Сэнди сидела в кресле рядом с Шейлой и осторожно разминала ноющие плечи.

– Неужели я не могу надеть это платье?

– Если хочешь выглядеть как картонная фея на рождественской елке, надевай, – ответила подруга.

– Не будь такой жестокой.

– Ты хочешь сразить его наповал?

– Нет… Да. – Сэнди вздохнула, вертя в пальцах подвядший розовый бутон. – Хотелось бы, чтобы он не поднимал такой шумихи вокруг дурацкой гражданской церемонии.

– Я до сих пор не могу понять, как ты решилась пойти на это, – недовольно фыркнув, сказала Шейла.

– Ты ведь видела его с Джимми, Шейла, – напомнила подруге Сэнди. В попытке усмирить взаимную вражду Уго и Шейлы она как-то пригласила ее на коктейль. Уго собирался укладывать Джимми в постель, когда она пришла. На нее тоже произвело впечатление то, с какой любовью прижимал Уго к груди сына, неся его на руках к лестнице, свидетелем чему Сэнди была неоднократно. – Они обожают друг друга. Теперь я уже не смогла бы этому помешать, даже если бы захотела, – мрачно заявила она.

– А ты хочешь?

Сэнди слишком замешкалась с ответом.

– Значит, ты жертвенная овца, – сделала вывод подруга.

О да, мысленно согласилась с ней Сэнди. Я жертвую собой каждую ночь в его объятиях.

Встав, она вернулась к стойке, увешанной белоснежными платьями, и стала перебирать их одно за другим. Почему я опять пошла у него на поводу? – сердито думала Сэнди. Неужели у меня совсем не осталось гордости?

Ей было известно, что его так пришпоривает. Натали Форэ. Стоит только упомянуть имя прекрасной француженки – и он просто ныряет в секс, словно человек, ищущий забвения!

Но ведь и я ныряю вместе с ним, напомнила себе Сэнди. Мне достаточно только подумать об этом – и я сразу же покрываюсь потом.

– Я примерю это, – сказала она, снимая со стойки первое попавшееся платье и протягивая его продавщице.

Шейла подождала, пока женщина понесет его в примерочную, а потом осторожно, подбирая слова, произнесла:

– Сэнди… а ты задумывалась о том, что будет, когда вы поженитесь и вам придется… стать ближе?

– Ты шутишь? – поперхнулась Сэнди.

Но нет, Шейла не шутила. Она действительно выглядела как встревоженная наседка, пытающаяся подготовить молодую курочку к тому, что сделает с ней плохой петух.

– Мне жаль разрушать твои иллюзии на мой счет, Шейла, – продолжила она, – но чем, как ты думаешь, мы занимаемся дома все это время?

Впервые она увидела на лице своей бывалой подруги замешательство, а затем – залившую его краску смущения.

– Хочешь сказать, что вы… – Ее голос пресекся.

Сэнди рассмеялась, однако смех звучал натянуто. Она снова повернулась к стойке. Наступившее молчание было переполнено мысленными образами, совершенно неуместными в этом милом магазине с невинными, девственно белыми нарядами.

– Но я думала…

– Ну так не думай, – перебила ее Сэнди. Ее щеки горели. Щеки Шейлы горели тоже.

Почему люди думают, что могут строить предположения на ее счет? Уго считает ее нимфоманкой. Подруга полагает, что она настолько наивна и глупа, насколько только может быть наивна и глупа женщина с семилетним ребенком.

Продавщица появилась как раз вовремя, чтобы помочь им преодолеть очень неловкий момент. Сэнди с ненавистью смотрела на платья, спрашивая себя, что подумал бы Уго, если бы она явилась на свадьбу в своем лучшем черном костюме.

Откуда-то сбоку протянулась красивая наманикюренная рука.

– Ты сама себе злейший враг, не так ли? – печально сказала Шейла. – Вот. Примерь это…

Среди белых кружев ей удалось отыскать бледно-голубой шелковый костюм. С этого момента поведение подруги в корне изменилось. Она сдалась, поняла Сэнди, натягивая юбку. Меня признали неисправимой… Но я сама доказала это, позволив Уго заниматься любовью со мной, когда уже знала, что он использует меня, чтобы забыть другую женщину.

Сэнди купила бледно-голубой костюм. Он на удивление подходил ей – удлинял ноги, подчеркивал золотистость волос и глубину глаз.

– Ну и что ты об этом думаешь?

Уго стоял в холле дома Сэнди рядом с Тимом Райсом, который все еще с интересом оглядывался по сторонам.

– Ты, наверное, понимаешь, что здесь широкое поле для деятельности, – сказал ему Тим. – Но я не знаю, как ты собираешься модернизировать дом, не изменив ничего в его допотопной обстановке.

– Эта допотопная обстановка – память о человеке, который очень дорог хозяевам, – объяснил Уго. – Нельзя ли подремонтировать стены, а потом расставить все по своим местам?

– Я архитектор, а не чудотворец, – сухо заметил Тим. – Камин бесполезен, он только коптит потолок. Половицы громко скрипят, А стены словно предупреждают: если посмеешь снять хоть одну картину, мы тут же обрушимся. Все это можно исправить, – заявил он. – Но обои нужно наклеить новые, мебель отправить на глубокую реставрацию, и в результате все, что мы возвратим после этого на свое место, утратит благородную патину времени. У меня тревожное предчувствие: чем глубже копнем, тем больше обнаружим гнилья, я уж не говорю о древоточцах. Было бы проще выпотрошить весь дом и заменить на новое все, что можно заменить, – посоветовал Тим. – Тебе стоит посмотреть другие дома по этой улице, чтобы увидеть, как все может выглядеть, если с умом взяться за дело.

– Я не хочу, чтобы он был похожим на другие. – Это дом моего сына, думал Уго, место, в котором Джеймс и Сэнди нашли любовь и защиту. Менять его эстетику нельзя, но от структурных изменений, похоже, никуда не деться.

– Может быть, передать этот проект моей жене? – внезапно предложил Тим.

– Твоей жене? – Уго не смог скрыть удивления. Тим смущенно ухмыльнулся.

– Да, я имею в виду ту легкомысленную штучку, которая месяца два назад весь вечер флиртовала с тобой, – небрежно подтвердил он. – У нее обнаружились скрытые таланты. Один из них – деликатная реставрация старых домов, результаты которой порой поражают.

– Глэдис реставрирует старые дома? – недоверчиво спросил Уго. Это никак не вязалось с образом ветреной и очаровательной дочери стального магната, на которой недавно женился Тим.