладу моря, а его спину обжигало солнце. Он чувствовал восхитительную мягкость ее бедер под собой, ее зовущую плоть под своей. Его сердце билось так, что вот-вот - казалось ему - должно было сотрясти все его тело. Ему не хотелось бы, чтобы Маша почувствовала, как громко и учащенно бьется его сердце. И ему почему-то стало стыдно.

Ее приоткрытые губы были совершенно сухими, настолько, что он разглядел на них мелкие морщинки. Его рука прикоснулась к ее боку, легла на ее юную грудь.

- Рашид, я боюсь.., боюсь.

- Не бойся, Маша. Все хорошо. Все в порядке, Маша. Он тоже боялся. У него пересохло в горле, и голос его дрожал. Ему самому он показался высоким и тонким. Рашид слышал, как набегавшие волны разбиваются о мокрый песок и шуршат, отбегая назад. Эти звуки смешивались с шумом крови в его жилах, с биением его сердца, словно море захлестывало его и прокатывалось сквозь него.

- О, Рашид, я люблю тебя. Я очень люблю тебя, Рашид.

- Я люблю тебя, Маша. Я всегда буду любить тебя... Рашид вздохнул, вспоминая, как стремительно превратилась Маша из смеющегося сорванца в незнакомку, в отличное от него создание, в женщину, которую можно было полюбить со всей страстью неуклюжего подростка.

Она была первой. И хотя с тех пор у него были другие женщины с податливыми телами, с жадными, зовущими губами, Маша Балыгова оставалась для Рашида первой...

- Так как? - Голос Акпера вырвал его из прошлого. Рашид заморгал, взглянул на друга, потом так поспешно налил пиво в свой стакан, что пена перелилась через край и растеклась по полированной поверхности стойки.

- Отстань, Акпер, - пробурчал он. - Я уже большой мальчик. Все это случилось семь с лишним лет назад.

Бармен промокнул пролитое пиво и тщательно протер стойку белоснежным полотенцем.

- Так где твоя умница? - спросил Рашид.

- Щас будет. - Ухмыляющийся Акпер соскользнул с табурета.

Рашид проследил глазами, как Акпер прошел в противоположный конец стойки, где она загибалась к стене, и заговорил с сидевшей там женщиной. Рашиду не удалось рассмотреть ее, но он услышал, как она вдруг рассмеялась в ответ на слова Акпера. Чудесный радостный смех от души веселящегося человека. Рашид попытался вообразить себе, как она выглядит, но безуспешно. Все равно люди не бывают такими, какими их себе представляешь.

В следующее мгновение они оказались рядом, и Рашид обнаружил, что встает и говорит:

- Как поживаете, гражданка Духина? Акпер предостерег меня, что вы умны, но не предупредил, как вы хороши. Это был хоть и неуклюжий, но явный комплимент.

- Вы, видно, взволнованы, - откликнулась она. - И вынуждаете меня перейти к обороне. Меня зовут Нюня.

- Чудесно, я буду называть вас Нюня, а то видите ли, Духина, слишком официально... - Рашид замолк на середине предложения и проглотил слюну. - Я хотел сказать... - попытался он поправиться и снова замолчал.

Она расхохоталась:

- Не смущайтесь. На самом деле у меня нет никаких любовников. И все же зовите меня Нюня, господин Гатыгов.

- Рашид.

- Послушай, дружок с остекленевшими глазами, - вмешался Акпер, - я позволил себе пригласить Нюню отобедать с нами. Она настаивает на омаре.

- На шейках омара, - поправила его девушка. - Лангет мне нравится больше, но платите вы, а шейки омара стоят шесть долларов.

Пытаясь загладить свою неловкость, Рашид нерешительно вставил:

- И вы будете иметь все ш.., всех омаров, каких только пожелаете. - Б..., что случилось с его языком?

Он смотрел на Нюню. Удивительно приятно было смотреть на нее. Она выглядела восхитительно. На ней был черный костюм из ткани, похожей на тафту. Жакет был застегнут на одну пуговицу - как раз между высокими грудями, - он свободно ниспадал по бокам и сзади заканчивался своеобразным "хвостом". Вероятно, многие мужчины начинали заикаться, увидев ее, попытался успокоить себя Рашид.

Она все еще смеялась над ним, скорее забавляясь, чем злорадствуя, потом весело потребовала:

- Ну пошли же. В баре-то нас не накормят. Они заняли столик в быстро заполнявшемся ресторане и сделали заказ. Нюня беззаботно щебетала, пока они поглощали суп и салат.

- Как вы полагаете, позволительно женщине выпивать одной в баре? - внезапно спросила она Рашида.

- Ну, нет, - забормотал он. - Я хочу сказать: да. Разумеется. Мужчины же выпивают.

- Вот как? Никакого двойного стандарта?

- Я полагаю.., нет. Вообще-то я не думал об этом.