– Включить аварийные генераторы…

Где-то что то шуршит, но света нет.

– Где электрики? – ору в темноту.

Вдруг вспыхнули лампочки и вид разорения потряс меня. Мы как после хорошей битвы. Несколько окровавленных фигур пытаются встать, другие уже на своих рабочих местах, но в каком ужасном состоянии. Неподвижные тела троих матросов видны на палубе у генераторов. У левой турбины лопнул отводной коллектор, пар стремительно заполняет помещение.

– Перекрыть первую турбину. Аварийной команде срочно исправить поломки. Вызвать санитаров, проверить команду.

Почему молчит мостик. Я хватаю микрофон.

– Первый, ответьте… Первый…

Динамики подозрительно молчат. Вдруг опять эсминец задергался и… опять мы получили сильнейший удар, от которого несколько человек свалило на решетчатый настил. Корабль медленно отклонился в другую сторону примерно на двадцать градусов. Он продержался так секунд тридцать потом подпрыгнул к верху и закачался.

– Первый, первый… ответьте, – бубню в микрофон.

Вой вырывающего пара прекратился, вокруг аварийной турбины замельтешили фигуры матросов.

– Всем старшинам и матросам, – командую я, – осмотреть основные агрегаты, доложить их состояние.

Послышались отчеты людей, оказывается кроме турбины, у нас сдохли семь новых вентиляторов и вдруг тревожный голос сообщил.

– Первый танк дал трещину, вдоль стенки левого борта. Мазут начал вытекать…

– Старшина Гичков, срочно команду на танк. Посмотрите, что можно сделать. В случае чего, перекачайте часть топлива из поврежденного танка в другие.

Ко мне, как призрак подходит Коля Долматов. Лицо измазано кровью, рубаха порвана и большой кровавый порез виден с левой стороны груди. В руках парня потрескивающий счетчик Гейгера.

– Как фон? – спрашиваю его.

– Чуть повыше, чем был, – шепелявит Коля.

– Что с тобой?

– Зубы. У меня выбиты передние…

– Работать можешь?

Он кивает головой.

– Докладывай мне, если фон изменится.

В машинном отделении стала подниматься температура, сказывается остановка вентиляторов в шахтах. Передо мной возник худощавый матрос.

– Товарищ старший лейтенант, там… вентиляторы поплавились, заменить невозможно, притока и вытяжки не будет.

– Ясно. Иди, раздрай люки, посмотри, что на верхних палубах.

Только откинули люки на верхние палубы, как поток горячего воздуха ворвался в машинное отделение. И тут в раскрытый люк по лесенке стала спускаться, шатающаяся черная фигура. Вид человека ужасен. Красное распухшее лицо, там где глаза белые обводы, волос почти нет, а китель весь обгорелый.

– Сережа, это я.

Человек рухнул на пустующее кресло мичмана Гавриленко.

– Гоша? Что с тобой, Гоша?

– Там… на верху, все… мертвы.

– Что ты говоришь?

– Ягодин, старпом… все…, кто был на мостике… Мостика тоже нет. Все оплавилось, мы потеряли связь…

Коля поднес счетчик к Гоше и тот заверещал будь-то недорезанный.

– Сергей, – не по военному сказал Долматов, – его надо срочно переодеть и вымыть.

Я подозвал оператора с поврежденной турбины.

– Товарищ старшина, капитан-лейтенанта в душевую, вымыть его и выдать новую одежду.

Гошу увели.

У нас появились новые лица. Спустился штурман, кап-два, обычно молчаливый Друян. Вид у него получше чем у Гоши, нет ожогов лица, зато нос залеплен липучкой и следы засохшей крови на половине головы.

– Как у вас дела, товарищ старший лейтенант?

– Стараемся исправить положение.. Поврежден коллектор турбины, один танк и сдохли почти все вентиляторы.

– Мы можем плыть?

– Наверно можем, сейчас запустим турбину и попытаемся провернуть винты.

– Я принял на себя корабль и хочу отвести его на базу. Сейчас справимся с пожарами в носовой части эсминца и можем двигаться. Так как внутренняя связь не работает, пришлю к вам связиста, пусть проложит кабель до верхней палубы. От туда будем по телефону управлять кораблем через вас. Рулевое управление повреждено и судя по всему, его восстановить не возможно, придется управлять эсминцем винтами.

