И было видно, что он понял в этот момент что-то очень важное, что-то значительное. Но что?..

Данила подошел к обычной, ничем не примечательной двери на шестом этаже одной из тысяч городских многоэтажек. Поднял руку, чтобы нажать на звонок, но не нажал. О чем-то задумался. Рука повисла в воздухе, замерла в двух сантиметрах от звонка. Павел — так звали человека, который обратился к нам с экрана, — бросил Даниле вызов. Да, он вызвал его на дуэль. О чем он говорил в своем странном монологе?..

Он сказал: «Я хочу умереть, убить себя, чтобы ты знал, Данила, — мир не спасти. Нет. И ты не спасешь, и никто не спасет. Пусть я ничтожество, никто, тварь дрожащая. Но моя кровь, кровь ничтожества, будет и на твоих руках, Данила, и на руках этого мира. И ты будешь жить дальше, и ты будешь жить, зная, каков этот мир, который ты защищаешь. Он — убийца.

Да, умрет букашка, мелкий, маленький человечек. Но если мир допускает это, то все неправда, все ложь. И Бога нет, и Света нет, и Будущею не будет».

Палец Данилы коснулся синей кнопки звонка. Дзынь…

За дверью послышался шум, щелкнул замок, и дверь открылась.

На пороге стоял Павел — высокий, худой, немного сутуловатый, с копной пепельного цвета волос. Под серыми глазами темные круги, впалые щеки, утонченный, чуть сдвинутый вправо нос. Одет по-домашнему: мятая майка, поношенные спортивные штаны и шлепанцы на босу ногу. На вид ему лет двадцать пять—двадцать семь. Но глаза старые-старые, мертвые, словно пуговицы из мутного стекла.

— Данила? — неуверенно спросил он, тонкие темные, стреловидные брови изогнулись.

Данила ничего не ответил.

— Быстро ты, — Павел повернулся к Даниле спиной и прошел в комнату. — Заходи, коль не шутишь.

Но Данила так и стоял на пороге. Голова опущена. Смотрит исподлобья в спину «дуэлянту», и я готов поклясться, решает для себя один-единственный вопрос — играет Павел или страдает по-настоящему.

Часто так бывает — человеку кажется, что он страдает, но на самом деле это только маска. Иногда люди так свыкаются с этой ролью, с этим имиджем, что уже и сами не могут отличить — где у них настоящая боль, а где разыгранная.

— Избранник, я не кусаюсь! — ехидно выкрикнул Павел. — Проходи, располагайся!

Данила сделал шаг внутрь и окинул квартиру взглядом. Тусклый свет от лампочки, болтающейся на одних проводах, грязные полы, обшарпанные стены, на потолке трещины, разводы от неаккуратно положенной краски.

Еще секунду Данила раздумывал, потом словно стряхнул что-то с плеч, быстро закрыл за собой дверь, снял куртку, разулся и прошел в комнату.

Павел сидел на продавленном покосившемся диване, накрытом сверху сальным покрывалом.

—Что-то мне перестала нравиться моя идея, — зло сказал Павел, глядя на Данилу снизу вверх. — Не о чем мне с тобой разговаривать. Приехал… Спасатель… Чип и Дейл.

Данила улыбнулся. Взял стул и сел напротив Павла.

— Ну как, теперь не так страшно? — Данила добродушно развел руки в стороны.

— Что? — Павел повернул голову и искоса посмотрел на Данилу. — Ты о чем?

— О чем? — пожал плечами Данила. — Если меня «Чипом и Дейлом» назвать, наверное, сразу легче становится…

Глаза Павла блеснули. Что было в этом взгляде? Негодование? Презрение? Страх? Гнев? Злость? Не знаю. Все вместе, все сразу.

— Ты думаешь, я шучу?! — прошипел он. — Ты думаешь, я неудачник, который так самоутверждается? Да?!

Данила отрицательно покачал головой:

— Если у тебя есть другое объяснение, скажи…

Может быть, Павел рассчитывал, что Данила начнет оправдываться или, напротив, — разозлится. Но Данила не сделал ни того ни другого. Он просто «вернул» Павлу его слова, и это вывело того из себя.

— Ты, видимо, не понял, что я говорю совершенно серьезно, — Павел встал и направился к большому шкафу, стоящему в углу комнаты. — Вот…

Он открыл дверцу. Бельевой шкаф весь — снизу до верху — был забит какими-то пакетами. На средней полке стояло небольшое самодельное электронное устройство с торчащими во все стороны разноцветными проводами. На подсоединенных к устройству часах бледно-зеленым светом горели цифры: 04:13:53. Через секунду: 04:13:52. Еще через секунду: 04:13:51.

