Много чего рассказывала баба Устя Даше, когда брала её с собой собирать целебные травы. Висят теперь пучки этих трав под стрехой на чердаке — сухие, не нужные никому, дожидаются, когда снова приедет баба Устя.

Будь время у Даши, она и на озеро, что блестит за кустами, заглянула бы: улетели с него дикие утки или нет? А вот где выводятся журавли? Папа говорит — на дальних озёрах, в густых зарослях тростника. Вспомнив опять о журавле, Даша припустила бегом. Портфелем перед собой она крутила, как пропеллером; так и казалось: ещё немного — оторвётся от земли и взлетит в синее небо…

Сзади послышался густой гул мотора, и даже земля дрогнула, когда с девочкой поравнялся огромный оранжевый «Кировец».

— Эгей! — высунулась из кабины трактора молодая черноволосая женщина. — Садись, подвезу!

Да это же Алтынай, сестра Айдоса. Трактор гудел так сильно, что Даша не разбирала слов, и трактористке пришлось дважды повторить приглашение. Даша с разбегу перемахнула канаву и, ухватившись за протянутую руку Алтынай, вскарабкалась на высокую ступеньку.

Усадив Дашу, Алтынай захлопнула дверцу, и вдруг стало тихо. «Мотор, что ли, испортился?» — испугалась Даша. Но трактор плавно и легко двинулся с места: значит, мотор продолжал работать, просто его стало не слышно. Сквозь большие чистые окна лился в кабину солнечный свет, золотистый от пшеничных полей, желтеющих берёзовых перелесков. Всё вокруг виделось далеко-далеко. Можно было смотреть налево и направо, вперёд и назад. А сама кабина была уютной, как небольшая комната: мягкие сиденья, красные резиновые коврики на полу. Откуда-то сверху веял приятный ветерок, и совсем не пахло бензином. Даша с любопытством разглядывала разноцветные кнопки и лампочки на панели, бесчисленные рукоятки, рычаги… Все они были послушны Алтынай, и её маленькие ноги в туго зашнурованных кедах твёрдо нажимали на педали.

Даша почувствовала, что завидует Алтынай, а заодно и Айдосу — ведь он может когда захочет кататься на этой чудесной машине, которую водит его сестра.

— Как там братишка мой? — спросила Алтынай, словно угадав Дашины мысли. — Не озорует?

— Не-ет, — протянула Даша, решив не говорить насчёт рогатки. — Айдос пятёрку сегодня получил по арифметике — задачку про тракторы составил.

— Значит, пятёрку? — улыбнулась Алтынай. — Молодчина Айдосик! Он ведь способный. Всё в момент запоминает, а рисует как!

— Тётя Алтынай, — поколебавшись, спросила Даша, — а почему Айдос говорит, что скоро отсюда уедет?

Алтынай резко повернулась к девочке:

— Когда он это сказал?

— Сегодня… — Даша даже пожалела, что спросила, потому что глаза Алтынай вдруг как-то странно заблестели и она задрала голову, как бы рассматривая потолок. По своему опыту Даша знала — это лучший способ не заплакать: слёзы не выливаются из глаз и стоят, как в блюдцах. Нужно только часто-часто дышать носом, слёзы испарятся, а плакать уже расхочется.

Алтынай действовала точно по этому рецепту, и надо бы ей не мешать, но Даша испугалась, что трактористка не смотрит на дорогу, и машина может сползти в кювет.

— Тётя Алтынай… — тронула Даша её за плечо.

Алтынай тряхнула головой и стала смотреть прямо перед собой, а слёзы выкатились у неё из глаз и поползли по щекам. Даша, конечно, и виду не подала, что всё замечает.

— «Или я, или трактор…». Да как он может так говорить? Разве он не понимает, что не могу я трактор бросить! Замуж за него выходила — на всё был согласен, а теперь…

«Это не про Айдоса она, — поняла Даша. — Это про своего мужа Темира».

— А всё она, Маржан-апа… — это Алтынай уже про свою свекровь говорила. — «Не буду твоего ребёнка нянчить, уходи с трактора. Муж твой в конторе, на чистой работе, а ты бензином провоняла, как мужик, только ещё табак не куришь. Перед людьми нас позоришь: вам, говорят, денег мало, жадные, невестку на тракторе работать заставляете…»

Казалось, Алтынай совсем забыла, что Даша рядом, и разговаривала сама с собой.

Даша знала, что родители Айдоса и Алтынай живут на дальнем отгоне, там всего два домика для чабанов, а школы нет. Алтынай, когда училась, жила в интернате, а младшего брата взяла с собой в новую семью, чтобы он мог учиться в «Тополином».

