— Где оружейная?

Пэн запнулась под округлой аркой дверного проема часовни. — Оружейная?

— У Вас должно быть место, чтобы хранить оружие.

Он внимательно следил за нею, поскольку она, казалось, перестала дышать.

— О, да… оружейная. Да… склад оружия. — Пэн махнула рукой, указывая на окружающую стену и башни. — Она в одной из башен где-то там.

— Вы не покажете ее мне?

— Мы сможем увидеть ее в другое время.

Пэн открыла калитку часовни, но он придержал ее, чтобы помешать ей войти.

— Я желаю видеть ее сейчас.

— Гм, я потеряла ключ.

Он посмотрел на кольцо с ключами, которое свисало с цепочки на ее талии. Когда она шла, они щелкали и звякали, а бедра покачивались. Он связывал этот звук с нею, и обычно прислушивался к нему, когда ее не было рядом.

— Вы утверждаете, что из всех этих ключей, ни один не подойдет к оружейной?

— Ни один, — сказала она с напряженной улыбкой. — Без сомнения, я найду его в конце концов.

Она попыталась снова открыть калитку, но он нажал на нее, закрывая, и проскользнул между ней и проходом.

— Пэн, мне нужна шпага.

— Фу, Тристан. Вы еще не настолько поправились, чтобы требовать шпагу, и, скорее всего, Вы даже не знаете, как ею пользоваться.

Он мягко сказал.

— Знаю.

— Тогда хорошо, — сказала она с другой такой же яркой улыбкой, — в конце концов, мы найдем одну для Вас.

— Где?

— О, где-нибудь.

— Нет, Вы упрямица, нигде нет ни одной. — Он наклонился, чтобы встретить ее пристальный взгляд. — Нет в зале на стене над камином, нет в сторожке, где они должны быть, нет в моей спальне или любом другом помещении. В оружейных в башнях охраны нет клинков, только алебарды и пики. Единственные клинки, которые я видел это кухонные ножи и тому подобная утварь. Что же это за замок, где нет никаких мечей или кинжалов, госпожа Фэйрфакс?

Пэн попыталась всковырнуть носком своей обуви каменную плиту.

— О, Святые, Тристан, неужели ни одной? Какое чудо. — Ее голова склонилась набок, и она стала пристально следить за ним. — Но с другой стороны, ни один из моих людей не умеет пользоваться шпагой. Именно поэтому я дала Дибблеру и другим пики и алебарды.

— Тем не менее, я хочу шпагу. — И снова это чувство, которое столь интриговало и раздражало его. Он не стал отвечать на ее улыбки и тонкие замечания и продолжил пристально смотреть на нее. — Отведите меня оружейную.

Отведя от него взгляд, Пэн жестом указала на витражное окно-розетку[35] над калиткой.

— Как Вам наша часовня? Она намного современнее цитадели, конечно.

Он хмуро глядел на нее, пока она болтала. Конечно, она не пыталась держать его как заключенного. Идея была абсурдна. Он поймал ее руку и не дал ей открыть калитку часовни.

— Мне нужна шпага, госпожа. — Он не упомянул, что теперь, когда он увидел незнакомца, ему еще сильнее не терпелось найти ее. — Я могу не знать, кто я, но я знаю — я владел шпагой и нуждаюсь в практике, прежде чем потеряю свои навыки. И не трудитесь говорить мне, что нет ни одной. Нет ни одного замка, испытывающего недостаток в оружии. И после того как Вы найдете хотя бы одну, Вы можете рассказать мне, почему здесь — в этой полуразвалившейся громаде нет почти никакого оружия.

Взволнованная, Пэн в его объятиях была подобна бабочке. Она трепетала и наклонялась, и покачивалась, и танцевала на пальчиках ног, пока не поняла, что он не собирается отпускать ее. Тогда она успокоилась, прикусила нижнюю губу и, избегая его взгляда, посмотрела на каменные плиты, на землю во дворе замка, на фундамент часовни.

— Ну? — сказал он. Она пробурчала что-то, но он не расслышал ее. — Что?

— Я сказала — нет.

Прошло немало времени, прежде чем он осознал, что она отказала ему.

— Божье дыхание!

— Прошу, успокойтесь.

— Господь вездесущий! Иисус, дай мне терпения.

Он освободил ее и начал наступать на нее, так что она оказалась у калитки часовни, и ударилась о нее головой. Указывая на нее пальцем, он повысил голос.

— Клянусь Крестом, никакая женщина не станет мне хозяйкой. У вас есть время до вечера, чтобы предоставить мне ключ к складу оружия. Или завтра я найду его и сломаю дверь.

Отвернувшись от Пэн, он прошел через внутренний двор, не оглядываясь на женщину, которую так желал, и которая спасла ему жизнь.

Пэн осталась на пороге часовни, когда Тристан ушел. Разрываясь от противоречивых чувств, она желала ударить его, но в то же время умолять его снова сделать попытку соблазнить ее. Очевидно, это не грех, испытывать такую… такую пылкость к мужчине.

Она бродила под округлой аркой и хотела закричать так, чтобы ее голос эхом зазвучал в башнях Хайклиффа. Она с самого начала была права. Молодые мужчины приносят опасность. Тристан уже сводил ее с ума своей атакой на ее чувства, а теперь он хотел получить шпагу. Она теперь даже не могла понять, что опаснее — его страсть или желание получить оружие. Она все еще не могла отойти от тех ощущений, которые он вызвал у нее, проследив за ней до сторожки у ворот. Что ей теперь делать? Нервно теребя пальцами складки на юбке, она постаралась придумать способ не дать ему завладеть шпагой.

С каждым шагом, ее сердце билось быстрее, и она всеми силами старалась не вспоминать тот первый раз, когда она коснулась шпаги, и ее поглотило. Вскоре после того, как начались ее месячные, она начала понимать, что с ней происходит нечто странное, нечто большее, чем просто превращение из девочки в женщину. Ее отец чистил свою шпагу, и она случайно прикоснулась к ней, когда передавала отцу тряпку для полировки.

Порыв жгучего холода поднялся от клинка к ее пальцам, по руке, по груди, пока не добрался до ее разума. В мгновение ока она оказалась в другом месте, — в темном и замкнутом, пахнущем металлом, кожей и потом, — и она была так напугана, что едва не справила нужду тут же. Ее голова оказалась заключенной в металл, и она не могла свободно ее поворачивать. Узкие треугольные щели ограничивали ее видение, и она только наблюдала, как мужчины дерутся и умирают.

Она заметила штандарты Кларенса, Глостера, Норфолка и Бэкингема. Мимо проскакала галопом лошадь без всадника, едва не задев ее. Она подняла руку и услышала бряцание металла. Она посмотрела на свою руку. Та была заключена в рукавицу из тщательно соединенных металлических пластин, которые точно повторяли форму руки. И в ее руке был меч. Она услышала крик и обернулась.

На нее наступал вооруженный рыцарь на боевом коне. Его шлем сверкал на солнце, когда он поднял свой меч и нацелил его на нее. Каким-то образом она знала, что должна пригнуться в последний момент и нацелить острие своего меча вверх.

Вне себя от ужаса, она ждала, пока рыцарь не окажется над ней. Она пригнулась. Блестящие металлические пластины легко скользнули, и она вонзила свой меч под его рукой в пространство между нагрудником и плечевыми пластинами, где только кольчужные вставки закрывали уязвимую плоть. Острие пронзило кольчугу. Она подпрыгнула, вонзив меч до конца.

Резко дернувшись, боевой конь потянул за собой меч и ее саму. Она полетела за конем и его умирающим всадником, затем рывком вытащила клинок. Это внезапное освобождение заставило ее потерять равновесие и упасть на спину. Ужас охватил ее, когда ее голова ударилась о внутреннюю сторону шлема. И хотя он был скроен точно под ее размер, вес вооружения несколько замедлял движения.

Она перевернулась и стала на колено — и увидела сплошное пространство отполированного металла. Нагрудник и плацкарт,[36] поднятые руки в ратных рукавицах. Острие меча вонзилось в нее и попало в прорезь для глаза. Мучительная боль. Кровь хлынула потоком. Она полилась на лицо и наполнила шлем. Она тонула в своей собственной крови…

Сегодня Пэн помнила это видение также ясно, как и в первый раз. После того, как оно закончилось, она очнулась и обнаружила своих родителей, склонившихся над ней, напуганных и недоумевающих. Когда она описала то, что испытала, ее отец сказал ей, что этот меч принимал участие в сражениях во времена Войны Роз.[37]