Блок и блоковский Петербург весь остался в первой части.
По ту сторону ада мы…
Тот, кто побывал "по ту сторону ада", уже не станет создавать ничего романтического. Все романтическое будет казаться ему фальшивым и ложным. Ходульным. Отдав должное романтике в первой части «Поэмы», Ахматова переворачивает «орла» «Поэмы» ("Девятьсот тринадцатый год") другою стороною — «Решкой», и, прогнав бесноватую от себя, выходит своей «Поэмой» в настоящий XX век, в войны, лагеря и тюрьмы.
И проходят десятилетья
Пытки, ссылки и казни… Петь я
В этом ужасе не могу.
Но недаром герой "Поэмы без героя" — Поэт. Он корчится от мук, он стонет, но
Не обманут притворные стоны,
Ты железные пишешь законы…
Стоны Поэта непритворны, они подлинны, но все дело в том, что, побывав в преисподней 37-го и блокады, он "несет по цветущему вереску, / По пустыням свое торжество"…
2
"Решка" кончилась. Первая часть уничтожена ею:
Все, что сказано в Первой Части
О любви, измене и страсти,
Обратилось сегодня в прах…
Все свершилось, чему 13-й год был кануном, о чем отдаленный предсказывал гул.
Гибель где-то здесь, очевидно,
Но беспечна, пряна, бесстыдна
Маскарадная болтовня…
— говорилось в "Девятьсот тринадцатом годе". «Решка» повернула «Поэму» (романтическую первую часть) на 180 градусов и привела к Гибели. «Эпилог» это уже после гибели. Все злые предчувствия совершились:
Нас несчастие не минует,
И кукушка не закукует
В опаленных наших лесах…
Город в развалинах.
Поэту-автору остается только "рыдать на воле над безмолвием братских могил".
В чем же тогда неизбежное торжество поэта?
В «Решке» Ахматова расправилась с поэмой романтической. Но ведь не с поэмой и не с поэзией вообще. Вот что отвечает ей столетняя чаровница, уже не роняя кружевной платочек и не маня брюлловским плечом:
Я не та английская дама
И совсем не Клара Газуль,
Вовсе нет у меня родословной…
Поэма, о создании которой пишет в «Решке» Ахматова, не имеет литературной родословной, она нова, но она поэзия и Поэма.
Вовсе нет у меня родословной,
Кроме солнечной и баснословной,
И привел меня сам Июль.
……………………………………..
Мы с тобою еще попируем,
И я царским моим поцелуем
Злую полночь твою награжу.
И — наградила. Чем же? Да тем, что Ахматовой дано было описать и это, совершить подвиг, испытать участь Поэта:
Торжествами гражданской смерти
Я по горло сыта — поверьте…
46-й год, ждановщина; и случайная негибель в лагере:
Мой двойник на допрос идет…
……………………………………
И я слышу даже оттуда…
……………………………..
За тебя я заплатила
Чистоганом…
А раз заплатила — значит, и награждена победой.
В чем же победа Поэта? Об этом сказано в «Эпилоге» — в бессмертии при жизни, в бессмертии после смерти.
В отсутствие
Разлучение наше мнимо:
Я с тобою неразлучима,
Тень моя на стенах твоих,
Отраженье мое в каналах…
и после возврата
И на старом Волковом Поле,
Где могу я рыдать на воле
Над безмолвием братских могил.
Как сказано было о Поэте в первой части:
А несет по цветущему вереску,
По пустыням свое торжество.
Поэт — герой "Поэмы без героя" — несет свое торжество, свою неразлучимость, неотъемлемость от родной земли и от своего города28. Уж не мало ли тешились над ним современные Ликурги, Хаммураби, Солоны — а в душах человеческих остались и останутся не их имена — сколько бы они ни присваивали свои имена улицам, городам и целым краям, — а имя поэта.
Ты железные пишешь законы…
Жданов, Сталин, Молотов, Ежов, Берия поучиться должны у Ахматовой законодательствовать в сердцах человеческих — при жизни и посмертно.
