— Самолётишко ваш — тьфу! — кричала Галя. — Самодельный! А мой мяч — магазинный. Доставайте!

— Достанем, когда самолёт отдашь, — отвечал Тарас.

— А где я его возьму, когда он уже в печке сгорел?

— Врёшь! — вспыхнул Тарас и схватил берёзовый прут. — А ну признавайся честно! Сожгла или нет?

— Дурачок всегда за прут хватается, — поддразнивала Галя, а сама боком-боком подвигалась к кучке девятиклассников у крыльца. Клава Сивцова, рослая девушка с белокурой косой, разговаривала с Лёшей Зыряновым, бригадиром ученической бригады.

— Не веришь? Конечно, сожгла! — крикнула Галя, подобравшись к крыльцу совсем близко. — Ой, Клавочка, сестричка, спасай, Тараска опять дерётся!

— А ну-ка прекратите! — Лёша-бригадир выхватил у Тараса прут, сломал и выбросил в палисадник. — С девчонкой драться? Эх, ты…

— Пускай он мячик достанет, — расхрабрилась Галя, но тут прозвенел звонок, и ребята гурьбой бросились в школу.

Класс, куда вбежала Даша с подружками, был уютным. На окнах трепетали нарядные лёгкие шторы и цвела герань, а в углу, в большой кадке, рос могучий разлапистый кактус. На стенах — картинки из сказок: доктор Айболит со своими зверями, Иван-царевич на сером волке, гуси-лебеди… Парты ещё пахли свежей краской, и чтобы не прилипали тетради и учебники, приходилось стелить газеты.

Задачку на сложение все составили? — спросила Анна Матвеевна. — Кто первый прочитает?

Галя Сивцова приподнялась на цыпочки, легла на парту и далеко вперёд протянула правую руку, а левой крепко сжала себе губы, чтобы ненароком не выкрикнуть: «Меня, меня спросите!» Анна Матвеевна очень сердилась, когда так выкрикивали, и вообще тогда могла не спросить долго.

Даша тоже подняла, только не правую, забинтованную, а левую руку.

Успокойся, Галя, — сказала Анна Матвеевна. — Я всех вижу. А что у тебя, Даша, с рукой?

— Журавль клюнул…

И тут разом опустились все руки в классе: кто был впереди — оглянулся, кто сзади — вытянул шею, кто сбоку — повернулся. Все стали смотреть на Дашину руку.

— Ох ты и хитрюга, Дашка! — прошипела Галя. — Её журавль клюнул, а она помалкивает. Мне-то уж могла бы сказать.

— А когда мне было сказать? — шёпотом оправдывалась Даша. — То ты по мячику била, то с Тарасом ругалась.

— Внимание, ребята, — сказала Анна Матвеевна. — Про журавля нам Даша потом расскажет, а сейчас пойдёт к доске Айдос Ахметов… Расскажи, Айдос, условие задачи, которую ты придумал.

В задачке Айдоса перечислялось, сколько было в совхозе тракторов разных марок в прошлом году и сколько добавилось в этом. Нужно было узнать, сколько всего стало тракторов.

— Очень хорошая задача, — похвалила Анна Матвеевна. — А откуда ты взял эти цифры?

— Алтынай помогла, — потупился Айдос.

Алтынай была сестра Айдоса, лучшая трактористка не только в совхозе, но и в области, её даже по телевизору показывали.

— Подумаешь, и тут своей сестрой хвастается, — прошептала Галя Даше. — А у меня, между прочим, задачка не хуже…

Даша промолчала, но подумала, что Галя тоже часто хвастается своей Клавой. Хорошо, когда старшая сестра или брат. Вот если бы Аля была здесь, как было бы здорово! Ничего, что не родная, а двоюродная, всё равно сестра. Помогала бы всегда, заступалась, если кто обидит.

Считали на счётах, вспоминали таблицу умножения, и лишь перед самым звонком, продиктовав домашнее задание, учительница обратилась к Даше:

— Так расскажи нам, пожалуйста, про журавля.

И Даша рассказала. Про журавля, про аварию и как мальчишки из рогаток изоляторы побили тоже упомянула. Всё это время Галя Сивцова нетерпеливо вертелась на месте.

— Анна Матвеевна! Можно, я скажу? — вскочила она, едва Даша закончила рассказ. — А у Тараса Бахтюка рогатка есть!

Тарас подскочил, будто в него самого из рогатки пульнули:

— А твоё какое дело?

— А такое! Может, это ты чашечки на столбах побил.

— В Гусаковке, да?

— И в Гусаковке, да, — передразнила Галя. — У вас родня в Гусаковке живёт. Может, ты туда на велосипеде поехал и побил…

— Не бил я никаких чашечек…

— А почему тогда покраснел? — обличала Галя.

