А вот имя другой он произнес несколько раз. И на губах он почувствовал вкус пепла и меда, а потом ему показалось, что началось бесконечное мягкое падение, как это бывает в невесомости… «Виллис…», прошептал он и неожиданно понял, что проснулся и сидит, свесив ноги с койки. (А в самом деле, почему ее звали Виллис? Кто-то сказал ему, что на каком-то славянском языке, давно забытом, так звали русалок, которые плакали и смеялись в ветвях ив…)[1].
Сквозь окно его камеры было видно небо, бледно-фиолетовое небо, и две последние луны, уже совсем бледные. Рассвет был близок. Айрту почему-то показалось, что этой ночью ничего такого не было, что Ингмар Кэррол не появлялся в его камере, что все это ему тоже приснилось. Это было вполне правдоподобно, к тому же, с какой стати ему было приходить?.. Однако, в воздухе по-прежнему чувствовался сладковатый запах схрауи.
«Что ж, — решил узник, когда понял, что это был не сон, — сейчас он уже должен быть в Парапсе; и каша заварится! (Парапс было уменьшительным названием, которое в народе дали этому необыкновенному заведению — Центру Мутаций Парапсихологического колледжа.) Если бы это чертово окно не было в действительности перископическим экраном, я смог бы предпринять что-нибудь. Надо же, я уже заранее погребен на сотне метров под землей. К тому же воображение у меня совсем не работает, и в голове пусто, как в трюме ограбленного корабля. — Он закрыл глаза. — Я знаю, что со мной: они не пришли в суд на мой процесс… Талестра была так несчастна и попросила Валерана увезти ее куда-нибудь. Но ведь и Виллис не пришла, и Валерана не было…»
Вдруг он вспомнил последние фразы, которыми они обменялись с Кэрролом, их недосказанные подозрения, и руки у него похолодели, а на висках выступил пот. Он напрягся изо всех сил, пытаясь связаться со «своей группой», но с самого начала заключения ему давали массу всяких успокаивающих средств — «для его же пользы», как они говорили — и теперь он не мог воспользоваться своими способностями слышать и передвигаться за границами реальной действительности… Он догадывался о причинах такого обращения с ним: кто-то раскрыл тюремщикам, что он обладал способностями мутанта.
Но был ли он на самом деле мутантом? Всякий раз, когда он доходил в мыслях до этого вопроса, его охватывало странное чувство стыда. У всех членов группы обнаруживались какие-нибудь сверхъестественные способности: Талестра была бесподобной ясновидицей, она прогуливалась по всем четырем измерениям, как по своему дому; Анг'Ри, например, несколько месяцев назад заметил, что на небольшом расстоянии может заставить кого угодно говорить все, что угодно; Морозов знал почти все на свете и телепортировался с довольно большой точностью. А Виллис… О-о, Виллис могла залечить любые раны…
Ну, а сам он?
«Я могу сделать очень многое, но в очень небольшой степени, и ничего не могу в одиночку. Мне случалось побеждать Ночных, но мне помогали. Я умею погружаться в подпространство, но только с помощью других. А сейчас я совсем один. Почему же я так фатально одинок?..»
Вдруг до него дошло: даже стены тюрьмы источали угрозу… Он знал, что в эту старую тюрьму заключали самых опасных преступников с чужих планет: парапсихопатов из созвездия Скорпиона, газообразные субстанции из созвездия Змеи, всех телекинетиков, телепатов, левитантов. Никакие психические излучения не могли проникнуть сквозь стены подземной тюрьмы…
Все особые свойства группы были бесполезны перед этим препятствием! Айрт различил скрежет бронзовой двери в глубине коридора, затем тяжелые шаги; это были тюремщики. Он выпрямился и снова почувствовал на руках немного ослабшие магнитные наручники. Шаги приближались. Это за ним?.. Нет… Еще слишком рано, луны еще светили. Приоткрылся глазок на двери камеры. В застоявшемся воздухе глухо забулькали чьи-то голоса, словно пузыри со дна затянутого ряской болота. Один из голосов пробормотал:
— Ну что, старика прикончили?
