Увы, хозяйка дома ведет себя со мной пусть и вежливо, но холодно и отстраненно. Пока побаиваюсь с ней фамильярничать. Ее не раскусишь. Если в этом роскошном теле на самом деле сидит примерная жена и мать, такой объект надо долго осаждать. За такими на карачках наползаешься. Стоит прежде времени позволить себе какую-нибудь мелочь – выкинут за дверь.

Женщина-загадка, женщина-сфинкс, сколько их уже было! А после первой же умело приправленной вином ночки из койки не вытряхнешь, такие похотливые.

Наверное, я все-таки произвел на нее впечатление, только не показывает. Я ее притягиваю, но она боится за дочку. Испугалась за свою телку, считает небось, что я для нее слишком стар. Да и положение мое не больно нравится. Художник без имени, еле сводит концы с концами, спиртовой завод… фу, как это вульгарно. А еще не знает, что я там не на ставке, а по договору работаю…

Между прочим, я и сам колебался, идти на этот вечер или не идти. Боялся встретить кого-нибудь из прежних знакомых. Сразу бы всплыли старые сплетни. Это потом, когда пущу здесь корни, на сплетни можно будет наплевать.

Но все-таки пошел, и правильно сделал! Успех со всех сторон. С порога обаял подружек хозяйки – таяли, как сальные свечки, даром что старые калоши. Вообще-то ничего нового в этом нет, все бабы на меня вешаются, подчас не знаешь куда деваться.

Зато мужики отнеслись ко мне без особого энтузиазма, но дорогу я пересекать никому не стал, а Заславского и вовсе купил картами. Карты и впрямь супер, они и должны быть такими, чтобы сделать свое дело.

Заславский под каблуком у своих баб, кроме того, подолгу бывает за границей, словом, мне все это на руку. Вскоре я останусь единственным мужиком в доме.

Вообще-то надо отдать этому примитиву Банащаку должное, сноровистый мужик. Чтобы выискать такую малину, нюх нужен, как у ищейки!

Попробую-ка я использовать Заславского уже сейчас, до его отъезда. Так или иначе, осыпая мадам знаками внимания, надо постараться еще и соблазнить эту заумную малявку, но так, чтобы родительница не просекла раньше времени. Когда дочурка залетит, мамуле воленс-неволенс придется смириться.

Сразу после именин мадам лапоть Банащак выпер меня в Свиноустье. Я хотел полететь в Щецин самолетом, ненавижу трястись в поезде.

– Поедешь на машине, по дороге изучишь, как обстоят наши возможности в маленьких городишках. – Банащак недавно купил «Варшаву» и держал ее на задворках «Омара».

Пришлось вскочить ни свет ни заря, потому что Банащак велел не оставлять машину рядом с виллой Заславских. Я не настаивал – владельцев «мерседеса» такой колымагой не удивишь. Зато у меня глаза на лоб вылезли, когда я взял в руки техпаспорт.

– На кой Заславской «Варшава»? – спросил я, как распоследний лох.

– А твое какое дело? – буркнул этот барбос.

Я смолчал, поскольку не сумел еще подобрать нужный тон в отношениях с Банащаком – только начинал ползать на этой территории и знал, что чем меньше спрашиваешь, тем лучше.

Неужто Заславская в доле с Банащаком и в курсе наших интересов? Ни фига себе! Однако эту мыслишку я заныкал поглубже, хотя в душе уржался над тем, что мое состояние и приданое Доротки могут иметь одно и то же происхождение.

Долго я мозговал, как с пользой для себя употребить это открытие. А никак. Потому что не может такого быть. Просто Заславская одолжила машину Банащаку, и все. Зачем ей такая колымага?

Что-то тут все-таки не сходится.

В Свиноустье меня приняла пани Марыля. Тоже вилла, тоже бриллианты на пальцах, только стиля Заславских и в помине нет. Издалека воняло мошенничеством, снобизмом и вообще какой-то мерзостью.

– Меня прислал Мишура, – так распорядился начать разговор Банащак.

– Вот уж не думала, что у Владека есть такие друзья! – заворковала эта мымра голосом простуженной гиены, даже повыше вздернула подбородок, чтобы гармошку на шее растянуть. Под глазами темные мешки, которые никакой штукатуркой не замажешь, а туда же: ощупала взглядом мои бедра, плечи, морду. Вот-вот облизнется, как кошка. Знаю я эти взгляды.

