1927 ______________________________________________________________________

"Так мы ж народ темный"

(Конспект трагедии)

В Азовском море, на дне оного, растет трава зеленая, "комкой" именуемая...

Травка она приятная, нежная и мяконькая, не "кусается" так, как наш кушир проклятый, а как заберешься в нее, она только щекочет... Щекотуха трава!.. Хорошая трава!..

И вот как вырастет она, волны ее морские качают, с корня срывают и выплескивают на берег, где и ложится она вдоль берега зелеными мокрыми "колбасами"...

Больше всего прибивает ее к берегам азовских кос -- Денисовой (Обыточенской) и Бердянской...

Тогда приходят люди православные, выгребают комку на берег, на песке ее растряхивают, солнце ее припекает, просушивает, и становится она сухая-сухая, да мягкая, да скрипучая...

А после того ее собирают, складывают в тюки, как сено, и прессуют особыми машинами...

А потом уже отправляют во все концы СССР нашего, где из нее матрацы делают, подушки делают, и всякую мягкую мебель делают, чтобы граждане мозоли себе не натирали, когда после "трудов праведных" ложатся или садятся отдохнуть...

Хорошая трава комка, полезная и высоко котируется на рынке нашем советском...

Уже в Бердянске, к примеру, там же, на месте, по полтора целковых за пуд комки платят.

Сидим мы как-то на Денисовой косе, на берегу, и смотрим на скорлупу яиц морской птицы, что энергично несет яйца для яичниц православного населения, на косе обитающего... А скорлупа эта, когда яичница уже изжарена, выкидывается в море, чтоб не видел никто, как уничтожается морская птица на Денисовой косе...

Сидим и только крякаем, видя, как у нас природа "охраняется".

Подплывает баркас, а на баркасе пять загорелых "гражданов" с усами под носами (кое-кто с седыми) и железными вилами в руках.

-- Доброго здоровья! -- говорят граждане.

-- Здравствуйте! -- говорим мы.

-- На охоту?

-- Нет, так... Посмотреть, что да как тут на косе... А вы?

-- А мы комку собираем...

-- Ну, присаживайтесь, закурим...

Сели, закурили.

-- Так комку, говорите, собираете?

-- Комку собираем...

-- Что же у вас: артель или как?

-- Какая там артель? От хозяина.

-- Ну и что?

-- Да что! "Горек, сестрица, наш хлеб..." Где ж его тут много заработаешь, когда и выгреби, и высуши, и собери, и спрессуй, а тебе по пятнадцать копеек с пуда за всю эту работу заплатят!..

-- А кто же у вас этот самый "хозяин"?

-- Да Гальперин какой-то из Харькова...

-- А что ж это за Гальперин такой?

-- А мы, что ли, знаем, а мы, что ли, видели его? Живет себе в Харькове, а мы тут работаем... Здесь у него уполномоченный... Иногда приезжает из Харькова посмотреть, вот и все...

-- Ишь, какой Гальперин! Сидит в Харькове, а вы тут собираете!

-- Эге!

-- А почем этот Гальперин продает комку, что вы для него собираете?

-- А мы знаем? Может, по целковому, а может, по полтора... Она недешева...

-- А вы для него по пятнадцать копеек собираете?

-- Эге!

Тут уж (из песни слова не выкинешь) в спокойную нашу беседу начали встревать, с нашей (признаемся!) стороны, слова, которые никак нельзя запечатлеть на бумаге... Нехорошие слова начали встревать.

-- Так что же вы, -- говорим, -- не можете сами того сделать, что делает Гальперин? Не можете сколотить артели, чтоб не кормить Гальперина?

-- Да знаете...

-- Что знаете?

-- Да Гальперин заплатил за аренду четыре тысячи и еще машины...

-- А вы этого скопом не могли разве сделать? Разве вам Наркомзем не пошел бы навстречу, не дал аренды в рассрочку?

-- Разве нет у вас комбеда, который мог бы на себя это взять? Нет кооперации? Вы стоите, чешете затылки, а Гальперин в Харькове не на комке, а на перинах спит?!.

-- Так-то оно так! _Да мы ж народ темный_?!.

-- Темный вы народ?!. Как Гальперину (трах, трах, трах!) на перину зарабатывать, так "не темный", а как на себя -- "темный" ?!.

