— Мишка! — закричал я, срывая голос. — Ты же обещал, Мишка!

Мартынов обернулся, глядя на меня непонимающе.

Но зато прекрасно все понял за него Герострат. Он остановился у приоткрытой дверцы и сказал, посмотрев мне в глаза:

— НЕ ТОЛЬКО Я, НО ТЫ! — и добавил, обращаясь уже к подталкивающему его в спину конвоиру:

— ШАТОСТ ОЛИВА МОСТ!

Волна ужаса схлынула, передо мной снова был обыкновенный человек. Но жить этому человеку осталось чуть более секунды.

Лицо конвоира затвердело, глаза остекленели.

— Стойте! — успел только крикнуть я. — Остановите его!

Но конвоир быстрым движением вытащил пистолет и выстрелил Герострату в затылок. Герострата швырнуло на автомобиль; его кровь залила пыльные плиты аэродрома.

Николай Федорович Лаговский, предводитель Своры, был наконец мертв…

Мишка предложил подбросить меня до города. Я молча отмахнулся. Я не хотел Мартынова больше видеть.

Пешком я выбрался на Пулковское шоссе и зашагал к международному аэропорту. Скоро должен был сесть самолет из Парижа, в нем возвращалась домой Елена. Я вдруг понял, что если скоро не увижу ее, то что-то поломается в душе, рассыплется безвозвратно. И может быть, это последнее дорогое, что у меня еще осталось.

Я шел, меня обгоняли автомобили; пронеслась, завывая сиренами, вереница неотложек. А я шел, уходил от страшного места все дальше и дальше, думая, что никогда теперь даже после смерти Герострата, или в особенности после его смерти, не сумею убедить самого себя, что все наконец кончилось. Может быть, смерть Герострата — лишь преддверие, пролог к новому ужасу, что ждет нас всех впереди. Мир перевернулся, потерял отныне для меня опоры устойчивости. Я утратил все ценности, ради которых до сих пор жил, в которых видел смысл самой жизни. И что теперь дальше? ЧТО ДАЛЬШЕ?

Я шел и с какого-то момента мне вдруг стало казаться, что в сизой дымке смога, висящей в неподвижном воздухе над Санкт-Петербургом растут геометрически правильные, совершенные в своей законченности решетчатые конструкции — выше домов, самых высоких зданий города, протыкая острыми шпилями дымку смога — видение словно из фантастического фильма, видение будущего, которое в ненависти, в жестокости, в общей ограниченности прорастает из настоящего. И смерть Герострата ничего не решала, никак не могла замедлить их скорый рост. «Каждый пятый в стране — член Своры. И Свора растет.» Есть ли в мире сила, способная замедлить, остановить ее рост и рост психотронных башен, подчиняющих все и всех своей воле? Найдется ли такая сила, или будущее наше предрешено?..

Наверное, я шел несколько часов — не помню — но успел вовремя. Елена как раз миновала таможенный досмотр, получила документы и теперь бежала ко мне через зал, звонко отстукивая каблучками и смеясь на ходу. И я обнял ее, привлек к себе, но, целуя, почувствовал отстранение, словно и не любимую свою самую женщину обнимал, а какого-то совершенно постороннего человека, с которым меня ничего не связывает. Потому что мешали башни, которых не было, конечно же, пока над городом, но которые пустили режущие ростки у меня в душе. И Елена тоже почувствовала мою отстраненность. Посмотрела внимательно и серьезно, но я опередил ее вопрос, шепнув:

— Помнишь, перед твоим отъездом я что-то говорил по поводу редкого удовольствия, которое нет да и сменится доброй привычкой?

— Помню, — кивнула Елена.

— Я делаю тебе предложение, малыш. Выйдешь за меня?.. Я люблю тебя, малыш, я тебя люблю…

Она положила мне ладошку на губы, заставив замолчать.

— Пойдем, — сказала она просто. — Пойдем домой…

— Домой, — пробормотал я. — Правильно. Пойдем домой…

И башни рухнули, мигом рассыпались в черную сухую пыль. Словно никогда их и не было…

Все события, описываемые в трилогии «Свора Герострата — Охота на Герострата — Наследники Герострата», помимо некоторых документальных фактов, почерпнутых Автором из периодики и публицистики разных лет, являются вымышленными. Всякое совпадение имен личных, имен нарицательных, названий фирм, организаций, ведомств и служб — чисто случайно.

Самым случайным совпадением является то, что короткие двустишия, вынесенные в качестве эпиграфов к каждой из частей трилогии, имеют автора. Они принадлежат перу петербургского поэта Олега Григорьева.