– Кто вам все это рассказал? – воскликнул раджа взволнованным голосом. – Где же сын того, о ком вы говорили? Я бы был очень рад увидеть его и не только возвратил бы ему имущество его отца, но еще сделал бы самым близким к себе сановником.

В этот самый момент к радже подбежал офицер и, после обычных приветствий, доложил ему, что часовые задержали одного посланца из города, пытавшегося проведать об их отряде.

Раджа приказал немедленно ввести этого человека к нему.

– Какие у тебя известия? Говори тотчас! – воскликнул раджа.

– О, несчастный я, приносящий эти известия: они очень худые, – ответил посланец. – Весь город объят волнением. Мукунд-Бгим провозглашен раджой, и более половины населения на его стороне; но есть еще люди, оставшиеся вам верными, и если только ваше высочество немедленно же покажетесь среди них, то волнение может быть усмирено и власть ваша восстановлена. Слуга ваш осмеливается дать совет вам – скакать всю ночь, так, чтобы на рассвете вступить в город, и хотя расстояние порядочное, но лошади ваши могут поспеть вовремя. Тогда, захватив бунтовщиков врасплох, вы можете рассеять их раньше, чем они успеют оказать вам сопротивление; между тем население, оставшееся верным, соберется вокруг вас, и вы снова станете единым правителем Аллахапура.

– Совет ваш вполне благоразумен, – ответил раджа. – На коней, друзья мои! И мы до тех пор не выпустим поводьев, пока не завидим стен моего восставшего города.

Немедленно же весь лагерь пришел в волнение. К несчастью, лошади, после быстрых переходов двух предшествующих дней, были малопригодны для того, чтобы проскакать безостановочно еще тридцать миль и в конце концов иметь в перспективе горячую схватку. Тем не менее надобно было во что бы то ни стало мчаться вперед.

Кавалеристы подтянули покрепче подпруги своих седел, вскочили на лошадей, и, когда все стали на свои места, отдано было приказание двинуться вперед. В голове отряда ехал сильный авангард с заряженными ружьями наготове, так как ежеминутно можно было ожидать нападения со стороны бунтовщиков, которые, узнав об их приближении, вышли бы непременно против них в значительных силах.

Раджа, сопровождаемый Реджинальдом и Бернеттом, ехал при главном отряде. Теперь не время было пускаться в разговоры, и потому Реджинальд должен был отложить до более благоприятного времени получение важных известий, которых он ожидал столь нетерпеливо. Время от времени падала какая-нибудь несчастная лошадь, и всадник, если только он счастливо отделывался при этом, должен был продолжать дорогу пешком, рискуя или попасться тигру, или же быть убитым крестьянами, имущество которых было разграблено им и его товарищами. Раджа надеялся, что ему или удастся пробиться в городские ворота, или же что стража отопрет их по его приказанию, и тогда они будут иметь возможность захватить Мукунд-Бгима и остальных взбунтовавшихся офицеров во время сна.

Теперь они уже приближались к городу. В отдалении, при свете занимавшейся зари, можно было отличать очертания куполов и минаретов, храмов и мечетей. Ни один бунтовщик не появлялся еще, чтобы воспрепятствовать их движению вперед, и раджа стал надеяться, что восстание еще не вполне разгорелось и что он успеет подавить его.

Он с главным отрядом продолжал ехать вперед, как вдруг они наскочили на свой авангард, который остановился. Раджа осведомился о причине такой остановки.

Офицер, командовавший авангардом, отвечал, что им навстречу попался человек, принесший известия из города.

– Пусть скажет, что он знает, – сказал раджа.

Человек, похожий более на дикого зверя, нежели на человеческое существо, выступил из рядов кавалеристов.

Это был бираги – нищенствующий монах. Он был совершенно нагой, лишь небольшая тряпка обхватывала его пояс и верхнюю часть ног. Волосы его ниспадали длинными и плоскими космами. Тело было вымазано золой коровьего помета, что придавало ему какой-то мертвенный оттенок; его воспаленные и слезящиеся глаза едва выглядывали из-под грязи, облепившей их вокруг. Вряд ли можно было представить себе что-либо менее напоминающее человеческий образ, чем это жалкое существо.

