Миссис Фрейл. Как вы себя чувствуете, сэр? Чем я могу услужить вам?

Валентин. Слушай! Я хочу посвятить тебя в тайну. Эндимион и Селена встретят нас на горе Латме, и мы поженимся в глухой полуночный час. Молчи! Ни слова! Гименей спрячет свой факел в потайном фонаре, чтоб никто не увидел, а Юнона напоит маковой росой своего павлина, и тот свернет глазастый хвост, так что стоглазый Аргус сомкнет очи, не правда ли? Никто не будет знать об этом, кроме Джереми.

Миссис Фрейл. О да, мы будем держать это в тайне и не замедлим осуществить!

Валентин. Чем скорее, тем лучше! Подойди сюда, Джереми! Поближе, чтоб нас никто не подслушал. Так вот что, Джереми. Анжелика превратится в монахиню; а я в монаха, и все же мы поженимся назло священнику. Достань мне рясу с капюшоном и четки, чтоб я мог играть свою роль, ведь через два часа она встретит меня в черно-белых одеждах и длинном покрывале, которое поможет нашему плану. Ни один из нас не увидит другого в лицо, пока не свершилось то, о чем не принято говорить, и мы не покраснеем навеки...

Входит Тэттл.

Тэттл. Ты узнаешь меня, Валентин?

Валентин. Тебя? А кто ты? Что-то не припомню!

Тэттл. Я Джек Тэттл, твой друг.

Валентин. Мой друг? Это чего ради? У меня нет жены, с которой ты мог бы переспать. Нет денег, чтоб ты мог взять их взаймы. Скажи, что толку со мной дружить?

Тэттл. Он говорит все без утайки, такому секрета не доверишь!

Анжелика. А меня вы узнаете, Валентин?

Валентин. Еще бы!

Анжелика. Кто же я?

Валентин. Женщина, одна из тех, кого небо наделило Красотой в тот самый час, когда прививало розы на шиповнике. Вы - отражение небес в пруду, и тот, кто к вам кинется, утонет. Вы белы от рождения, как чистый лист бумаги, но пройдет срок, и все перья на свете испещрят вас каракулями и кляксами. Да, я вас знаю, потому что я любил женщину, любил ее так долго, что разгадал одну загадку. Я понял предназначение женщины.

Тэттл. О, интересно, скажите!

Валентин. Хранить тайну.

Тэттл. Не приведи господь!

Валентин. Уж у нее тайна в безопасности; проговорись она даже, ей все равно не поверят.

Тэттл. Опять неплохо, право.

Валентин. А теперь я б охотно послушал музыку. Спой мне мою любимую песенку. - Конгрив, "Любовь за любовь".

В комедии Конгрива "Двоедушный" есть миссис Никлби, живущая в тысяча семисотом году, в чей образ автор ввел некоторые Чудесные черты озорной сатиры. Ее обманывают светские щеголи, и она умеет противостоять им не более, чем дамы, о которых говорилось выше, - Конгриву.

Леди Плайент. Ах! Подумайте о том, как бесчестно вы себя ведете! Хотите совратить меня (соль тут в том, что он жаждет получить руку дочери этой леди, а вовсе не ее), совратить с пути истины, по которому я до сих пор неизменно шла, ни разу не споткнувшись, не сделав ни одного faux pas {Ложного шага (франц.).}. Ах, подумайте только, какую ответственность вы примете на себя, если я по вашей вине оступлюсь! Увы! Человек слаб, видит небо! Ужасно слаб и не способен устоять.

Меллефонт. Где я? День сейчас или ночь? Может быть, я сплю? Сударыня...

Леди Плайент. О господи, задайте же мне этот вопрос! Клянусь, я откажу, - поэтому не спрашивайте: нет, не надо, не спрашивайте, клянусь, я откажу. О, небеса, из-за вас вся кровь бросилась мне в лицо. Я, наверное, красная, как индюк. Фи, кузен Меллефонт!

Меллефонт. Да выслушайте же меня, сударыня. Я хотел сказать...

Леди Плайент. Выслушать вас? Нет, нет; сначала я вам откажу, а потом уж выслушаю. Никогда не знаешь, как можно переменить мнение, когда выслушаешь, - слух ведь одно из наших чувств, а все чувства порой обманывают. Я не стану полагаться на свою честь, уверяю вас. Моя честь тверда и несокрушима.

Меллефонт. Ради бога, сударыня...

Леди Плайент. Ах, не поминайте его больше. Помилуйте; как можете вы говорить о боге, имея такое порочное сердце? Вы, может быть, не считаете это за грех. Говорят, некоторые из вас, мужчин, не считают это за грех. Но, право же, если б это не было грешно... и тогда жениться на моей дочери, чтобы иметь возможность чаще... на это я никогда не соглашусь: можете быть уверены, я расстрою этот брак. Меллефонт. О, ад, вот так чудеса! Сударыня, я на коленях...

Леди Плайент. Ах нет, нет, встаньте. Ладно, сейчас вы убедитесь, как я добра. Я знаю, любовь всемогуща и никому не дано совладать со своей страстью. Вы ни в чем не виноваты, и я тоже, клянусь вам. Что же мне делать, если я обладаю таким очарованием? И что делать вам, если я вас пленила? Мне искренне жаль, что это предосудительно. Но моя честь... и ваша тоже... и грех! Ничего не поделаешь. О боже, кто-то идет. Мне нельзя здесь оставаться. Итак, подумайте над своим проступком и постарайтесь, постарайтесь всеми силами совладать с собой... непременно постарайтесь. Только не тоскуйте, не отчаивайтесь. Но и не думайте, что я в чем-нибудь вам уступлю. Боже избави! Но непременно отбросьте все мысли о женитьбе, потому что хоть я и знаю, что вы не любите Синтию, а лишь ослеплены страстью ко мне, все-таки, я буду ревновать. О господи, что я говорю? Ревновать! Нет, как могу я ревновать, если я не должна вас любить, так что не смейте надеяться, но и не отчаивайтесь. Идут, я оставляю вас. - "Двоедушный", действие 2, сцена V, стр. 136.

** "Писатели почему-то ужасно любят притворяться, будто они все делают случайно. "Старый холостяк" был написан от скуки, когда автор выздоравливал после болезни. А меж тем здесь явно видны необычайная отточенность диалога и постоянное стремление к остроумию". - Джонсон, "Биографии поэтов".

Когда он нападает, чтобы одержать очередную победу, то делает это с великолепной галантностью, при полном параде и под звуки скрипок, подобно тому как французские франты Граммона брали приступом Лериду.

"Зачем вам имя?", - пишет он, говоря о молодой даме у источников Танбриджа, которую превозносит до небес:

Зачем вам имя? Имени ей нет.

Благословенный музами предмет,

Она одна из тех, чьей славы свет

Бессмертен. Ну, так что же,

Вы будете настаивать, мой друг?

Тогда окиньте взглядом пестрый круг

Своих очаровательных подруг

Одна из них на ангела похожа.

А вот строки, посвященные другой красавице, которой, вероятно, комплименты поэта понравились куда меньше: