Так полтора века назад описал Метеору англичанин Ричард Миллз, побывавший в Греции одновременно с Байроном.

Действительно, каждая святая обитель словно плавает в волнах голубоватого воздуха. Утопающие в зелени красные черепичные крыши и белые стены монастырей над серыми скалами находятся в божественной гармонии с окружающей природой. Здесь царит гулкая тишина, лишь изредка прерываемая перезвоном колоколов. Она усиливает ощущение отрешенности от мирской суеты, как бы устраняет барьеры, разделяющие природу и человеческую душу. Кажется, уже оторвался от грешной земли и находишься на полпути к небу. Кстати, слово «метеора» по-гречески означает «парить над землей».

Основателем Метеоры считается Святой Афанасий, поселившийся шесть веков назад на самом высоком из каменных столбов. Остается загадкой, как он туда взобрался. Ведь надо преодолеть вертикальный подъем на высоту 250 метров, равный восьмидесятиэтажному дому. Либо Афанасий был первоклассным скалолазом, либо, если верить преданию, вознесся на крыльях орла.

«Монах Афанасий с помощью Святого Духа поднялся на вершину скалы, которая по праву получила имя Большой Метеорон, ибо была выше всех других. Там он нашел святое место для успокоения души, подлинный рай на земле», — писал греческий патриарх Митрофан Третий.

Афанасий родился в 1302 году в знатной семье, получил хорошее образование. Много скитался, скрывался от турок, был монахом на горе Атос, затем пришел в долину Тессели, где увидел удивительные скалы. На макушке самой высокой из них, площадью всего полгектара, Афанасий основал монастырь Большой Метеорон. В 1382 году была освящена заложенная им церковь Преображения, сохранившаяся до наших дней.

До 1923 года подъем к святой обители был сложной и рискованной операцией. Добраться туда можно было лишь с помощью нескольких веревочных лестниц или в сетке, похожей на большую авоську. А уж скиты самого Афанасия и других отшельников были еще недоступнее.

Вслед за Большим Метеороном на соседних каменных столбах в конце XIV века возникло еще два десятка православных монастырей. Они получили общее название Литополис, то есть «город на скалах». Это было трудное для христиан время. С востока надвигалась турецкая угроза. Монастырям требовалась поддержка мирных властей. Они нашли ее в лице правителя сербского княжества Трикала. Его звали Симеон Урик. Он породнился с древним византийским родом Палеологов. Впоследствии постригся в монахи и стал преемником основателя Метеоры.

В Литополисе — «городе на скалах» — жили тысячи православных монахов-аскетов. Большую часть времени они проводили в своих скитах и лишь по воскресеньям собирались на богослужения. Наедине с природой они учились быть мудрыми в мыслях и скромными в желаниях. Метеора была духовным оазисом, как магнит привлекая отовсюду христианских паломников.

Монастырь Варлаама был основан монахом, который поселился тут в 1350 году и оборудовал себе скит на высоте более трехсот метров над долиной. Первые аскеты взбирались на скалу с помощью веревочных лестниц и врезанных в камень бревен с блоками. Пока монахи крутили скрипучий ворот, посетитель в сетке полчаса раскачивался над пропастью.

Самое красивое здание монастыря Варлаама — его главная часовня. По преданию, ее построили в 1542 году всего за 22 дня, однако материалы для нее пришлось заготовлять 22 года. Такой срок весьма правдоподобен не только для Средневековья, но и для наших дней. Я видел, каких трудов стоит поднимать на макушки каменных столбов мешки с цементом, даже имея лебедку с электромотором и металлические тросы.

Основанные в XIV веке обители на скалах особенно процветали в XV и XVI веках. Именно тогда в Метеоре появились фрески. Стиль росписей сложился под влиянием известного иконописца Феофана с острова Крит. В 1527 году он расписал здесь церковь в монастыре святого Николая. Потомственный иконописец, Феофан воплощал силу религиозного чувства в соответствии с канонами своего времени. Как принято в византийском искусстве, он изображал природу в стилизованной манере, словно отстраняя свою композицию от земной жизни.

