Змееног выпустил бесчувственных пленников и оттолкнул их, так что они проехали немного по льду и сбились в кучу. Вскоре Орми начал подавать признаки жизни. Его грудь судорожно поднялась и опустилась. Потом он открыл глаза.

Кулу, вздрогнув, прохрипел:

— Дерьмо…

— Ну! — пискнула Ляма, ущипнув Элгара за ляжку.

— Прочь, исчадья зла! — закричал Элгар, взмахивая руками. — Солнце обратит вас в камень!

— О ужас! — заверещала Ляма, прыгая на одной ножке. — Светлый в Дуль-Куге! Спасайся, кто может!

Орми и Кулу вскочили, Эйле приподнялась было, но тут же без сил упала обратно на лед.

Кучи трупов зашевелились, застонали, завыли. В один миг ожили все тела в хранилище. Чешуйчатые пауки, зеленые карлики, змееноги, летучие мыши, дети, соплянки, шипастые гусеницы — с ревом, воем и визгом бросились к дверям. Там началась ужасная давка. Очень скоро, однако, все стихло, и выродки остались одни в опустевшем зале.

Бату подошел к спасенным, улыбаясь во весь рот. А Кулу уставился на Энки, и взгляд его постепенно становился все более осмысленным. Наконец он произнес, запинаясь:

— Энки! А я-то все забывал спросить змееныша, куда ты подевался.

Орми подошел к брату и хлопнул его по плечу.

— Значит, пришли все-таки.

— Как видишь, — усмехнулся тот. — Главное, вовремя.

— Мое имя — Бату, — сказал Бату, дружелюбно кивая вождю ядозубов. — Я сидел с Эйле в одной тюрьме.

Внезапно Аш вскрикнул, побледнев, как покойник:

— Черный Ужас!

Его дрожащая рука указывала на ямку во льду у него под ногами. Ямка была наполовину заполнена водой, а на дне темнел кожаный мешочек с яйцом Клыкача. Орми потерял его, когда их схватил змееног. Орми поспешно достал из ямки мешочек — тот стал еще тяжелее — и повесил на шею. За его спиной раздался могучий хохот Барга.

— Ох, не могу! Ну ты и вырядился, лысый. Что это? Бычий пузырь? Много же всего ты скрыл под одеждой, разрази меня Улле!

Аш смущенно посмотрел на свою прозрачную накидку и пробормотал что-то насчет холода в верхних коридорах. При этом он понемногу пятился, искоса поглядывая на Орми и яйцо Клыкача.

Элгар захлопотал над Эйле и Хлу. Они все еще не пришли в себя. Светлый бормотал заклинания и совершал магические пассы руками, пока не привел их в чувство. Тогда он встал и сказал:

— Не будем терять времени, друзья. До сих пор мы поступали правильно, и вот мы встретились в Дуль-Куге, придя сюда двумя путями, как было предсказано отцом Веором. Я вижу, что Орми уже добыл один из двух предметов, необходимых нам для последнего боя с Врагом, — сила Земли в этом мешочке у него на груди. Осталось добыть силу Неба. Пойдем и возьмем Зерно Имира, если сможем. Марбиане не будут нам мешать — об этом я позаботился. А те препятствия, которые остались… устранить их мы не в силах, и нам придется либо преодолеть их, либо погибнуть. Орми! Удалось ли вам узнать, где хранится Зерно Имира?

— Скорее всего, в самом центре, — сказал Орми. — Точно не знаю, но это яйцо становится все тяжелее и горячее по мере того, как мы приближаемся к середине.

— Да, Зерно должно быть в центре Дуль-Куга, — кивнул Элгар. — Идем. А лучше — бежим!

И они помчались в дальний конец зала. Пол был скользкий, и люди то и дело падали — все, кроме Аша. Тот, напротив, даже несколько оживился, почувствовав под ногами лед. Он снял с ног меховые обмотки и скользил вперед, толкаясь ороговевшими и ребристыми, как у всех каракитов, ступнями.

Дальняя стена оказалась сплошь железной, а не ледяной, как можно было ожидать. Кулу ткнул в дверь менхурьей ладонью, и отряд выбежал на кольцевой коридор. Это было третье кольцо и, похоже, последнее. Его поперечник не превышал сотни шагов. Они прошли немного влево, свернули в радиальный тоннель и беспрепятственно достигли центра Дуль-Куга.

Небольшой пустой зал пятиугольной формы. В каждой стене по арке. Пять радиальных ходов разбегались отсюда в разные стороны.