— Что это? — тихо спросил Данила.

— Это наш с тобой билет, Избранник.

— Билет?

— Да, билет. К Богу.

Адская машина находилась на шестом этаже. Снизу еще пять, сверху — восемь. Сколько там людей?!.

— Рано ты пришел, Данила, — сказал Павел. — Я думал, у нас с тобой где-то час будет, не больше. Вот и часики завел… Ну ладно, если что — у меня кнопка есть. Мы наш пшик можем и ускорить, если понадобится.

Павел показал на свое запястье. К нему пластырем был приклеен какой-то пластмассовый предмет, похожий на брелок автомобильной сигнализации.

— Обманул я тебя, — Павел улыбнулся. — Один не хочу умирать. Вместе полетим. На небо!

— Надо людей вывести, — спокойно сказал Данила.

— Каких людей? — Павел сделал вид, будто бы не понял его слов.

— Жителей дома.

— Нет, не надо, — Павел отрицательно покачал головой. — Поедем с эскортом!

— Они ни в чем не виноваты, — голос Данилы едва заметно дрогнул.

— А никто ни в чем не виноват, мир такой… — лицо Павла исказилось, это был сарказм, издевка, чувство безграничного превосходства и торжества. — Я же тебе говорил, а ты мне все не веришь.

— У тебя нет никаких причин их убивать, — голос Данилы на мгновение стал грозным.

— А ни у кого нет никаких причин, — расхохотался Павел. — Ты разве не знал?! Ни у кого — никаких — ни на что. Все фарс! Розыгрыш. Мы как подопытные кролики. Плебеи в руках Господних. Даже не в руках, в ногах… И главное ведь — что?

Он встал и приблизился к Даниле, сидящему на стуле в центре комнаты. Высокая худая фигура Павла изогнулась и замерла в этом неестественном положении. Он как змея танцевал смертельный танец над своей жертвой.

— Что? — спросил Данила, глядя Павлу прямо в глаза.

— Вот ты — Избранный. А они, — Павел показал вверх и вниз, — они нет. И я — нет. Тебе и жить хорошо, и умирать не скверно. А нам… Так что я теперь даже убивать тебя не хочу. Поболтаем часок-другой, и, может, отпущу тебя. Иди и помни.

— Людей выпусти, — повторил Данила. Павел развернулся и пошел к дивану.

— А если твои дружки что-нибудь предпримут, я увижу, — бросил он раздраженно и показал на зеркало, стоящее под углом у самого окна.

Павел так приладил зеркало, чтобы видеть с дивана выход из дома и улицу.

— Я не понимаю — чего ты от меня хочешь? — спросил Данила.

— Не знаю, — внезапно тихо ответил тот. — Я как-то все это по-другому себе представлял.

— По-другому? — от удивления Данила даже повысил голос. — Что представлял?!

— Но это всегда так, — тихо, почти беззвучно шепнул Павел. — Сплошной обман.

— В чем обман-то?

— По шло все… — отозвался Павел.

— По шло? — переспросил Данила.

— Пустая, пошлая обыденность, — Павел залез на диван с ногами, зажал колени в кольцо рук и уставился в зеркало над окном. — Чуда нет. По шло. Если чуда нет — зачем жить? Вот вы там за души наши боретесь, знание какое-то ищете… Скрижали. Печати. И расстраиваетесь еще чего-то, переживаете, недовольство проявляете. А ты вернись, Данила, в свою коммуналку питерскую. Вернись на два года назад. И так, что ничего нет — ни жизни этой, ни астролога того, который тебя Избранником числит, ни знаков. Ничего. Пустая жизнь. Пошлая. Ты ведь тоже покончить с собой хотел. Так?!

— Да.

— Потому что обман все. Потому что по шло все. Потому что чуда нет… Ведь так?

— Да, наверное, так, — согласился Данила.

— Но к тебе, Данила, в жизнь чудо пришло, а ко мне нет. И теперь у тебя дело есть, а у меня нет. И все у тебя правильно и миленько, а у меня — гнусно и того хуже — никак. Но ничего, браток, если так, мы эту лавочку прикроем, — Павел потер запястье с прикрепленным к нему пультом дистанционного управления. — Нажмем на кнопочку, и привет! Все кончится.