После Амстердама воздух в Гааге кажется удивительно свежим. Море здесь рядом. К тому же к городу подступает огромный лесопарк, который тянется до курорта Схевенинген. Вереница приморских отелей образует многокилометровый променад. Полоса дюн похожа на Рижское взморье.

Мерно накатывают волны. В вечерней тишине шарит по просторам Северного моря луч маяка. Мой спутник снисходительно объясняет, что вон там, слева, где восходит луна, находится Англия, прямо за горизонтом — Норвегия, а чуть правее — Дания.

В Схевенингене, как, впрочем, и в других прибрежных городах, славятся селедочные. Это киоски, где рыбники-виртуозы священнодействуют над свежайшей голландской сельдью. Искусство разделки состоит в том, чтобы раздвоенная и очищенная от костей рыбина оставалась целой. Посетитель берет селедку за хвост, макает в рубленый лук и разом, не выпуская из пальцев, съедает. Кроме ее несравненных вкусовых качеств, поражает полное отсутствие рыбного запаха. Правда, лакомство это коварно: возбуждает невероятный аппетит и желание выпить пива.

Парадокс Голландии: несмотря на краткость расстояний между городами, она остается просторной страной. Я удивился, узнав, что от Гааги до Роттердама всего восемнадцать километров — примерно столько же, как от Токио до Иокогамы. Но если эти два японских города на побережье Токийского залива давно срослись воедино, то между Гаагой и Роттердамом сохранилась широкая полоса сельской природы. К тому же на этих 18 километрах поместился еще и город Дельфт, известный своей керамикой.

Голландская живопись — тема для отдельного разговора. Лично для меня откровением стал Ван Гог. Совершенно по-иному воспринимаешь колорит его картин, находясь на родной земле художника. Кучевые облака, зелень пастбищ, серебристая гладь каналов, голубые силуэты колоколен на горизонте — краски в этой стране чисты и свежи, не будучи крикливыми. Благородством оттенков они напоминают старую эмаль.

Мне было интересно увидеть две картины Ван Гога, датированные 1888 годом: «Мост под дождем» и «Цветы сливы». Художник сам дал им общее название: «По мотивам Хиросиге». Так я смог воочию убедиться, что Ван Гог, подобно другим импрессионистам, увлекался японскими цветными гравюрами эпохи Токугавы.

Голландия и Япония. Между этими странами куда больше различий, чем сходства. Японская пословица гласит: для большинства людей солнце встает из-за моря и садится за горы, для меньшинства — наоборот. В Стране восходящего солнца действительно нельзя увидеть равнину, которая простиралась бы от горизонта до горизонта.

Голландия похожа на Японию, пожалуй, лишь в том, что в обеих этих странах почти не увидишь невозделанного клочка земли. Но если японским земледельцам приходилось веками вырубать террасы на горных склонах, то голландцы отвоевывают сушу у моря.

Если уж проводить параллели, то Голландия — это Япония, с территории которой убрали горы и холмы, а заодно все, что является надругательством над природой, над красотой. Едешь по безукоризненно чистой стране и думаешь: куда же девались эти вроде бы неизбежные побочные последствия индустриализации? Ведь не скажешь, что Голландия — это пастораль. Ошибочно считать, будто голландцы лишь доят коров, выращивают тюльпаны и ловят сельдь. Голландия — высокоразвитая индустриальная держава. Но ей удалось нарастить мускулы и в то же время избежать засорения страны промышленными отходами.

Люди тут не без гордости говорят: Бог создал землю, а голландцы — Голландию. Больше половины территории страны лежит ниже уровня моря. С этим трудно свыкнуться. Всякий раз испытываешь чувство тревоги, когда едешь по скоростному шоссе и вдруг видишь, как рядом, за дамбой, гораздо выше твоей автомашины, проплывает морской сухогруз.

Большинство населения Голландии живет в общей дельте трех рек: Рейна, Мааса и Шельды. С незапамятных времен земледельцы отвоевывают у моря все новые и новые польдеры-участки плодородной земли. Даже ветряные мельницы, ставшие привычным символом Голландии, чаще не мелют зерно, а откачивают воду с полей.

Серые ленты каналов и серые ленты автострад — вот два поколения артерий, прорезавших ухоженные голландские равнины. Если каналы, словно кровеносные сосуды, органически входят в жизнь Голландии, то автострады как бы рассекают ее ножом хирурга. Мчится машина. По краям дороги видишь зеленые луга, пасущихся черно-белых коров. Луга обрамлены лишь канавками, скрытыми в высокой траве. И со стороны кажется, что коровы совершенно свободно разгуливают по неоглядной равнине.

Плотность населения в Голландии — 347 человек на квадратный километр. Это больше, чем в Японии. Но тут поражаешься не многолюдью, а безлюдью. Вроде бы небольшая страна, а сколько простора! Ровная гладь полей. Лишь иногда в их зеленый бархат врываются неправдоподобно яркие полосы: кроваво-красные, канареечно-желтые, бело-зеленые. Плантации тюльпанов!

Голландцам совершенно не присущ комплекс малой нации. Они с гордостью говорят о своей стране, о ее вкладе в мировую историю. Во многих областях общественных и производственных отношений, науки и искусства голландцам действительно довелось быть первопроходцами.

На протяжении нескольких веков Голландия владела империей, была одной из ведущих морских держав. «Летучие голландцы» бороздили океаны, открывали новые земли, как уже отмечалось, первыми добрались до загадочной «страны Чипингу», то есть до Японии.

При посещении Голландии я то и дело вспоминал слово «рангаку». Может быть, для современного мира, который оказался на пороге экологического кризиса, поучительны некоторые аспекты «голландской науки»? Разве не стала в наши дни актуальной способность голландцев преображать природу, не совершая надругательства над ней? Поучительно и умение голландцев всегда и во всем беречь пространство. Голландские города строят очень экономно, хотя их новые районы отнюдь не представляются тесными.

Не случайно знаменитые художники голландской школы предпочитали миниатюрные холсты, любили рассматривать предметы с близкого расстояния. Это умение беречь и ценить пространство многое добавляет к очарованию Голландии.

Чтобы увидеть чудо природы, именуемое Метеора, нужно проехать от Афин 350 километров и пересечь почти всю Грецию с юго-востока на северо-запад. Путь лежит через равнину Тессели — житницу страны. Красно-бурым ковром расстилаются убранные и перепаханные на зиму поля. За очередным перевалом вдруг открывается заснеженный ландшафт. Но это, конечно, не снег. Это белеют коробочки хлопчатника.

Снова поля, оливковые рощи, равнины, чередующиеся с горами. И вдруг будто в сказке попадаешь в какой-то совершенно иной, волшебный мир. Метеора — уникальное геологическое образование. Около тысячи каменных столбов высотой 200–300 метров вздымаются своими кручами над окружающей равниной Тессели. Они напоминают развалины гигантского сказочного дворца.

К этому чуду природы добавлены не менее чудесные творения человеческих рук. На плоских вершинах многих каменных столбов уже шесть веков существуют православные монастыри. Они построены на крохотных труднодоступных площадках каким-то непостижимым способом. Ниже их в отвесных скалах темнеют ряды пещер — скиты отшельников.

Говорят, будто поблизости когда-то было горное озеро. После землетрясения его воды вырвались на соседнюю равнину и промыли на своем пути глубокие ущелья. Я видел нечто подобное, когда осматривал американский каньон Колорадо или лессовое плато в излучине китайской реки Хуанхэ. Но Метеору каньоном не назовешь, ибо ущелья здесь как бы слились воедино, а от былого плоскогорья остались лишь крохотные изолированные островки. Пожалуй, их можно сравнить с Красноярскими столбами на Енисее.

«Я был глубоко взволнован, увидев на фоне вечернего неба эту группу каменных столбов. Самый высокий из них, как перст указывал на мерцавшую в небе звезду. Ощущение отрешенности, вызванное этим зрелищем, было столь сильным, что рождало чувство необъяснимого душевного подъема. Контур холмов был поражающе необычен. Казалось, что их начертала на бумаге рука наполовину бессознательного человека, который позволял своему перу круто перемещаться вверх и вниз, в то время как его мысли находились где-то далеко».