— Да, вместе с его геликоптером. Его даже собрали потом по кусочкам, — ответил кто-то резким и хриплым голосом. — А сбили его прямо над Парапсом…
И эхо повторило: «Сбили… сбили…»
— Во всяком случае, он больше не будет надоедать нам, даже если его и в самом деле склеят из этих самых кусочков, — вставил третий голос, показавшийся Айрту невыразимо гнусным. — Но только не этим утром…
«Да это же Ночные», — неожиданно догадался он. Истина была слишком простой, но явной и жестокой: он различал характерный акцент, усмешки, привычные выражения. Да, именно так они и разговаривали на борту своих кораблей, превращенных в настоящие блуждающие преисподние, на взбесившихся планетах, на завоеванной Земле. Большинство из них были телепатами, и он напряг свой мозг.
— Что, геликоптер попал в ловушку? — спросил первый голос.
— А уж это, старина, ты спроси у своего командира группы.
— Итак, мы начинаем?
— Да. Сады Парапса уже горят. Со двора виден огонь.
— И в городе кое-где слышны взрывы…
— И резервуары заминированы!
— И башня Центра?
— Да, это было бы неплохо. Все может быть.
— Что ж, операция МРАК началась!
— Во всяком случае, этой ночью пощады не будет.
— А сколько их?
— Трое. Один с Сириуса, какая-то обезьяна и землянин.
— …И пощады не будет.
Они рассмеялись и удалились, стуча кованными башмаками. В конце коридора хлопнула другая дверь. Итак, Ингмар Кэррол заплатил своей жизнью за вмешательство в эти события. Айрт приказал себе больше не думать о могущественном старике. Надо было попытаться заглянуть в будущее — именно для того, чтобы помешать ему сделать это, они и затеяли весь этот разговор перед его дверью, и он тотчас узнал обычную тактику Ночных: любой ценой подорвать его веру в свои силы, сбить его с толку. Помешать ему думать о башне, в которой собиралась его группа… Ведь страх смерти должен был ослабить особые свойства. Однако, он постарался встряхнуться: «Ну-ну, точно ничего еще не известно. Они нарочно говорили все это. Они хотят, чтобы я сломался, стал типичным смертником, ползал у них в ногах, плакал и умолял: „Минутку, господин палач! Я невиновен, я…“ Нет, этого они от меня не дождутся…»
Неожиданно он почувствовал какую-то слабую волну, очень слабую… мысленный призыв, идущий из самой тюрьмы… Ну да, они забыли закрыть глазок!
— Они придут за нами через четверть часа, — передала волна. — Вы ведь командир Айрт, да?
— А ты?
— Я Джелт, вы меня знаете, тот самый Джелт, которого Виллис когда-то вылечила, самый маленький и самый слабый из «кузнечиков». Но дело в том, что сейчас я и Джелт… и не Джелт… В общем, сами увидите. Я был на процессе, вы знаете, когда они вас приговорили — это она, Виллис, послала меня, сама она не могла прийти. Все сгруппировались, чтобы помочь вам…
— Я знаю, — пробормотал Айрт, и горячая волна благодарности захлестнула его.
— Я так хотел последовать за вами, так хотел! И вдруг я оказался в огромном дикаре, которого вели сюда. Этот дикарь тоже осужден.
— Не везет нам, малыш Джелт! — Айрту даже удалось выдавить из себя улыбку. — Но скажи-ка, а если тебе попытаться перебраться в моего соседа? А еще лучше… в охранника?!
— Я уже пытался изо всех сил. Но я не могу, командир. Я не знаю, как мне это удалось в первый раз. Может, было какое-то ключевое слово или жест? А сами вы не знаете?
— Нет…
Айрт подумал: именно это и было проклятием новой материи, несчастьем первых космических мутантов: их необыкновенные свойства проявлялись неожиданно, и далеко не всегда удавалось управлять ими…
— Послушай, Джелт, — сказал он, — попробуй думать о каком-то определенном предмете, я тоже буду думать о нем. Давай думать о Башне. Может быть, наша волна дойдет до нее.
— Но они говорили, что стены мешают…
— Ну и пусть. Все равно, давай попробуем.
Последовала пауза, в течение которой Айрт Рег сконцентрировался на изображении белой башни, сверкающей сверхъестественным блеском среди голубых и пурпурных садов Сигмы. Центр Мутаций. Убежище. Пристанище…
1
Собственно, в западнославянской мифологии — вилы. Виллисами их называет французская романтическая традиция.