— Мальчишка есть мальчишка… Пошалит порой, так что ж теперь, казнить его? За маленьким смотрит, дрова колет, воду носит… Всё мало, всё плохо. «Отправь его в райцентр, в интернат». Он ко мне привык, он скучать будет…

Доехали до поворота на подстанцию. Алтынай остановила трактор, открыла дверцу.

— До свидания, тётя Алтынай, большое спасибо! — Даша старалась перекричать гул мотора.

Алтынай вдруг снова захлопнула дверь, приблизила своё лицо к Дашиному:

— Никому, что я тебе говорила. Хорошо? И Айдосу тоже…

— Не скажу. Только вы его никуда не отправляйте. Ладно?

Алтынай улыбнулась:

— Ни за что с Айдосом не расстанусь.

Огромный оранжевый «Кировец» снова двинулся по дороге. А Даше вдруг вспомнилось, как она в первый раз увидела Айдоса. Занятия в первом классе уже шли несколько дней, но Даша ещё не привыкла к школе. Почти все ребята были из детского сада, а Даша — «домашняя». По утрам она плакала и не хотела собираться в школу: ей так хорошо было на подстанции с бабой Устей, Лапиком и Прошкой. Галя тогда внимания на неё не обращала, играла только с Сауле.

И вот тут появился в классе Айдос. Он дичился ещё больше, чем Даша. Айдос мог уже скакать на коне, пасти овец, различал, какие травы полезные, а какие ядовитые, но по-русски говорил плохо.

— Знаете что, ребята! — сказала Анна Матвеевна. — Мы должны как можно быстрее научить Айдоса русскому языку. Главной учительницей я назначаю Дашу. Садись, Даша, рядом с Айдосом.

На другое утро Даше показалось, что баба Устя слишком долго заплетает ей косички.

— Скорей, скорей, бабушка… Мне нужно Айдоса учить.

— Смотри ты какая учительница, сама от горшка два вершка! — смеялась баба Устя.

…— Скажи «тетрадь»! — требовала Даша.

И Айдос покорно повторял:

— Тетрадь.

— Скажи — «парта»…

Если по совести, не такая уж была Дашина заслуга, что Айдос быстро научился говорить по-русски, просто он был очень способный. Потом Айдос крепко подружился с Тарасом Бахтюком, а Даша стала играть на переменках с Галей и Сауле. Да, не думала Даша, что Айдосу так трудно живётся.

…Лапик встретил Дашу, обиженно скуля: «Чужак во дворе, а хозяева лаять не дают». Кот Прохор тёр лапой морду и нехорошо мяукал: он уже пытался пробраться в гараж и получил по носу.

Николка сразу потащил Дашу к гаражу:

— Ко-ко… Ва-ва…

— Это он рассказывает, что мы птичку лечили, — пояснила мама.

— Без меня?

— Так вывих же — скорей надо. Кое-как, вдвоём с папой, крыло вправили, забинтовали.

Даша заглянула в окошко. Журавлёнок стоял в полосе солнечного света, отставив назад правую ногу. Весь он был светло-серый, лишь длинная шея темнела да щека белела, а по затылку словно кто красной кисточкой мазнул. Журавлёнок изгибал шею, касаясь клювом забинтованного крыла — видно, сильно оно у него болело.

— Он ел что-нибудь? — спросила Даша маму.

— Да вон, видишь, чашка с мочёным хлебом стоит, и не притронулся даже. Болеет наш Курлышка…

— Как ты его назвала?

— Курлышка. А ты что, по-другому хотела?

Даша и сама не знала, как бы ей хотелось назвать журавлёнка. По-особенному как-то… Но, ничего не придумав, она сказала:

— Пускай будет Курлышка.

В тот день было письмо от бабы Усти.

— «Как там Рыжуха? — беспокоилась бабушка. — Вы ей болтушку покруче заваривайте, не то урежет надой раньше времени, ребятишкам без молочка плохо. А травки мои, те, что на чердаке, не выбрасывайте, пускай висят; кушать не просят, может, и вам когда пригодятся. Кашлять Николушка начнёт — подорожника напарьте. Да, забыла наказать. Капусту станете солить — берите соль не в пачках, а развесную. От соли в пачках капуста чернеет. Картошку не прозевайте — до заморозков выкопайте, да гнилую и резаную отберите. Ну, оставайтесь во здравии. Ваша баба Устя», — закончил папа читать письмо.