3
Родство Ахматовой с Блоком глубже, чем можно себе представить, глубже, чем оно установлено Максимовым, Жирмунским и другими29. 1) Я не сомневаюсь, что она была влюблена в него (см. стихи "О тебе вспоминаю я редко…" и "Покорно мне воображенье…"). 2) Блоковских образов, интонаций, ритмов в поэзии Ахматовой больше, чем сосчитано, много больше30. При ее знаменитой нелюбви к «Возмездию» — она любила «Пролог» к «Возмездию», а в «Прологе» Блоком изображен тот же Герой, что и в ее «Поэме». Герой «Пролога» — Поэт, существо странного нрава, побеждающее вопреки всему. В «Прологе» он и поэт, и автор открыто (у Ахматовой они как бы разделены). И вот где главная связь «Поэмы» Ахматовой с «Возмездием»: "Существо… странного нрава" совпадает с героем «Пролога» — Поэтом.
Но песня — песней всё пребудет.
В толпе всё кто-нибудь поет.
Вот голову его на блюде
Царю плясунья подает;
Там — он на эшафоте черном
Слагает голову свою;
Здесь — именем клеймят позорным
Его стихи… И я пою,
Но не за вами суд последний,
Не вам замкнуть мои уста!
Пусть церковь темная пуста,
Пусть пастырь спит; я до обедни
Пройду росистую межу,
Ключ ржавый поверну в затворе
И в алом от зари притворе
Свою обедню отслужу.
…………………………………
Позволь хоть малую страницу
Из книги жизни повернуть.
Он повернул ее, но не в «Возмездии», а в «Двенадцати», где от поэмы XIX века, от «Онегина» и от "английской дамы" не осталось и следа.
4
А как поворачивается страница из книги жизни в "Поэме без героя"? Как обращается герой с пространством и временем?
— Никто, никогда, нигде такой поэмы не написал, — утверждала Ахматова31.
"Поэма без героя" — кроме всего прочего, чем она может быть обозначена — историей, возмездием, историческим изображением двух канунов 14-го года и 41-го года — «Поэма», как уже было сказано кем-то, кто писал о ней, есть поэма совести32. В одном из гениальных творений Ахматовой сказано о совести так:
Но для нее не существует время,
И для нее пространства в мире нет33.
И в том же творении 36-го года лирическая героиня с легкостью переносится из 36-го года в который-то из десятых, и из Ленинграда в Царское (или Павловск).
В другом стихотворении:
И время прочь, и пространство прочь,
Я все разглядела сквозь белую ночь…34
К "Поэме без героя" мог быть взят этот эпиграф:
И время прочь, и пространство прочь.
Новизна "Поэмы без героя", которая нова во всех отношениях, в частности в том, что, спустившись в подвалы и погреба памяти и совести, Ахматова обрела полную способность одолевать пространство и время. Одолевать, преодолевать и, главное, расправляться с ними по собственной воле. Изредка она поступает "как все": "Лирическое отступление" или "Через площадку" в первой части. Но во второй и третьей части «Триптиха» Ахматова уже совсем не нуждается в «отступлениях» — она легко ведет свою обремененную совестью память сквозь пространство и время. Впрочем, это случалось с ней уже и в первой части.
Вы ошиблись: Венеция дожей
Это рядом…
— говорит она, когда к ней врываются "новогодние сорванцы". В каком же смысле Венеция дожей оказывается рядом с Фонтанкой в Ленинграде? Правда, в одном из стихотворений она сравнивала Петербург с Венецией.
И пришел в наш град угрюмый
В предвечерний тихий час.
О Венеции подумал
И о Лондоне зараз35.
О Венеции — потому что в Петербурге много каналов… Но в «Поэме» не потому она говорит:
…Венеция дожей
Это рядом…
что Петербург напоминает ей Венецию. А потому же, почему в «Эпилоге» сказано:
Это где-то там — у Тобрука,
Это где-то здесь — за углом.
Ленинград ничуть не похож на Тобрук. Но это ахматовская расправа с пространством (Ленинград и Африка) и с временем — война у Тобрука сегодня, а за углом Фонтанки начнется завтра; маскарады бывали во времена "Венеции дожей" — а к ней ворвались накануне войны 41-го года, напомнив ей канун 14-го года.