Яйцо Клыкача у Орми на шее вдруг налилось тяжестью, ремешки лопнули, и мешочек со стуком упал. Судя по звуку, под полом находилось еще какое-то помещение. Кулу присел, обнюхал пол и сообщил, что это не лед, а что-то очень похожее, но более прочное.

— Лед здесь только у стен… Ага… Круг прозрачного камня, вмороженный в пол. Это дверь, Улле меня сожри! Ну-ка, разойдитесь…

— Подождите, — сказала Эйле негромко сдавленным голосом. Это были ее первые слова с тех пор, как Элгар привел ее в чувство в хранилище тел. Там внизу наш главный враг, самое страшное из существ, населяющих Землю. Но дело не в этом. Скоро в мире все изменится. Никто уже не в силах остановить движение, начатое нами и Имиром — а может, и не Имиром вовсе…

— Эйле, мы спешим! Успокойся, девочка, соберись с духом и не говори того, о чем потом пожалеешь! — Элгар предостерегающе поднял руку. Но Эйле, не слыша его, продолжала. Речь ее стала совсем туманной и сбивчивой, и пару раз она даже закатывала глаза, словно в припадке.

— Послушайте. Неужели вам не ясно, что все мы — слепые орудия высших неведомых сил? Каждому из нас не раз приходилось убеждаться в этом. Не понял лишь тот, кто нарочно закрывал глаза. Мы родились выродками, мы росли как-то и где-то и разными путями шли к одной цели, собрались вместе, бились с врагами, прорывались сюда, в Дуль-Куг, и все это не нами было решено, нас просто позабыли спросить, хотим ли мы этого.

Каждый наш шаг известен заранее. Отец Веор сто лет назад уже знал наши пути. У нас в мозгу выжжены тайные знаки. Мы дурни стражники. Мне противно и страшно быть чьим-то орудием, неизвестно чьим. Я хочу, я имею право знать, по крайней мере, кто я и что делаю. Я непонятно говорю… но ничего, ничего. Слушайте! Девочка Ляма, которую я несла. Никакой она не оборотень. Все это вздор. Она настоящая живая девочка. У нее живая светлая душа. С ней что-то сделали… может быть, как и со всеми нами, но…

— У нее бред, — сказал Кулу. — Или кое-что похуже. Идем. — Он ткнул менхурьей ладонью в какое-то место на круглом люке — темного пятна там не было, но Кулу перед этим внимательно все обнюхал и не ошибся. Прозрачный круг провалился вниз и открыл вход в колодец. Железные скобы торчали из ледяной стены шахты, образуя лестницу. Кулу первым полез в отверстие, и все остальные по очереди начали спускаться за ним.

Эйле продолжала бормотать, цепляясь за холодные прутья:

— Мне жалко их всех: марбиан, менхуров, меченых… Никто на Земле не в ответе ни за что. Ни мы, ни они не просили, чтобы нас втягивали в тайные дела богов. Кому это нужно, пусть тот и платит. Я люблю их всех, всех живых, и тех, кто был живым когда-то. Я люблю их всех!

Спускаясь по обледеневшей лестнице, Орми чувствовал растущее беспокойство. Какое-то новое непонятное ощущение постепенно овладевало им. Сначала смутное, оно становилось резче с каждой ступенькой. Орми никак не мог подобрать ему названия. Мысли почему-то крутились вокруг слова «боль». Боль, боль. Что такое? Сам Орми не испытывал боли. Ну, ныли ребра после щупалец марбианина, ныло плечо, затекшее под тяжестью мешка с клыкачьим яйцом, — Орми завернул яйцо в самые прочные шкуры, в три слоя, и прямо-таки задыхался под непосильной ношей. Боль… И вдруг он понял. Боль была там, внизу. Не его. Чужая. Там кого-то истязали. Но только не человека, человек бы умер и от в сотню раз меньшей муки. Страдания неведомого существа были столь огромны, что не помещались в нем и разливались повсюду, став ощутимыми даже для посторонних.

Спуск продолжался недолго, и вскоре путники оказались в полутемном ледяном зале. Поначалу он казался им пустым, но потом…

Аш зашипел и попятился. Орми на миг почудилось, будто он видит некое огромное существо очень сложной и странной формы; оно заполняло почти весь зал и шевелило бесчисленными отростками. Орми моргнул, и видение пропало, зал снова был пуст. Моргнул еще раз — и опять увидел чудовище. Протер глаза — снова никого. Потом он услышал голос Энки. Тот обращался к чудному лысому пареньку в прозрачной одежде — Орми не мог припомнить его имени.