— Да, ну, вообще-то, она уничтожила коробку ликера на четыреста баксов, поэтому, держу пари, я имел право немного отругать ее, — начинает спорить Джордж, закидывая свою удочку.

— Но я заплатила за эту ошибку, — возражаю я. — Кровью. Хотя мне было очень стыдно стоять, выпятив попу прямо перед лицом Джорджа, пока он обрабатывал мой порез, и сейчас я пытаюсь посмеяться над этой неловкой ситуацией. Но, конечно же, Джордж не может просто посмеяться со мной за компанию. Неееет. Ему нужно смутить меня еще сильнее.

Брови Генри взлетают вверх, и Джордж фыркает.

— Длинная история, пап, — объясняет он, заметив растерянное выражение своего отца. — Возможно, я расскажу ее за ужином.

Я округляю глаза и шокировано смотрю на Джорджа. Он не посмеет пересказать им все подробности... или посмеет? Джордж с широченной улыбкой на лице смотрит на меня.

— А может, ты сама хочешь рассказать эту историю, Шарлотта?

Зыркнув на него, я убираю несколько прядей волос за ухо и говорю:

— Конечно же, нет. Но раз уж мы завели об этом речь, у меня есть парочка других историй, которые я бы тоже могла рассказать о тебе.

Джордж не отвечает мне, а просто начинает сматывать леску на своей удочке. Это его немного утихомирит, — мысленно смеюсь я.

Обернувшись к мистеру МакДермотту, я вижу, что он ухмыляется мне.

— Джорджу нужна хорошая девушка, которая будет держать его в форме, — улыбаясь, говорит он. — Похоже, ты нашел ее, сынок, — он поворачивается и подмигивает Джорджу.

— Точно. Девушка мне нужна так же, как телеге пятое колесо, — угрюмо отвечает Джордж, чем зарабатывает от меня злобный взгляд. Мистер МакДермотт чувствует нашу... как бы это назвать? Неприязнь? Чем бы это ни было, он чувствует это и меняет тему.

— Ты когда-нибудь раньше рыбачила внахлест?

— Нет, сэр. Я вообще ни разу в жизни не рыбачила.

— Уму непостижимо, — констатирует он. — Покажи ей, как это делается, сынок, — велит он Джорджу.

В течение следующего часа Джордж рассказывает мне, как называются части нахлыстового удилища и принцип его работы. Он показывает мне, как правильно закидывать удочку. В какой-то момент Джордж с отцом почти синхронно забросили удочки, и это было до странности красиво. Закидывание удочки напоминает танец, запястье и локоть направляют удочку и она, изогнувшись, летит по воздуху, а затем почти сразу же после того, как удочка касается воды, они притягивают ее обратно. Движения так элегантны и неспешны. Впервые с тех пор, как я встретила Джорджа МакДермотта, я вижу его таким умиротворенным.

— Я пойду в дом, а вы двое долго не задерживайтесь, — подмигивает мне Генри

— Теперь твоя очередь, — заявляет мне Джордж, когда его отец начинает брести к берегу.

— Я вовсе не против просто наблюдать, — начинаю отказываться я. Каким бы простым ни казался процесс, все равно он требует хорошей координации движений, а у меня ее как раз и не хватает.

— Давай. Ты должна хотя бы попробовать, — настаивает Джордж.

Свои первые несколько попыток я безнадежно проваливаю, и в какой-то момент у меня вырывается словечко на букву «б», после чего я испуганно оборачиваюсь, чтобы убедиться, что его отец ушел и не слышит меня. Джордж громко смеется и забирает у меня удочку.

— Позволь я покажу тебе, — предлагает он и встает за моей спиной. Он прижимается грудью к моей спине, и мне становится жарко, а сердце начинает учащенно биться. Он берет меня за руку и вкладывает в нее удочку, а затем помогает мне правильно ее ухватить.

— А теперь, — выдыхает он мне в ухо, — представь, что удочка — это продолжение тебя; вы единое целое. Она должна быть гладкой и быстрой. Наживка или муха должна едва коснуться воды. Когда наживка приземлится, она должна держаться на поверхности. Если будешь тянуть ее, то форель догадается об этом по тому, как вода будет двигаться вокруг наживки, и клева не будет.

