— Ох! Но как же получилось, что ранканские боги так сильны.., в Санктуарии? Ганс пожал плечами.

— Быть может, так вышло потому, что некоторые люди тайно хотели, чтобы стало именно так. И кроме того, ведь с Вашанкой все-таки случились кое-какие неприятности, верно? — Ганс улыбнулся. Он был союзником богов и убил бога заносчивой империи Рэнке — так, как мог бы убить смертного. Однако сам Ганс ничего не помнил об этом — потому что так он сам пожелал. — В ту ночь Всевидящий Всеотец явил свою силу!

Затем Ганс задумчиво добавил:

— Нам лучше поскорее узнать кое-какие важные вещи. И кроме того, Мигни, нам следует быть осторожными в этом странном городе, где правят чужие боги. Не стоит брякать вслух первое, что придет в голову. К примеру, «фу-у!».

— Да, ты прав, тут действительно все такое странное!

Как и говорил Кулна, Верблюжий Путь привел юных путешественников прямо на базар. Улица заканчивалась базаром — или же становилась им. Быть может, когда-то Верблюжий Путь соединял Врата с улицей Караванщиков, а базар просто возник сам собой на пути следования караванов через Фираку и продолжал постоянно расползаться. Сам рынок был куда обширнее, чем базар в Санктуарии, но тем не менее очень на него похож. Огромная площадь была заполнена множеством людей, которые продавали и покупали самые разнообразные вещи, выкрикивали что-то и толкались. Толпа бурлила, пестрела множеством красок — пестрые одеяния, цветные стены павильонов, полосатые навесы торговых палаток. Над площадью витали запахи кожи, конского и людского пота, духов, корицы, чеснока, масла и свежей сдобы. Горячие пирожки и булочки шли нарасхват.

Ганс и Мигнариал почти целый час пробирались через базар, чтобы выйти на противоположную, дальнюю от Врат сторону. По пути они глазели по сторонам и непрестанно отмахивались от сыпавшихся со всех сторон предложений купить то и это и еще вот это… По пути они заметили нескольких стражников, а также чьих-то телохранителей, однако это их вовсе не встревожило: в конце концов, Шедоуспан был домушником, а не вульгарным карманником или мазуриком, который ворует вещи с прилавков. Наконец путешественники сообразили, что, должно быть, в город недавно прибыл какой-то караван. Несколько подростков убирали с мостовой свежий навоз.

— Именно туда нам не советовали ходить, — сказал Ганс, глядя на торговцев кожей и другими изделиями, разложивших свой товар прямо на мостовой по другую сторону улицы. — Там находятся ужасный Западный Конец и лабиринт, именуемый.., э-э… Красным Рядом. — Ганс постарался, чтобы его голос звучал как можно более пугающе и слегка дрожал. — Как ты думаешь, там есть таверна «Распутный Единорог»?

— В мире наверняка может быть только один «Распутный Единорог» и только один «Кабак Хитреца». Но могу побиться об заклад, что здесь тоже имеются подобные притоны, которые ты так любишь! Только я не собираюсь их искать.

«Зато я собираюсь», — подумал Ганс и повернул назад.

— Давай поищем, где продают кошельки. Держись поближе ко мне, хорошо?

Они купили два кошелька, уплатив за оба один медяк, и спрятали их под одеждой. Затем, отойдя подальше от палатки первого торговца кожаными изделиями, Ганс и Мигнариал приобрели еще два кошелька, на сей раз из более толстой кожи. Втайне от посторонних глаз путешественники переложили в эти кошельки пару медных монет и один из тех серебряных империалов, которые Ганс назвал «возвращающимися». Эти кошельки они оставили на виду.

Ганс еще немного побродил по рынку, осторожно ведя расспросы. Он говорил людям, что некто предложил ему серебряную ранканскую монету, империал, и следует ли принять ее? Хорошая ли это монета? Ценится ли она так же, как фиракийские монеты?

Трое встречных мужчин сразу же ответили «да», заверив Ганса, что империал здесь ценится в шестьдесят фиракских медных монет — или в одну здешнюю серебряную и десять медных. Одна женщина воскликнула: «Рэнке!» — и сплюнула на землю. Две женщины и еще один мужчина сошлись на том, что империал ценится в шестьдесят два медяка, и показали Гансу, где можно найти менялу. Поскольку меняла сообщил, что за империал дает один серебряный огник и девять искорок, Ганс сделал вывод, что ранканские монеты на самом деле стоят огник-двенадцать, то есть одну фиракийскую серебряную монету и двенадцать искорок. Ганса немало порадовало новое знание относительно ценности местных и ранканских монет.

— Мне кажется, тот парень считал, что его монета стоит шестьдесят две искорки, — сказал Ганс. — И он хотел получить за нее медяки, а не серебро.

— Ну да, он вполне мог так думать, однако я сижу за этим столом для того, чтобы зарабатывать себе на хлеб, — отозвался меняла. Судя по его виду, хлеба он ел немало — ему пришлось бы изрядно попыхтеть, чтобы влезть в зеленую тунику из вьюка Синайхала. — Но, конечно, если он хочет взять медяками, то я могу увеличить цену до шестидесяти монет.

— Допустим, у него есть два империала, и он хочет получить за них два раза по шестьдесят и еще три сверху?

Меняла посмотрел на Ганса со странным выражением — он явно только что осознал, что беседует с обладателем двух ранканских сребреников, и это немало удивило его.

— Ваш выговор.., надеюсь, вы с вашей женой не прибыли сюда прямиком из Рэнке? Ганс покачал головой.

— Нет-нет, мы приехали из Мрсевады. Но, понимаете, мы только что продали лошадь, и…

— Продали лошадь за сто двадцать искорок? О, во имя Пламени, Что Горит Вечно! Почему вы не пришли ко мне раньше? Это была бесчестная сделка. Мошенник надул вас.

— Вы занимаетесь еще и лошадьми?

Меняла улыбнулся и в знак подтверждения мигнул.

— О мой друг из Мрсевады, я занимаюсь всем чем угодно. Почти всем. Сейчас хороший жеребец с крепкими зубами, в расцвете сил и выносливый.., так вот, приведите мне такого коня, и мы сможем поторговаться — дам ли я вам за него семь огников или же восемь.

— На самом деле, — произнес Ганс, желая узнать еще кое-что, — это был онагр.

— А, ну тогда ясно. Хотя все зависит от того, сколько лет животному и в каком оно состоянии. Я бы мог дать вам за него двести пятьдесят искорок, то есть пять огников. О Пламя! И почему вы не пришли ко мне раньше!

«Так-так, — заметил про себя Ганс. — Хороший конь, вероятно, будет стоить двенадцать серебряных, а за Тупицу можно будет взять семь или даже восемь. Я рад, что приехал сюда!»

— Вы знаете, я спрятал монеты в ножнах под туникой. Не пугайтесь, когда я достану их.

Глаза Менялы забегали по сторонам, а одна рука как бы случайно соскользнула с прилавка. Ганс был уверен, что Меняла только что высмотрел в толпе ближайшего стражника и положил ладонь на рукоять оружия, спрятанного под столиком. Ганс успокаивающим жестом поднял руку и улыбнулся.

— Я выну нож медленно, — сказал он. — Видите? И к тому же левой рукой.

Мигнариал отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Когда она вновь повернулась лицом к прилавку, успокоившийся меняла осторожно вытягивал нож из ножен, протянутых ему Гансом. Затем Ганс под пристальным взглядом менялы перевернул ножны и постучал ими о свою ладонь. Выпавшие из ножен два империала он протянул меняле.

— Я прошу за них сто двадцать три медяка, — произнес Ганс.

Меняла пристально посмотрел на серебряные кружочки и перевел взгляд на Ганса.

— Разрешите? — Меняла внимательно изучил сперва одну монету, потом другую, а затем вновь устремил глаза на Ганса. — Полагаю, мы договорились, так что я сейчас отсчитаю вам ровно сто двадцать две фиракийские медные монеты. — Вынув из-под прилавка металлический ящик, меняла со звоном поставил его на стол. — Прошу прощения, но мрсеваданских денег у меня нет.

Однако Ганс еще не закончил дело. Оглядевшись по сторонам, он улыбнулся.

— Отличный условный знак. Вы грохнули ящиком о прилавок, и теперь вон тот верзила с мечом следит за нами, словно кот за мышиной норой.

— У вас острое зрение и не менее острый ум. Меня зовут Тетрас. Теперь давайте посчитаем вместе — вы не дадите мне ошибиться.