– Какие последние известия из города? – озабоченно спросил раджа.

– Худые, очень худые известия, о Прибежище Мира! – ответил бираги. – Вчера в сумерках, проходя чрез ворота, я слышал, как враги ваши кричали имя Мукунд-Бгима, их нового раджи. Говорили, будто вы погибли, а все солдаты ваши уничтожены в горах. Все, кого я ни встречал, верят этим рассказам. Сторонники ваши пришли от этого в отчаяние. Но если вы явитесь среди них, чтобы показать им, что вы живы, они снова ободрятся и мужественно станут за вас.

– Но как же мне пробраться в город? – заметил раджа. – Заперты ли ворота?

– Не только заперты, но к ним приставлена сильная стража, – ответил бираги. – Было бы бесполезно пытаться взять их силой. Вы можете пробраться туда только переодевшись. Дело в том, что недалеко от ворот расположился лагерем купеческий караван на верблюдах, прибывший слишком поздно, так что его не пропустили в город. Если ваше высочество соблаговолите переодеться купцом, то торговцы согласятся провести вас с караваном, в надежде получить от вас награду, когда вы преуспеете в своем деле.

Раджа, обдумав это, согласился на предложение бираги. Затем он пригласил Реджинальда сопровождать его, а Бернетта просил принять на себя начальство над кавалерией и расположиться в скрытом месте в лесу, оставаясь там до тех пор, пока он не известит его, что наступила удобная минута двинуться к городу.

– Я знаю, риск велик, – прибавил раджа, – но я готов пожертвовать своей жизнью, чтобы возвратить потерянное.

– Повеление вашего высочества будет исполнено, – сказал Бернетт. – Если вам не изменят, так как никто не может подозревать присутствия вашего среди купцов, то опасность далеко не так велика, как кажется.

Все приготовления были сделаны, и раджа, в сопровождении Реджинальда, отправился пешком в купеческий лагерь. Фесфул же, появление которой могло их выдать, оставлена была на попечение Дика Суддичума.

К великому удовольствию раджи оказалось, что купец, хозяин каравана, был из племени парсов и что он был с ним прежде в хороших отношениях, а потому мог вполне на него положиться. Богатые одежды раджи были уложены вместе с товарами, и он переоделся купеческим приказчиком, а Реджинальд надел платье и оружие простого совара, сопровождающего караваны.

Едва только небо озарилось первым проблеском света, купец Гурдео Букш поднял караван; товары навьючили на верблюдов и двинулись к городским воротам. Караван пропустили совершенно свободно в город, и он вступил в узкие улицы, направляясь к главному базару. Раджа, верхом на верблюде, с головой, закутанной в капюшон, совершенно скрывавший черты его лица, ехал вслед за купцами, между тем как Реджинальд, вооруженный копьем и щитом, шествовал подле него. Вскоре они добрались до базара, где встретили толпу, читавшую прокламацию, возвещавшую, что, вследствие смерти старого раджи, Мукунд-Бгим возложил на себя бразды правления и повелевает всему населению, под страхом смертной казни и лишения имущества, повиноваться его указам. Так как толпа мешала свободному проходу каравана, то раджа и Реджинальд имели время прочитать прокламацию, в которой говорилось также о назначении на должности разных лиц при новом радже. В числе других упоминалось имя хана Кошю, а также имена разных начальников, ушедших в горах от Мир-Али-Синга.

– О негодяи, – прошептал раджа. – Накажу же я их за измену! А эта каналья Кошю недолго проносит еще на своих плечах голову!

Тем временем народ скоплялся все более и более, стараясь пробраться к читающим прокламацию; тут были купцы в длинных одеждах и тюрбанах, совары со щитами и копьями, женщины и дети, люди во всевозможных одеждах и люди совсем без одежды, исключая грязную тряпицу, обернутую вокруг бедер или переброшенную через плечо, но с неизменным тюрбаном на голове. Реджинальд, опасаясь, чтобы вид этой толпы, привлеченной прокламацией, не подействовал на раджу и тот не выдал бы самого себя, старался очистить дорогу каравану, которому удалось наконец пробраться к дому, который купец занимал обыкновенно во время своего пребывания в Аллахапуре.