В Колчестере происходило нечто ужасное. Прокуратор еще не был уверен – он мог послать на поддержку лишь часть своей гвардии. Он выслал гонца к губернатору, находившемуся с основной армией в Уэльсе, но только боги знают, когда Светоний вернется. Петиллий и Девятый легион должны были выступить немедленно и покончить с бунтовщиками.

«Именем божественного духа нашего августейшего императора умоляю тебя поспешить», – писал прокуратор. – «Я слышал, что к мятежу собираются примкнуть и другие племена – коританы и ваши паризии».

Легат прочел послание вслух перед собравшимся легионом. Ясно было, почему Квинта освободили из тюрьмы – перед сражением Петиллий нуждался в каждом солдате. Полководец осознал, что бегство паризиев и угрожающая таблица были частью огромного общего мятежа, и весьма сомнительно, чтоб они были связаны с какими-либо действиями гарнизона в Линкольне. Луций так и не сознался. Из-за кризиса мелкое происшествие было забыто.

И тем не менее, размышлял Квинт, пока ехал по дороге Эрмины на Фероксе, мое имя так и не очищено. И он не мог помочь себе, гадая, расскажет ли Луций правду о своем походе в деревню. Внешне отношения между молодыми людьми не изменились. Они делили скудный походный паек, спали бок-о-бок у лагерного костра, но доверие Квинта было поколеблено. Это причиняло боль, но, к счастью, обстоятельства не оставляли времени для личных переживаний. Они постоянно ждали атаки. Однако ничего не происходило. Поселки коританов возле болот тоже оказались заброшены. Они видели на дороге следы груженых британских повозок, так что какие-то силы, должно быть, этим путем проходили, но пока они не достигли Браухигна, где Эрмина пересекалась с дорогой на Эссекс. Там был устроен небольшой перевалочный пункт для размещения проходящих отрядов, и Квинт по пути на север в нем останавливался. Отставленный по выслуге римский ветеран, который жил в форте вместе с женой и детьми, исполнял обязанности квартирмейстера.

Теперь от перевалочной станции с ее деревянными постройками не осталось ничего, ничего, кроме груды пепла, а с ветвей огромного дуба за земляным валом, свисали четыре изуродованных трупа – тела римского ветерана и его семьи.

При этом зрелище легионеры смолкли, хотя до этого они были настроены очень несерьезно – радовались отвлечению от скуки гарнизонной жизни, но острили, как быстро они разделаются с кучкой вопящих туземцев, предводительствуемых женщиной.

– Представьте себе, сражаться с женщинами! – еще недавно хохотал Луций. – Мы отшлепаем этих красоток и отошлем их домой, к горшкам и кастрюлям!

Шутки Луция больше не развлекали Квинта, и он сухо ответил:

– Ты не видел королеву Боадицею. Она столь же сильна и горда, как любой мужчина. То же можно сказать, – добавил он, – о многих наших римских матронах.

Судьба Брауминга была трагична, но отнюдь не подготовила их к виду Колчестера, которого они достигли на следующий день. Запах дыма встретил их за два часа до прибытия и по мере приближения становился невыносимым, удушающим. Все внимание Квинта последнее время было сосредоточено на Фероксе – тот дрожал, бился и наконец метнулся вверх по склону невысокого холма.

Здесь Квинт постарался успокоить коня и случайно бросил взгляд на Колчестер. Только его не было. Просто не было. Форум, правительственные здания, базилика, опрятные улицы с виллами и лавками – все стало грудами дымящихся развалин. Квинт моргнул, и вгляделся снова. Мощный, величественный храм Клавдия тоже исчез. На его месте пылал огромный костер, и языки пламени были так высоки, что касались облаков.

– Милосердные боги… – прошептал Квинт. Внезапно, осознав невероятный размах разрушений, и накал ненависти, породившей его, он вздрогнул от страха. Но где британцы? Куда они двинулись, уничтожив Колчестер?

Эта же проблема занимала и легата Петиллия. Ответ пришел через несколько часов. Петиллий вывел свой легион к реке Кольне, прочь от города, отправив разведчиков искать в развалинах признаки жизни. Их отчет был ужасен. Все население Колчестера, несомненно было перебито, и город был полон полуобгоревших трупов. В конце концов, они нашли старого римского лавочника, который, дрожа, выполз из погреба возле реки, когда увидел легионеров. Его отвели к легату, который переговорил с ним под деревом на берегу реки. После чего Квинта, к его удивлению, вызвали к Петиллию. Легат приветствовал его без предисловий и напоминаний о бесчестном поступке Квинта.

– Этот старик считает, что британские силы сосредоточены на севере, откуда они собираются двинуться маршем на Лондон. Ты – единственный из моего легиона, который недавно проезжал тем путем в страну иценов. Можешь припомнить подходящее укрепление для их войска?

Квинт поразмыслил и неуверенно сказал:

– Да, легат, на холме за рекой Стур были какие-то земляные валы. Британцы– могут использовать их как укрепления.

Полководец кивнул.

– Выступаем туда на заре. Надеюсь, они будут удивлены.

Ночь для солдат Девятого легиона тянулась томительно. Они прислушивались к мерным шагам часовых или пытались урвать немного сна. Даже покрытые шрамами ветераны многих битв были взволнованы и нервны – больше, чем Квинт, никогда не видевший настоящего сражения, или Луций, который умудрился напиться даже под бдительным надзором Флакка. Каковы бы ни были обстоятельства, думал Квинт, Луций всегда отыщет обходные ходы для удовлетворения своих желаний. Флакк все больше и больше мрачнел, на длинном лице испанца выступили угрюмые складки. Он утверждал, что воды Кольны внезапно стали красны, словно кровь, когда легион приблизился к ним. Никто больше этого не заметил, но Флакк уверял, что так и было, и снова ушел молиться Марсу перед походным алтарем, установленным посреди лагеря. Еще Флакк говорил, что слышал вопли привидений из пылавшего храма Клавдия, который часть обреченных жителей Колчестера удерживала против британцев около двух дней.

Квинт не слышал призрачных криков, но когда он принудил себя закрыть глаза и расслабиться, как учили римских солдат, он услышал из темных лесов над Кольной другие крики – отрывистый лай лисиц и отдаленный ответ. И подумал – очень мало шансов поразить британское войско внезапной атакой, ибо незримые глаза следят за каждым передвижением римлян.

На рассвете Девятый легион выступил на север, к Стуру. Они двигались сомкнутыми рядами по десять человек с кавалерией по флангам, как всегда в опасной ситуации, хотя не ожидали встретить британское войско еще много миль. Стояло прекрасное летнее утро. Не слышно ни звука, кроме шороха листвы. Казалось невозможным, чтобы столь мирный день таил какую-то угрозу. Я не верю, что они вообще проходили этим путем, подумал Квинт, глядя в синее небо – но стоило ему лишь так подумать, как тишина взорвалась леденящими военными кличами. Еще ничего не было видно, но преисподняя ужасающего шума заполонила все кругом.

Легион проходил по узкой долине, окруженной холмами, и на гребнях холмов с каждой стороны, возникли толпы яростно вопящих британцев – тысячи людей. Щиты легионеров сомкнулись, привычно формируя оборонительную позицию, но атака была столь неожиданной и противник настолько превосходил их числом, что боевые колесницы, лохматые британские лошади, охваченные ненавистью, завывающие всадники смели их в первые же минуты.

Когда кавалерия поскакала на защиту пехоты, легат приказал атаковать. Но атаковать они не смогли. Британцы с выкрашенными синим лицами и в развевающихся тартанах обрушились на них, а женщина в боевой колеснице на гребне холма хрипло выкрикивала приказы. Королева Боадицея – с копьем в руке и растрепанными длинными золотыми волосами – воодушевляла свою армию. За ней собрались другие женщины, включая двух ее дочерей.

Квинт сражался как в кошмарном сне, нанося удары мечом направо и налево и глядя на льющуюся кровь, уводил Ферокса от стремительных британских колесниц и дождя стрел, защищая, как мог, знамя когорты, пока его не выбили у него из рук. Ошеломленный, обессиленный, Квинт увидел, что большинство лет-онеров-пехотинцев – пало. Тесная долина стала морем изрубленных тел, морем римской крови. Сквозь шум в ушах и леденящие душу победоносные вопли британцев он услышал приказ легата: