Так, Простакова нет, уже залет. Разведчики старшего лейтенанта Бекетова, красавцы один к одному, приятно смотреть. И Резинкина нет. Ну, химики...

Вот и конец строя...

На месте последнего, где обычно фиксировался Валетов, стоит столб. К столбу прикручена голая девка. Лицо знакомое. Сиськи через веревки торчат. Смотрит на него, не моргая. А глаза красивые, тоже стоял бы и смотрел. Были бы у нее руки свободны, еще бы и честь отдала. По бокам от столба и немного сзади стоят Простаков с Резинкиным. Поддерживают привязанную даму, чтоб не рухнула.

– Это что такое!! – возмутился Стойлохряков, отступая на два шага назад и обращаясь к Мудрецкому.

Тот лупает глазами, будто в первый раз увидел. Простаков подает голос:

– Извините, товарищ подполковник. – И, не дожидаясь утвердительного ответа, поворачивает столб на сто восемьдесят градусов. – Вот! – он показывает толстым пальцем на маленького мальчика. – Вот Валетов. Рядовой Валетов. Видите, товарищ подполковник? У нас полный состав, все на месте. Он немного веревками перевязан. Как было, так и взяли.

Глядя на столб в конце строя и болтающиеся в воздухе ноги тридцать шестого размера, Стойлохряков раздувал от негодования щеки и ноздри:

– Нет, ты лучше поверни в обратную сторону, я буду на голую девушку смотреть.

Глаша закричала:

– Не имеете права!

– Ну, конечно, – не обрадовался Стойлохряков. – Я здесь на все право имею. Простаков, вращай!

Леха с удовольствием повернул столб в обратную сторону. Солдаты, услышав, что в конце строя, оказывается, стоит не просто столб, а привязанная к нему девка, нарушили порядок, принятый в армии, и стали разглядывать Глашку.

– Ну вы чего! – засуетился Мудрецкий. – Ну-ка встаньте все как положено! Как вас тут учили!

Комбат, увидев сбродность состояния, крикнул:

– Смирно! После отбоя девку от столба отвязать! Рядового Валетова одеть.

– А девку одевать? А Валетова от столба отвязывать? – не понял лейтенант.

– Как тебя зовут? – спросил комбат.

– Так я же Глаша, вы сегодня с утра со мной разговаривали.

– А-а-а, – вспомнил подполковник, – так это вы вдвоем ходили в лагерь к Жанне, а сейчас у столба. Простаков, вращай, – снова на подполковника смотрит Валетов. – Молодец, рядовой. С задачей справился. Эк они вас... Лейтенант...

– Так вы же сказали, товарищ подполковник, чтобы все были налицо.

– Какого хрена, лейтенант, ты голожопых мне в ряды ставишь?! Потом не просто голожопых, а парня с девкой, и стоят они с помощью этого столба спиной к спине. А в армии положено, чтобы смотрели друг другу в затылок! И у нас здесь одна шеренга, а не две! Если в следующий раз будете столб в конце строя содержать, так делайте все по уставу! И вообще, у военнослужащего весь срам наружу! А у девки, между прочим... Ну-ка поверни, – попросил комбат Простакова, и тот снова повернул Глашку всеми своими прелестями к комбату, – а у девки, лейтенант, тебе уже давно пора знать, срама никакого нету!

– Как нету? – обиделась Глаша, опуская голову вниз.

– Нет у тебя срама! – повторил комбат. – Все, я пошел к другим взводам, а вы давайте тут развязывайтесь.

– Так главное, что все живы, товарищ подполковник, все на месте!

– Еще бы все живы не были, – пробурчал недовольно Стойлохряков, удаляясь. – Что бы тогда мы делали с неживыми-то солдатами, воевать-то с кем? Хорошо, когда все живы, а то смотри мне. Живые все, хоть и голожопые, но живые.

Напившись воды и наевшись, Валетов спал. Ему абсолютно ничего не снилось, только под утро он почувствовал, что рука нащупала что-то мягкое и, кажется, волосатое. Похоже, будто кошку гладишь, так ему казалось. Он мял это мягкое недолго, но ощущения были приятными. Наконец почувствовал, как кто-то его поцеловал и прошептал нежно на ухо:

– Ну так у нас будет сегодня что-нибудь или нет?

Вынырнув из потустороннего мира, Фрол открыл глаза и увидел перед собой Глашку.

– А-а! – воскликнул он и улыбнулся.

– Ты чего? – не поняла она.

– Как хорошо, а то ведь я не думал, что ты рядом. Испугался.

– Чего испугался-то?

– То, что пидорас я, понимаешь? Это самый страшный сон, какой только может увидеть нормально сориентированный мужчина.

То, что нащупала его рука, оказалось всего-навсего ее милой головкой.

– А-а-а, – протянула она с пониманием. – Нет, у тебя все в порядке.

Тут ее маленькая ручка ширкнула под одеяло и нащупала часть Валетова. Тот закатил глаза от приятных ощущений, затем снова вернулся к реальности.

– Погоди, – оборвал он ее, и Глашка обиделась. – Мы где? – он ошарашенно глядел на белые стены и потолок.

– Как где? В вашей санчасти. Нас сюда привезли с поля и положили в одной палате.

Фрол поглядел по сторонам:

– Так вон та койка твоя.

– Ну да, – согласилась Глаша. – А я под утро к тебе перебралась. Правда, нам здесь удобнее?

– Ну, – Фрол чмокнул ее в щеку. – Конечно, тут хорошо. А вдруг зайдет кто?

– А никто не зайдет, – шептала она ему на ухо. – Никто... никогда... не зайдет, – голос ее становился все нежнее и тише.

И Валетов, недолго размышляя над тем, что его ожидает сегодня днем, принял все ласки Глаши близко к сердцу.

Простаков сидел грустный: по рассказам лейтенанта Мудрецкого, из лагеря защитников природы с утра ушло в Самару четыре машины «Скорой помощи». У одного сотрясение мозга, у другого сломаны ребра, у третьего – рука, а у четвертого выбит палец. Причем с выбитым пальчиком поехала девочка. Лехе было стыдно. Это, судя по всему, те, кто попали под дубину.

Но ведь ему надо было выбираться. А если бы он их не прищучил, то они бы его прищучили. Хотя сомневается он в данном вопросе очень сильно, но вот Фролу и Витьку досталось бы по полной программе. Наверное, тогда бы Валетова на самом деле на вертеле изжарили вместе с его подружкой.

Самое главное, что жалоб на военных не поступало, хотя Стойлохряков и отказался класть пострадавших в собственную санчасть. С какого чуда он должен помогать гражданским лицам, возжелавшим добавить в проводимое им мероприятие яду.

Люди не при смерти – потерпят. Да какие это люди? Пьяницы и наркоманы! Вот у него – люди! Все одеты по форме, накормлены три раза в день, умыты и начищены; через утренний осмотр перед завтраком проведенные. Никаких разгильдяев не наблюдается.

А Валетов, так он вообще герой, целый день провел на жаре привязанным к столбу. Это дорогого стоит. Видимо, получал тяжеленные солнечные удары по собственному темени и ничего – выдержал. Девчонка – тоже молодец. Жена декабриста. Он бы такую себе в батальон взял чай готовить с лимоном так, как он любит. А то эти дежурные по батальону постоянно всякую дрянь из порядочного чая вываривают – а ему пей всякие там радикалы с токсинами! Тяжелая доля у комбата, ей-богу!