Глава 13

Небо проплакало все утро, и теперь, хмурое и отечное от слез, нависало рыхлыми складками над крышами высоток. Пахло мокрым асфальтом и землей.

Рэм так и не смог себя заставить переступить порог крематория, и потому прощался с Ником здесь, на лавочке под крышей строгого черно-белого крыльца с коленопреклоненными ангелами вместо колонн. Черный костюм его раздражал, траур сковывал дыхание. Хотелось сорвать с себя все эти непреложные атрибуты скорби и напиться по-черному — вот это было бы честно.

Из головы никак не шел вчерашний разговор со следователем. Дело Ника так и не передали в прокуратуру, поскольку его травмы классифицировались как «повреждения, нанесенные в результате хулиганской драки». А когда Рэм принялся орать на весь этаж, как сильно они ошибаются, следователь переслал ему показания других участников разборки, и ни в одном из них не было описания казни Ника. Только одного имени Рэм не нашел в списке.

— А где показания Инны Хмельницкой, сестры потерпевшего? — спросил он следователя.

Тот замялся и ответил, что документация по ней еще не готова. И Рэм все понял.

— Ясно. Остальные были под кайфом, с полными карманами травы и пачкой штрафов за нарушение общественного порядка. Чистыми были только я и она, потому нам бояться нечего. Так?

И тогда следователь сказал:

— Роман Анатольевич, чисто по-человечески я, конечно, понимаю ваше желание придать произошедшему какую-то особую значимость, поскольку вы состояли с ним в дружеских отношениях. Но тот факт, что Николай Хмельницкий был вашим другом, никак не меняет того, что он был наркоманом, алкоголиком, дважды отбывал наказание за уличное хулиганство, постоянно общался и враждовал с асоциальными личностями и группировками. То, что с ним случилось, трагично. Но абсолютно закономерно. И самое правильное, что вы можете сейчас сделать — это не афишировать ваши с ним личные отношения, поскольку это может серьезно отразиться на вашей дальнейшей судьбе и карьере. Поскольку вы — лицо пострадавшее, мы не подавали сведения в службу социального рейтинга...

— Другими словами, у нас есть два закона: один — для хороших граждан, а другой — для плохих? Так что ли?! — взбесился Рэм.

— Ни в коем случае. Мы, конечно же, будем искать преступников...

Все дальнейшие слова пролетели мимо ушей Рэма. Он всматривался в тонкую шейку следователя так, словно хотел задушить его взглядом, а в памяти кружились слова Олега о королевском соцрейте. Он не стал разносить кабинет или подавать жалобу. Рэм придумал кое-что другое, и попросил Инку помочь с реализацией. И она согласилась.

Тем временем к крематорию подъехали два автомобиля, из которых неспешно выгрузились следующие клиенты учреждения. Скорбящая вдова при виде Рэма небрежно поправила декольте своего траурного платья и призывно процокала мимо него каблуками в окружении скучающих родственников.

Рэму стало противно.

И тут пришло очередное сообщение от Лизы.

Сначала он читал их, потому что переживал, не возникло ли у девушки каких-то дополнительных проблем, и не требуется ли ей помощь. Но в письмах вечно лежали какие-то дурацкие картинки, сопровождающиеся просьбами позвонить, когда не будет занят.

Рэм ответил ей только один раз. Написал, что действительно очень много дел, да и настроение не способствует. А в ответ мгновенно прилетела километровая простыня слов поддержки и утешений из разряда тех, от которых скулы сводит.

Наконец, церемония закончилась, и двери крематория пафосно открылись. Рэм поднялся со скамейки, поправил пиджак. Через пару минут в дверях показалась Инна с коробочкой праха в руках и еще несколько человек из числа приятелей Ника.

— Трус, — прошипела Инка, смерив живописную фигуру Рэма обиженным взглядом.

В свободном черном платье до щиколоток она выглядела нелепо, как солдат в балетной пачке.

— Я предупреждал — не выношу я все эти слезодавительные речи, — извиняющимся тоном проговорил Рэм.

— А я думала, тебе стыдно на меня смотреть из-за подмены прощальной песни, — строго взглянула она Рэму в глаза. — Это что за, мать твою, «Show must go on»? Там поп и так жалобно выглядел, вычитывая отходную над рогатым покойником, а когда еще твоя песня грянула, ему и вовсе поплохело.

Рэм криво усмехнулся.

— I can fly, my friends... Не сомневайся — Ник бы оценил, если бы услышал.

Инка хмыкнула.

— Не сомневаюсь. Но предупредить все-таки надо было.

Рэм указал на коробку.

— Теперь на кладбище?

— Хрен нам, а не кладбище, — мрачно сообщила Инна. — Рейтингом не вышли. Ника прописали в Доме покоя в двух кварталах отсюда.

Рэм шумно выдохнул, раздувая щеки, как мехи.

— Пойду решу вопрос.

Инка устало махнула рукой.

— Да пошли они в задницу. Не все ли равно, где ты лежишь, когда тебя уже нет?

Она повернула было к стоянке, но Рэм задержал ее за локоть.

— А я не представляю себе Ника на этих стеллажах покойников, в окружении ковровых дорожек и густого запаха лимонного освежителя, которым пытаются замаскировать недостаточность вентиляции. Ты действительно хочешь, чтобы его прах лежал в таком месте? Разве не лучше под открытым небом, открытым солнцу и дождю? Ребят, ну поддержите меня? Дайте мне десять минут, и я попробую все устроить.

Инна подняла на него воспаленные глаза.

— Знаю я, как ты будешь устраивать. Платить ты будешь втридорога. Ник был бы против. Как будто в этом мире есть сила, которая могла бы теперь запереть его в каком-то месте, — мелькнула на ее лице мрачная улыбка. — Поехали, Хануман, давай уже закончим с этим. Тем более, у нас на сегодня еще есть важное дело.

— Можно и перенести, — с готовностью предложил Рэм, подчиняясь ее доводам.

— Иди в жопу, — устало ответила девушка. — Я хочу этого не меньше тебя.

***

Когда Инка вошла в офис, у нее широко распахнулись глаза и рот.

Пустой коридор. Два десятка кабинетов с виднеющимися сквозь прозрачные перегородки: столами, стульями, бизнес-досками и новомодными полосатыми коврами. Они светились, как готовые к заселению качественные аквариумы.

И абсолютная тишина.

— Охренительно! — выдохнула она наконец, покружившись на месте. — Ты что, арендовал все это?! Откуда у тебя такие деньги?

— Ты еще крышу не видела. Идем!

Рэм подтолкнул ее к пожарной лестнице, по которой они поднялись на крышу.

Офис, арендованный Рэмом, располагался в самой высокой точке ступенчатой стоэтажки. Каждая ступень крыши подсвечивалась с четырех сторон массивными прожекторами. Над головами вертелась гигантская голограмма Велеса в белых одеждах и с массивными рогами на голове — символ животноводческого сообщества, арендующего значительную часть площади в бизнес-центре.

Инка не была сентиментальной, но даже ей на глаза навернулись слезы.

— Хануман, ты — чудовище, — проговорила она, уставившись на Велеса. — Чёрт, у меня мороз по коже...

Рэм легко, по-кошачьи запрыгнул на полуметровый бордюр, огибавший участок по периметру.

— Эй, ты что творишь! — вскрикнула Инка, дернувшись к нему всем телом. — Сейчас как навернешься отсюда!

Рэм глянул вниз. Отсюда открывался фантастический вид на Москву-реку, прозрачный, как лед, Захарьевский мост, широкую улицу перед ним и белокаменную церковь с золотой голограммой креста над ней.

— Правило номер один — никогда не говори под руку, — спокойно возразил он, вставая на руки.

Так он не мог видеть выражения Инкиного лица, но по гробовой тишине за спиной догадывался, какое оно.

— Правило номер два — не обсуждать мою хореографию, иначе ничего не получится.

Он вновь встал на ноги, легко пробежался по бордюру, растянулся на поперечный шпагат, ухватился руками за край, а потом соскользнул вниз, удерживая свое тело только руками.

— И последнее — я не навернусь.

Он отпустил вторую руку, и остался висеть лишь на одной.

— По крайней мере, не сегодня.

Уцепившись опять двумя руками, Рэм подтянулся и взобрался обратно. Развернувшись к Инке, спрыгнул с бордюра на поверхность крыши.

Инна молча подошла к Рэму и больно стукнула его ладонью в лоб.

— Придурок, предупреждать надо! — воскликнула она.

Он погладил Инку по голове, как ребенка, потом мягко отстранил от себя:

— Я не придурок, я — Хануман, сама так прозвала. Присядь, я покажу тебе весь танец, как я его вижу. Сначала свою партию, потом твою. Музыку тебе сейчас скину. Запускаем синхронно на счет три, договорились?

— Эй, ты что, хочешь, чтобы я вместе с тобой над пропастью балансировала? — запротестовала Инна.

Рэм на мгновенье закрыл глаза, чтобы не вспылить.

— Может, ты сначала посмотришь?

— Я боюсь высоты!

— Над высотой я всего лишь один раз протащу тебя на руках, расслабься!

Инка нервно расхохоталась.

— Хануман, ну ты даешь! У меня бустеры с утяжелителем, ты хоть представляешь себе, сколько я вешу? Да ты хребет себе сломаешь...

Рэм шумно выдохнул и решительно подошел к Инке.

— Эй, ты что задумал?!

Она попыталась отпихнуть Рэма, но напрасно.

— Поставь меня на место! Ты не...

Он подхватив Инку на руки, и девушка умолкла.

— За шею обхвати и не дергайся, — предупредил Рэм. Несколько шагов к краю, прыжок — и он уже стоял на бордюре, прижимая Инну к груди.

Он почувствовал, как ее руки еще сильней вцепились ему в шею.

Рэм немного прошелся по бордюру с ней на руках, потом спрыгнул обратно и бережно поставил девушку на ноги.

— Еще вопросы есть?

Инка кивнула.

Рэм вздохнул, сунул руки глубоко в карманы брюк.

— Ну?

— У тебя подгузники есть? Боюсь, мне пригодится парочка.

Рэм беззвучно рассмеялся.

— Не переживай, мы справимся!

— Ладно, показывай свою хореографию, я посмотрю...

— Хорошо, — кивнул Рэм. — Лови музыку...

— Готово.

— Давай... На раз, два, три, запуск!

Ей в голову ворвалась та же музыка, что зазвучала на церемонии кремирования Ника.

Большую часть танца Рэм брал на себя. Он летал по краю, свисал на шнуре вниз головой, кружился и переворачивал мир вниз головой, причем таким образом, чтобы в зону обзора попадали то вечерние огни, то голограмма Велеса. Потом спускался на крышу, и здесь предполагался дуэт, прогулка по краю вдвоем и расставание. Финалом должна была стать сцена сидения на краю с постепенным сползанием на шнуре вниз и завершающим покачиванием над городом вниз головой.