— Не бил, да и ладно! — Тарас уже чуть не всхлипывал. — Анна Матвеевна, я, честное слово, не бил!

— Не верьте ему, Анна Матвеевна, он из рогатки в наших куриц стрелял и в кошку тоже. И ещё он сегодня мой мяч на крышу закинул.

— Это правда, Тарас? Насчёт куриц и кошек?

Тарас опустил голову. Лицо у Анны Матвеевны погрустнело, и стало видно, что на нём уже много морщинок.

— Рогатка у тебя с собой? — сухо спросила она.

Тарас вытащил рогатку из кармана.

— Клади на стол.

— И у Айдоса тоже есть рогатка. — Галя наслаждалась местью.

Айдос не стал ждать, сам подошёл и положил рогатку на стол учительницы.

— Ещё у кого есть?

Рогатки оказались ещё у троих мальчишек.

— А теперь бегите на перемену.

В коридоре все окружили Дашу, и ей пришлось повторить свой рассказ про журавля.

— Ну и везёт тебе, Дашка, — твердила Галя. — Я думала, ты просто порезалась… или укололась…

— Или кошка царапнула, или собака цапнула, — в тон ей подсказал Тарас.

— А ты помалкивай! — вспыхнула Галя. — Влетело вам с Айдоской по первое число. Погодите, ещё в стенгазете продёрнут!

— А пускай продёргивают, — махнул рукой Айдос. — Я скоро всё равно отсюда уеду.

— Куда уедешь? — удивилась Даша.

— На Кудыкину гору! — почему-то рассердился Айдос и пошёл прочь. — Кому какое дело?

— Да не связывайся ты с ним, — потянула Галя Дашу за собой. — Не видишь, получил пятёрку и развоображался. Все мальчишки задаваки и драчуны.

Из школы Даша и Галя вышли вместе. Было по-летнему жарко, даже асфальт на тротуаре стал мягким.

— Давай мимо Дома культуры пойдём, поглядим, какое сегодня кино для детей, — сказала Галя.

— Мне домой надо.

— Так тебе же всё равно, что по этой улице, что по той.

Стены Дома культуры были из жёлтого и голубого глазурованного кирпича. Внизу находился зал, в котором показывали кино и выступали иногда приезжие артисты, а наверху было много-много комнат для всяких кружков.

Когда ещё дом не был достроен, ребятишки играли здесь в прятки. Теперь все комнаты были на замке, а кружки не работали, потому что их некому было вести.

— Ура! — воскликнула Галя. — Мультфильмы в четыре часа. Мультики! Мультики! — она запрыгала на одной ножке. — Может, останешься? Пойдём к нам, пообедаем.

— Нет, я домой. Журавлёнка лечить.

— Везёт тебе… — вздохнула Галя. — Конечно, зачем мультики, если дома журавлёнок…

Новые туфли жали ногу, и Даша разулась, как только вышла за околицу. Тропинка пролегала между придорожной канавой и лесной полосой. Земля была тёплая, запылённые листья подорожника ласкали ступни. «Ты побольше босиком бегай, — говаривала баба Устя. — Землицы коснёшься — силы наберёшься».

Иглы полыни, разогретые солнцем, пахли резко и горько; раскачивались под слабым ветром серебристые султанчики ковыля, бывшего «степного короля». Теперь-то в степи «другая царица — золотая пшеница», а ковыль к дороге жмётся: «Авось, хоть здесь поживётся…» Рядом — пастушья сумка и молочай, вязель и мышиный горошек… В предчувствии близкой зимы каждая травка стремится заявить, что ещё живёт: запахом, запоздалым цветком, а то и колючкой, норовившей впиться в пятку, лишь только зазевайся.

Некогда сегодня останавливаться Даше, а то сплела бы себе венок из вязели, пустила в разные стороны парашютики одуванчиков… А вот это — овсюг, развесил свои серёжки, настоящему овсу подражает. У зерновки овсюжьей ость изломанная, шершавая, как паучья ножка. Сбрызнуть водой из канавки — зашевелилась бы «паучья ножка», начала подниматься, опускаться, и поползло бы овсюжье семя по земле, как хищное насекомое, норовя найти земельку помягче, зарыться поглубже до весны… «Трава-оборотень, — говорила об овсюге баба Устя. — Овсом прикидывается — это чтобы на поле пролезть. Хоть какая засуха, сгорит весь хлеб, а овсюг останется, да так поле засеменит, что и не выведешь. Дед мой даже землю солил, чтоб эту проклятую траву искоренить, а всё равно не помогло».