Расположив мои руки, как положено, он заводит свою левую руку вперед и помещает ее мне на живот. Второй рукой он мягко удерживает мою руку, а затем отводит ее назад. Мое тело молит о том, чтобы я теснее прижалась спиной к нему, но я сопротивляюсь. Вместе мы забрасываем удочку и тянем леску к себе. На пару мгновений я даже забываю, насколько неловкой является наша поза, потому что на самом деле мне очень приятно. Его губы находятся неподалеку от моего уха, и когда он говорит, вниз по всему телу распространяются приятнейшие вибрации. От Джорджа исходит приятный аромат, и пока он продолжает описывать прелести рыбалки внахлест, все мои мысли сосредоточены только на той точке, где соприкасаются наши тела.

Наконец-то, после того, как я несколько раз успешно закидываю удочку, мы направляемся к берегу. Джордж держит меня за руку, пытаясь помочь идти в воде. Как только мы оказываемся на берегу, он смеется, когда я быстренько выскакиваю из рыбачьей спецовки, и от звука его смеха мое сердце начинает биться немного чаще. У него низкий грудной смех, до боли красивый.

— Ну, что скажешь?

— Неплохо, — смущенно признаю я.

Я не могу смотреть ему в глаза, потому что боюсь, что он догадается, о чем я думаю. Кажется, Джордж начинает мне нравиться. Уж не сошла ли я с ума? Но там, в воде, когда его тело прижималось к моему, я реагировала на его прикосновение. Я хотела, чтобы он прижимался ко мне. Что, черт возьми, со мной не так? Спустя секунду я выдавливаю из себя:

— Спасибо.

Я смотрю по сторонам, ища взглядом Айка, но его нигде не видно. Я хмурюсь, гадая, куда он пропал.

— Ты неплохо справлялась, — лжет Джордж, ухмыляясь.

— Если под «неплохо» ты подразумеваешь, что я полный лузер, то да, я была хороша, — ворчу я, и мои коленки опять ослабевают, когда снова слышу смех Джорджа МакДермотта.

— Рад, что тебе это занятие пришлось по душе, — говорит Джордж, берет меня за руку и ведет к дому. — А теперь время перекусить.

Вечер проходит чудесно. Я очень нервничала из-за этого ужина, но мне понравилась каждая проведенная там минута. Семья МакДермоттов очень дружелюбная и гостеприимная, и после того, как я провела в одиночестве и холоде так много времени, я испытываю удовольствие, которого уже давно не ощущала. Такое чувство, будто я дома.

После того, как я, не вдаваясь в подробности, рассказываю им откуда я и выдаю немного информации о своей семье, всеми правдами и неправдами избегая при этом упоминать об Акселе, мы приступаем к десерту. Беверли приготовила тирамису, как и обещала. Затем Беверли велит мужчинам заняться посудой, а мне предлагает пройти в гостиную.

Повсюду на стенах висят семейные фотографии Айка и Джорджа в футбольной и бейсбольной форме. Их фотографии, где они еще мальчишками рыбачат вместе с отцом. Там даже есть фотографии крошечного Кэмерона. Я смотрю на его фотографию, где он в солнцезащитных очках сидит за пианино; полагаю, что он изображает из себя Рея Чарльза. (Примеч. Рей Чарльз — американский эстрадный певец (баритон) и пианист. Пел в различных стилях, особенно прославился как исполнитель в стилях соул и ритм-энд-блюз. В США считается одним из наиболее значительных «истинно американских» музыкантов послевоенного времени).

— Кемэрон появился у нас, когда ему было уже двенадцать. Нам удалось достать его детские фото у одного из его родственников, — она улыбается, глядя на фото в моих руках. — У этого мальчика такой сильный характер. Я каждый день благодарю Бога за то, что он привел его в мою жизнь.

— Мне он показался очаровательным парнем, — соглашаюсь я.

— Его мать работала на Генри, но погибла в автомобильной аварии. Кэмерон всегда крутился в офисе после школы и Генри настоял на том, чтобы забрать мальчика к нам, если Кэмерон согласится. К счастью, он оказался не против, потому что последние пару лет нам было не до веселья, а Кэмерону каким-то образом всегда удается развеселить нас, — она внезапно затихает и делает шаг к стене.

— А это, — Беверли снимает фоторамку со стены, — мой Айк. Уверена, ты уже слышала, что мы потеряли его в Афганистане, — черты ее лица смягчаются, а эмоции во взгляде сменяют одна другую.