Даже беглое знакомство со старинными фресками в монастырях Большой Метеорон, Варлаама и святого Николая дает богатую пищу для размышлений. Во-первых, человеку, увидевшему каменный лес Метеоры, уже не кажутся гиперболическими очертания горных круч на старинных византийских иконах. Они столь же реалистичны, как пейзажи китайских художников в жанре «гохуа». (Я видел их праобразы — горы в провинции Гуанси.) Во-вторых, большой соблазн предположить, что Феофан с Крита, чьими фресками славится Метеора, был потомком Феофана Грека, расписывавшего вместе с Андреем Рублевым в конце XIV века соборы Московского Кремля. Ведь мастеров в старину было принято именовать по месту их происхождения. И потомок живописца, которого на Руси звали Феофан Грек, на родине мог был бы зваться Феофан с Крита.

Меня также поразило, что персонажи византийских икон часто изображены в «позе созерцания» буддийских святых. И далее. Соединение большого и безымянного пальцев руки на Востоке считается жестом медитации. Случайна ли наша щепоть при осенении себя крестом?

Да и сам крест, который на Западе считают символом христианства, судя по всему, имеет азиатское происхождение. Я убедился в этом в Тибете. Равносторонний крест, то есть четыре луча, расходящиеся из одной точки, с давних пор служат в Шамбале (в Тибете) и в Беловодье (на Алтае) символом всепроникающего Высшего разума.

Именно равносторонний крест был изображен на знаменах Аттилы во время нашествия гуннов на Европу. У них христиане, по всей вероятности, его и заимствовали. Ведь к мученической смерти Иисуса крест не имеет отношения. Людей в то время распинали не на крестах, а на Т-образных балках, о чем свидетельствуют картины добросовестных художников.

Так что разговоры о бремени белого человека — нести крест в другие части света, дабы приобщить туземцев к благам цивилизации, были лишь прикрытием для оправдания колониальных захватов. У Европы нет основания кичиться некоей исключительной миссией — особенно перед Азией.

Египетские пирамиды — первое из семи чудес света, как называл их Геродот, — я увидел в пятницу 25 декабря. И думаю, мне повезло. Не потому, что это был день Рождества Христова, о чем напоминала искусственная елка в холле гостиницы «Шератон», а потому, что в арабских странах пятница — выходной день. Я увидел пирамиду Хеопса, когда она была окружена пестрой толпой каирцев, для которых выезд на плато Гиза служит излюбленной формой досуга в нерабочие дни.

Вокруг пирамид было шумно. Пахло очень древней пылью и очень свежим навозом. Ведь помимо людей всех возрастов, здесь были представлены все местные виды домашнего скота. Погонщики верблюдов, одетые бедуинами, гонялись за иностранными туристами, наперебой приглашая их сняться на фоне пирамид. Ковровые попоны между верблюжьими горбами служили единственными яркими пятнами для цветных снимков, так как и верблюды, и пирамиды, и вплотную подступавшая сюда Сахара — все было окрашено в блеклые рыжеватые тона.

Кроме верблюдов, тут было много лошадей, запряженных в легкие повозки, а также философски настроенных ослов. Их водили под уздцы мальчишки, словно сошедшие с картины Александра Иванова «Явление Христа народу».

На скалистом плато к западу от Нила цепочкой выстроились три главные пирамиды. Первую из них построил Хеопс, вторую — его сын Хефрен, третью — внук Микерин. Если нанять верблюда или осла (я предпочел взгромоздиться на верблюда), можно объехать все три пирамиды и хорошо их рассмотреть. Меня то и дело обгоняли всадники. Навстречу шагали экскурсии школьников. Не выходя из огромных лимузинов, щелкали камерами богатые американцы.

Приближаясь к пирамиде, испытываешь странное чувство какого-то смещения или, вернее сказать, несовмещения пропорций и масштабов. Своеобразный оптический обман делает пирамиду более пологой. Лишь видя людей, расположившихся на ее нижних ярусах, с удивлением убеждаешься: каждый из каменных уступов, которые издали воспринимаются как ступени лестницы, в действительности имеет чуть ли не метровую высоту.