Власть раджи скоро была восстановлена. Те, кто был склонен стать на сторону возмутившегося хана Мукунд-Бхима, немедленно же явились и громче других выражали удовольствие свое по случаю успеха раджи. Прежде всего раджа приступил к розыскам своей внучки, молодой рани Нуны, столь таинственно исчезнувшей; но никто не мог дать ему никаких разъяснений на этот счет. Во все стороны отправлены были гонцы, чтобы открыть место, где она находилась. Заботливость, которую выказал при этом раджа, свидетельствовала о том, насколько он любил ее.

Некоторые из главных офицеров и много других лиц исчезли, и так как они не появлялись, то совершенно естественно было предположить, что они или были убиты Мукунд-Бгимом, или же присоединились к нему и опасались возвратиться. В числе пропавших без вести был и хан Кошю. Его разыскивали всюду по дворцу, но трупа его не нашли. Нигде не могли отыскать и его следов. Комнаты, которые он занимал, опустели, и Реджинальд, не питавший особого доверия к отставному парикмахеру, склонен был предполагать, что он ушел из города, забрав с собой, что было можно, и что о нем вскоре будут получены известия из Калькутты.

Раджа поклялся отомстить всем, кто оказался на стороне бунтовщиков, и офицеры его принялись разыскивать всех подозрительных лиц. Было захвачено несколько сот людей, и, согласно обычаям, принятым в Индии, улицы должны были быть залиты кровью; но Реджинальд и Бернетт убеждали раджу выказать своим врагам милосердие. Они старались внушить ему, что несравненно благороднее спасти жизнь, нежели отнять ее; что это были подданные его, которых он обязан защищать, и что значительное большинство присоединилось к Мукунд-Бгиму, думая, что раджа умер. Сознавая, что Реджинальд и Бернетт оказали ему существенную услугу, он согласился исполнить их просьбу в отношении незначительных мятежников, но ничто не могло убедить его даровать жизнь изменившим ему главным начальникам, которых успели арестовать и которые должны были поплатиться головами в наказание за свои преступления.

Спокойствие в городе было в настоящее время, по-видимому, вполне восстановлено; сообщали только, что в стране находились еще небольшие шайки вооруженных бунтовщиков, шатающихся по всем направлениям и грабящих беззащитных людей. Утверждали, что во главе их стоит близкий родственник Мукунд-Бгима, но местопребывание его не могло быть открыто. Справедливы или нет были все эти рассказы, но они указывали на расстроенное состояние страны и внушали Реджинальду и Бернетту сердечное желание скорейшего прибытия резидента и английских войск.

До сих пор все еще не получали никаких сведений о рани Нуне, и раджа оставался по-прежнему погруженный в величайшую горесть и тревогу о ее судьбе. Бернетт и Реджинальд оба разделяли его чувства и предлагали отправиться в поиски за ней. Бернетт в особенности желал разыскать ее. Он поражен был ее красотой и пленен ее манерами, столь непохожими на манеры восточных женщин. Вся фантазия его горячей натуры была возбуждена, хотя весьма возможно, что он и не был, в сущности, влюблен в нее. Наконец оба они предложили отправиться за рани Нуной, но раджа и слышать не хотел об этом.

– Один из вас должен остаться при мне, так как мне необходимы совет ваш и ваша помощь, ибо у меня нет никого, кому бы я мог довериться, – сказал раджа. – Если же завтра не будет получено никаких известий, то одному из вас я разрешу отправиться. Я признателен вам обоим, но тот, кого я назначу поехать разыскивать рани Нуну, должен будет подчиниться моему решению.

Реджинальд и Бернетт высказали, разумеется, готовность повиноваться радже, и они были связаны слишком тесной дружбой для того, чтобы завидовать друг другу.

Реджинальд не забыл раненого сипая, жизнь которого он имел возможность спасти, и как только представился ему удобный случай покинуть дворец, он отправился в дом Дгунна Синга, давшего им приют. Ему была оказана самая горячая встреча, и он очень обрадовался, когда увидел, что Вузир Синг вполне оправляется от полученных ран. Сипай был глубоко признателен ему за спасение жизни.

– Да сохранит вас, сагиб, Господь, Которого мы оба исповедуем, и я буду признателен вам, если мне когда-нибудь представится возможность отблагодарить вас.

Реджинальд долго разговаривал с ним и узнал от него, что он был обращен в христианство протестантскими миссионерами на месте, где тот служил. Оттуда его отпустили, и он поступил на службу к радже, чтобы быть поближе к своему приятелю, христианину Дгунну Сингу. Он был, несомненно, развитой человек и все свое свободное время посвящал изучению священных книг и других сочинений, какие только мог доставать, желая расширить свои познания. Величайшим для него наслаждением были те минуты, когда он мог пойти к своим друзьям, вместе с которыми они, заперев двери, могли молиться Богу. Ни один из них не пренебрегал обязанностью своей – стараться распространять Евангелие между соотечественниками, хотя при этом они действовали осторожно и до сих пор избегли преследования, которое неминуемо постигло бы их, если бы только жрецы узнали, чем они занимаются.

Реджинальд обещал еще зайти к ним, и он признался Бернетту, что услышал немало важных истин от этих людей, которых если бы встретил случайно, то смотрел бы на них, как на темных язычников. Он был также немало поражен твердой уверенностью их в милосердии и любви Бога к падшим людям и в желании Высшего Существа примирить грешников через всеобщее и полное искупление, совершенное Им на Голгофе.

– О сагиб, – воскликнул Вузир Синг, – сколь милосерден к нам Бог, требуя от нас только простой веры и любви для спасения нашего! Если бы Он требовал от нас добрых дел и чистой, святой жизни, то кто бы мог надеяться заслужить блаженство? Ибо грешниками мы были и грешниками остаемся; но да славится имя Его! Кровь Иисуса Христа очистила нас от всех грехов.

Такова была вера этих людей, и она поддерживала их, несмотря на одиночество среди языческого населения, которое могло, по их мнению, разорвать их на части, если бы только узнало, какую они исповедуют веру.

Возвратившись во дворец, Реджинальд нашел раджу одного. Он нетерпеливо выжидал случая возобновить разговор, так неожиданно прерванный, и получить сведения относительно имущества своего отца и тех важных документов, которые, как он предполагал, должны были находиться у раджи.

– Ваше высочество желали как-то узнать, что сталось с сыном того англичанина, который состоял когда-то у вас на службе и который имел счастье спасти жизнь вашу в битве?

– Вы говорите о Ринальдо-Хане, – сказал раджа, устремив свои глаза на Реджинальда.

– Это было имя, которое носил мой отец, – отвечал он, – и я тот самый мальчик, судьбу которого вы желали узнать.

– Вы – сын Ринальдо-Хана! – воскликнул раджа. – Подойдите ближе, сын мой, и дайте мне всмотреться в ваши черты. Да, да, я верю вам; у вас черты моей любимой дочери. Говорил ли вам когда-нибудь отец ваш, кто была ваша мать?

– Я знаю только то, что она была высокого происхождения и что отцу моему стоило больших страданий расстаться с ней.

– Говорил ли он вам, что вы были единственным ее сыном? – спросил раджа, не спуская глаз своих с Реджинальда. – Но зачем я вас спрашиваю? Сестра ваша Нуна родилась после того, как, вы сказали, он вынужден был покинуть страну для спасения своей жизни. В то время англичане не имели еще такой силы, как теперь, иначе он вскоре возвратился бы и отомстил изменникам, лишившим меня его услуг, ибо у меня никогда не было лучшего и вернейшего друга.