И такая злость на Банащака меня взяла! Я сразу просек, почему он меня к этой холере послал. Что он себе думает, что я с каждой потаскухой в койку валиться стану ради наших дел? Хватит с меня Халины! Халина! Это ж цветок нетронутый рядом с этой засохшей ведьмой!

Она пошкандыбала к серванту, ноги и фигура у нее были еще ничего. На столике появился коньяк.

– И сколько же ты стоишь?

В первый момент я даже не понял, о чем она. Видок у меня был, должно быть, как у дошколенка, а ведь мне уже тридцать пять, и воспитывался не в пансионе для благородных девиц!

– Во всяком случае у вас денег не хватит! Я аж затрясся от бешенства. Как это чучело смеет думать, что я продаюсь? Неужели у меня такой вид?

Заславские и эта, как ее там… Марыля относятся ко мне с одинаковым презрением. Конечно, каждый подходит со своей меркой, но все равно унизительно. Нет никаких сомнений, это дело рук скотины Банащака. С кем я, черт побери, связался?!

– Значит, на Мишуру работаешь? – Она даже не обиделась на меня. – И что ты у него делаешь?

Только тут до меня дошло, что Мишура – это же кликуха моего подельника. Нечестная игра, он про меня знает почти все, а я о нем очень мало. Плохо, что я этой бабе нахамил, вряд ли что-нибудь из нее вытяну после своего хамства.

– Милостивая пани ошибается, это Мишура на меня работает…

Может, хоть что-нибудь выболтает про Владека, если решит, что я его шеф.

– Да что ты говоришь, мальчишечка? – издевательски загоготала Марыля.

Это все из-за моего моложавого вида. Мальчишеская рожа временами страшно мне мешает. Не убеждать же эту престарелую шлюху, что я – взрослый мужчина.

– Если вам так хочется знать, то я вытащил его с самого дна…

На самом деле все случилось с точностью до наоборот.

Банащака я знал в лицо по ночным ресторанам и клубам, как знают друг друга все завсегдатаи. В конце концов, много ли в Варшаве злачных мест, более или менее приличных, конечно. По пальцам можно пересчитать.

Так вот, я неоднократно видел его морду возле стойки бара или за столиком, но имени не знал, да и какое мне до него дело. В наших кабаках столько безымянных лиц, которые появляются там после заката и исчезают с рассветом. Они – часть интерьера, как столы, паркет, бар и бутылки с водярой.

В те славные времена меня постоянно окружала свита. У меня были свои шуты, лизоблюды, шпики и друзья.

Где-то они все теперь? Пропали вместе с роскошью тех ночей. Иногда кажется, что и существовали только в тумане ресторанного сумрака, в звоне бокалов и проникновенных стонах саксофона.

Фантомы! И все-таки не хватает тех иллюзий и тех фигур с трехмерного экрана, не хватает даже глупых, пьяненьких девчонок, что принимают за чистую монету условный мир ресторанной ночи, стараясь выменять яркую жизнь на пару длинных ножек, свежее тело и юность. А за это добро можно купить разве что еще сколько-то таких же ночей, и больше ничего. В конце концов девочки понимают эту банальную истину, некоторые исчезают из тусовки, а остальные становятся профессионалками.

В один прекрасный день я проснулся без денег и без друзей. Полный абзац, после которого не сразу и кости соберешь. Нищета заглянула в глаза, даже девочки меня бросили. Мелкие курвочки… Известное дело, их притягивает успех, положение в обществе, деньги, хоть им с этого мало что обламывается, а крах отпугивает. А мой крах оказался полным и абсолютным – я был по нулям.

Как-то раз вылезаю я из берлоги – люди мне омерзели, но голод не тетка – и сажусь в какой-то вонючей забегаловке за столик. Пошарил по карманам – мелочи нашлось на стакан чаю и булку с маслом.

И тут замечаю знакомую рожу у стойки бара. Тип нахально так присматривается ко мне.

Где я его, черт побери, видел? Знаю только, что в нашей тусовке.

– Мы вроде немного знакомы. – Он уселся со мной рядом, не спрашивая разрешения. – Невезуха? – и смотрит выразительно так на мой хлеб с маслом. Время-то как раз обеденное.