– Я понял, товарищ капитан второго ранга.

– Тогда, давай. Вся надежда на тебя, Сережа.

И этот тоже по неуставному. Друян уходит на верх

Дали пар и запела вторая турбина. Я дал команду провернуть винты и тут судно начало трясти.

– Что это? – ко мне тревожно повернул голову Коля.

– Вал чуть погнут.

Связист, присланный Друяном, подал мне трубку.

– Вас…

– Але..

– Это я, – слышу голос кап-два. – Почему такая вибрация?

– Вал поврежден, видно чуть согнуло при такой встряске.

– Доплыть с таким дефектом можем?

– Можем.

– Тогда, давай разворот на сто восемьдесят. Я тебе буду командовать, когда надо остановится…

В машинном отделении сумасшедшая жара. Дышать почти нечем. Три вентилятора не могут дать притока свежего воздуха. Матросы поснимали робы, голые тела блестят от обильного пота и бедные ребята дышат как рыбы, открыв рот. Все люки на верхние палубы мы позакрывали, от туда несет жаром и гарью, но от этого легче не стало. Мазут все же частично вылился из танка, палуба стала черной, липкой и ходить по ней стало трудно. Повысился в зале радиоактивный фон, но Коля говорит, что это еще нормально, хотя тревога охватило его побитое лицо. Два матроса все же свалились от жары, их сунули на трубы холодильников, которые уже давно не охлаждали воду, но были только чуть теплые. Мы плывем в слепую, только по командам по телефону.

Опять он звякнул, вызывая меня.

– Товарищ старший лейтенант, – слышу голос Друяна, – останови машины.

– В чем дело?

– К нам идет помощь. Приближается миноносец «Стремительный».

– Я понял. Стоп, машины.

Только через минут сорок нас выводят через верхние палубы на самый верх. Матросы одурев от жары, валятся на настилы, стараясь отдышаться на свежем воздухе. Я огляделся и не узнал свой родной эсминец. Антен и мачт, торпедных аппаратов и других выступов на корабле не было, это был не эсминец, а оплавленная металлическая коробка. Входные двери и люки были открыты только в теневой от взрыва стороне, остальные было просто не открыть, они заварились. Выполз из люка ошалевший Коля Долматов со своим неразлучным счетчиком и противный визг сразу обрушился на нас. Теперь Коля с ужасом смотрит на прибор и прыгающими губами говорит.

– Сергей…, это ужас…

На эсминец прыгают матросы с миноносца «Стремительный», Друян дает им команду выносить всех живых из отсеков. И вскоре вся верхняя палуба заполняется ранеными или обоженными людьми. Вынесли Гошу. Он лежит на брезенте и двигает губами, стараясь надышатся прохладным воздухом. Я подхожу к нему.

– Гоша, ты как?

– Слабость какая то. Сейчас отдышусь…

И тут мой товарищ отключился.

– Санитара, – ору я, – врача.

Два моряка подбежали к нам и склонились над телом Гоши.

– Жив, – говорит один. – потерял сознание.

Ко мне подошел Друян.

– Сережа, бери своих людей и уводи на миноносец. Здесь находится опасно. Кроме того, я получил приказ. Нам приказали уничтожить все документы, все самое важное, а эсминец утопить.

– Как утопить?

– Так. Говорят, что наш корабль имеет очень высокий фон радиоактивного заражения и его просто нельзя вести на базу.

– Мне его утопить?

– Нет. Его потопят миноносцы, настоящими торпедами.

– Что делается? А как же ребята? – я показываю на лежащих матросов и офицеров на палубе.

– К нам идет два тральщика и еще несколько вспомогательных судов, их подберут.

Я созываю свою несчастную команду и мы торопливо перебираемся на миноносец. К эсминцу подплывает тральщик и матросы начинают переносить раненых на него. Мы же отходим. Оставшиеся в живых люди, с ужасом смотрят свой неузнаваемый корабль.

На пирсе полно санитарных и грузовых машин. Адмирал Носков хмуро выслушал рапорт командира миноносца, который снял нас с гибнущего корабля, и приказал всю команду эсминца отправить в госпиталь. Нас раскидывают по машинам и везут по городу.