XIV. Второе лето в Селенгинской Даурии

Зимой мы познакомились в Иркутске с Верхотуровым, владельцем паровой мельницы на р. Селенге выше г. Верхнеудинска; он пригласил мою семью приехать летом на его мельницу. Это давало возможность детям и жене провести лето на чистом воздухе, а мне — посещать их изредка, возвращаясь с поездок, которые на этот год предполагалось сосредоточить в западной части Даурии по нижнему течению рек Хилка и Чикоя. Вся трасса железной дороги на моем участке была осмотрена, состав пород в будущих скальных работах определен, насколько это было возможно без разведок, и сообщен управлению дороги. Для дополнения этих данных нужно было подождать год или два, пока работы строителей не вскроют крутые склоны на месте полувыемок. Поэтому это второе лето исследований можно было посвятить изучению района, наиболее отстоящего от линии железной дороги, а вместе с тем наиболее населенного, пересеченного колесными дорогами в разных направлениях и потому позволяющего скорее и лучше выяснить его строение, передвигаясь не верхом, а на колесах. Работая на верховых лошадях, я мог делать 20—30 верст в день, тогда как на колесах при меньшем утомлении можно было проезжать 40— 50 верст, а имея в багаже седла, я мог делать в случае надобности и разъезды по тропам.

Поэтому я перевез семью на мельницу Верхотурова в деревне Ганзуриной на левом берегу р. Селенги, верстах в сорока пяти выше г. Верхнеудинска, в этом городе купил легкую повозку для пары лошадей и телегу для багажа для тройки и начал разъезды. В помощь мне музей Восточно-Сибирского отдела Географического общества отпустил на лето своего служителя Иосифа, расторопного человека, а для управления телегой я нанял крестьянина, «семейского», в подгородной деревне. Легкая повозка, в которой я сидел без багажа, кроме фотоаппарата, с Иосифом на козлах, позволяла ездить по степной местности, повсюду подъезжая ближе к выходам горных пород, лежащим в стороне от колесной дороги, на которой телега с багажом могла остаться в ожидании. Это ускоряло работу; по участкам без обнажений мы ехали рысью. Ночевали большею частью в селениях на земских квартирах, где можно было получить самовар, хлеб, молоко, масло, яичницу, иногда мясо, что избавляло от хлопот по приготовлению пищи, а люди и лошади на ночлеге были избавлены от комаров и мошек, которых, впрочем, в Селенгинской Даурии не так много. Но в багаже у меня были палатки и походная посуда, так что в случае надобности можно было ночевать и в тайге или в степи.

За это лето были обследованы горные хребты Цаган-дабан, Заганский и Малханский к западу от меридиана Петровского завода и до пересечения их реками Хилком и Чикоем, отчасти и их продолжение восточнее р. Селенги, затем хребты Моностой и Хамбинский на левом берегу р. Селенги, берега р. Хилка на всем протяжении от трассы железной дороги до его устья и тракт по долине р. Чикоя до Пиаровского минерального источника, на котором была проведена разведка для выяснения его генезиса и каптажа.

Изложение наблюдений по всем маршрутам в порядке их выполнения заняло бы много страниц и утомило бы читателя неизбежными повторениями. Я предпочитаю дать общую характеристику изученной местности и выделить наиболее интересное и существенное относительно расположенных в этом районе месторождений угля и железных руд, которые были наиболее нужны — уголь для железной дороги, а руда для работы Петровского завода; последний, конечно, должен был значительно усилить свое производство.

Северный из изученных горных хребтов — Цаган-дабан, протянувшийся от р. Селенги до речки Ара-кижи и р. Балеги, по которым проходит трасса железной дороги, скорее может быть назван массивом, так как почти целиком состоит из массивного гранита. Отдельные вершины его поднимаются до 1 200 м абсолютной высоты, но не выходят за границу леса. Водораздел тянется вблизи южной окраины и большая часть речных долин сосредоточена в северной части массива; по ним расположено много селений с их пашнями и лугами. Остальное пространство занято лесом, преимущественно сосновыми борами (фиг. 24). Скалы встречаются часто, особенно на южном склоне, крутоспускающемся, к широкой долине р. Тугнуй, где их подножие местами окаймляют выходы молодых базальтовых излияний, сменяющих красный гранит высоких скал.

В пределах Цаган-дабана расположено несколько месторождений железных руд, которые оказались уже разведанными управлением Петровского завода, но недостаточно, так что запасы руды нельзя было определить. Они казались небольшими. На северном склоне у ст. Заиграевой по р. Бряни ниже устья р. Ильки уже, начал действовать цементный завод, упомянутый выше; в качестве помощника его директора я встретил своего товарища по Горному институту инженера Крушкол. Вдоль подножия хребта по долинам Бряни, Ильки и Ара-кижи уже шли работы по возведению полотна железной дороги; в разных местах видны были бараки и балаганы из корья, в которых жили рабочие. Взад и вперед сновали телеги и таратайки, доставлявшие на полотно материал из разрезов на склонах, обнажавших только четвертичные слоистые пески. У балаганов дымились костры, видны были женщины и дети. Крики людей, ржание лошадей нарушали тишину тайги.

Фиг. 24. Гранитные сопки, поросшие сосновым лесом в хребте Цаган-дабан по речке Воровке выше Николаевскою завода

Из Цаган-дабана я выехал по долине р. Балеги на берег р. Хилка, чтобы сплыть вниз по этой реке и осмотреть ее берега с лодки, что было удобнее, чем из экипажа, так как многие обнажения в самых берегах могли ускользнуть от внимания при езде по колесной дороге. Но в селе Кули в устье р. Балеги я достал не лодку, а бат; так называли толстое выдолбленное бревно, представлявшее длинную, но узкую лодку с цилиндрическим дном и очень валкую, несмотря на прикрепленные вдоль ее бортов с обеих сторон тонкие бревна для большей устойчивости. В лодке я поместился вдвоем с Иосифом в качестве рулевого и гребца и небольшим багажом, а обе повозки и лошадей направил сухим путем в Ганзурино, куда я сам должен был приплыть. Хилок вообще не судоходная, а только сплавная река, на которой летом много перекатов и порогов с торчащими из воды камнями и быстрым течением. Поэтому плавание по реке, особенно в валком бате, было не безопасно и требовало умелого управления. Каждый день плавания были тревожные минуты, когда мало поворотливый длинный бат быстро несся по перекатам реки между камнями и легко было если не утонуть, то выкупаться и, главное, подмочить и частью потерять багаж. Тем не менее плаванье было приятное; я все время вел маршрутную съемку и причаливал ко всем береговым утесам для их осмотра. Ночевали мы или в палатке на берегу, или в селе, если оно оказывалось под вечер поблизости, где подновляли запас провианта. Плавание продолжалось дней десять, и жена на мельнице в д. Ганзуриной уже беспокоилась, так как экипаж и лошади прибыли туда очень скоро, и она узнала, на каком судне я отправился по реке.