-- Так-то оно (трах, трах, трах!) так! Правильно!

-- А потом скулите, что "жисть чижолая".

-- Ну что вы с нами сделаете, коли мы такие. Эх (трах, трах, трах!), "жисть"!

-- Только это мы и умеем: я на вас "трах", вы на "жисть" "трах", а Гальперины на перинах спят!..

И еще одно. На Денисовой косе, говорят, комки ежегодно собирают около сорока тысяч пудов. Посчитайте, сколько Гальперины смогут приобрести перин из-за того, что "мы ж народ темный". И не забывайте, что для того, чтоб комку собирать, даже "света" особенного не надо: комка сама растет, сама на берег лежится, а ты только сгребай да прессуй...

Так даже и для этого "мы народ темный" (трах, трах, трах!).

1926 ______________________________________________________________________

Ярмарка

I

Еще и не сереет на дворе перед рассветом, а под дверью, как из громкоговорителя:

-- На ярмарку! Вставайте!

То Еремей Васильевич на своей паре подъехал к школе.

На ярмарку нужно двинуться заранее, так как до нее двадцать верст, а приехать туда нужно так, чтобы и место выбрать, и стать как следует, и не проворонить ни одной минуты на этой самой ярмарке...

Кое-кто еще с вечера двинулся на волах. Так, чтобы по дороге еще и скот попасти. И будет он тогда на ярмарке как налитой, и цены ему тогда не будет.

-- Н-н-о, детки!

"Детки" бегут, крутят хвостами, громыхает "ход" -- печенка, губы и зубы прыгают.

-- Н-н-о! А-вона! А-вон-а-а!

"А-вона" бежит над полем, а колосья царапают по самому "храпу", ну "а-вона" и дергает.

Щелк кнутом... "А-вона! А-вон-а-а..."

...На ярмарку!

Благословило на свет. Показало солнце свое заспанное лицо, ударило лучами по лугам, по степям, по садам, по левадам.

И видно, как до самого того леска, куда только глаз достает, потянулись дорогой возы...

И на лошадях, и на волах, и на коровах... Арбы, возы, возки... С клетками, с сеном, с соломой... А на возах и куры, и овца связанная, и теленок... мычит, пытаясь подняться... А за возами и жеребята, и телята, и коровенки с привязанными к хвосту телятами.

-- Гей! Цоб! Цобе! Н-н-но!

На ярмарку!

Идут, идут, идут, идут...

И дорога уже не дорога, а громадная пестрая змея, живая, извивающаяся, не спеша ползет она вон за тот лесок.

И где голова ее и где хвост, неизвестно, ибо протянулась она уже за лесок, а хвост ее за бугром, там где-то, позади.

Наш воз выскакивает из этой змеи, оставляя ее то справа, то слева, громыхает по комьям... Шелестят потревоженные травы...

-- Здорово, Петрович! И вы на ярмарку?

-- А как же! Здравствуйте!

-- "Голландку" свою ведете?

-- Вот именно!

-- Заливает молоком?

-- Заливает!

-- Не продешевите ж!

-- А это уж как придется...

Визжит на возу поросенок, привязанный веревкой к "драбирке" [1]. Мечется, бедняжка, и не знает, что сегодня он уже не обыкновенный поросенок, а объект домашнего бюджета... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

-- Ишь! "Барина" повезли!

"Барин" в клетке. Откормленный боров. Клетка высится на бугре, словно купол на церкви, а они "барин", разлеглись и нервно хрюкают...

-- Сколько за "барина"?

-- На ярмарке спросишь!..

Течет река крестьянских возов... На ярмарку!

Идут маниловцы, идут броварцы, васильевцы, поповцы, федоровцы, хуторяне...

Идут, идут, идут, идут...

И вся эта пестрая змея, эта разноцветная лента, переехав Псел, разливается по площади, сливается с теми, которые уже устроились, и кричит и лошадям, и волам, и коровам:

-- Тррр!

Приехали... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Площадь заливается человечье-коровье-воловье-овечьей массой; масса эта расплывается, расплывается и с одной стороны докатывается до Псла, а с другой, третьей, четвертой -- туда, где рожь, склонившись, ждет косы...