Рэй ссутулилась и некоторое время шла молча, делая вид, что с интересом разглядывает все встречающиеся на пути рекламные щиты. Потеплело, и падал мягкий снег, снимая напряжение, повисшее между девушками.

Есть вещи, которых не делают, и вещи, которых не го­ворят. Добрые не расхваливают безногому прелести танцев — если только он сам не попросит об этом, мудрые до последнего не признаются в любви (не то чтобы кому-то, даже самим себе), потому что это или сокровенное — дар, или пустая маска Арлекина с оплывающей постепен­но краской.

Для Рэй (и в этом они были схожи с Кирш) казалось нормальным говорить с безногим о танцах — не по злобе, а по неписаному праву собственной отверженности от нор­мы. И говорить о любви с Алисой Рэй всерьез не могла не но мудрости, а из страха несоответствия: себя — свое­му чувству, своего чувства — возможному ответу на него…

— А вот и вокзал. Это же Курский, верно?— Алиса всю дорогу поглядывала на часы, и Рэй, по возможности, сокращала дорогу, срезая ее по проулкам.

— Он самый.

Алиса остановилась, чтобы попрощаться, но Рэй уве­ренно шагала дальше и только вопросительно оглянулась и поторопила,

— Не тормози, на полке отдохнешь.

— Ты что же, меня проводишь до поезда? — Алисе ста­ло весело идти рядом с Рэй, последние несколько минут она думала о том, что вполне могла неверно истолковать сегодняшнее поведение Кирш.

Рэй курила и смотрела на Алису:

— Телефончик-то дашь? Я, может, скоро в Питере буду проездом, у друзей там у одних…

Алиса кивнула и, достав из сумки блокнот, быстро чир­кнула телефон.

— А друзья в каком районе живут?

— Да там, не помню, короче… — Рэй отвела глаза и стряхнула пепел.

Алиса сдержанно улыбнулась:

— Я — на Мойке, заходите в гости с друзьями. А мож­но вместе в Эрмитаж сходить — у меня там одноклассни­ца экскурсоводом работает.

— Ну да…

Когда поезд подошел к платформе, Рэй поежилась: этот скрип на стыках на фоне выдыхаемого гудка тоже был про­стым «отчеркивающим звуком», но пришедшим извне, предсказуемым, но противным ее воле. Сейчас она оста­нется на перроне одна, и наутро окажется, что эта девуш­ка с красивой косой, так идущей к этому нездешнему лицу, ей просто приснилась.

Рэй потрогала косу уже доставшей билет Алисы и от­чаянно-бодро выпалила:

— Ты б постриглась!.. Миленько, конечно, но как-то ты с ней по-дурацки смотришься в тусовке, не по-нашему.

— Да-да… Спасибо большое, что ты меня проводила.

— Делать-то все равно нечего; хотелось пошляться по свежему воздуху.

Алиса не любила дружеских поцелуев и протянула Рэй руку, та помедлила, но потом, чувствуя, как не вовремя вспотела ладонь, быстро пожала протянутую руку. Они попрощались, и Алиса, миновав проводницу, исчезла в вагоне. Рэй дождалась, когда увидела Алису в окне, и до­вольно замахала. Вдруг Алисино лицо приняло озадачен­ное выражение, и она что-то почти отчаянно стала выво­дить на стекле.

— Чего?! — Рэй прищурилась и, отодвинув проводни­цу, прошла в поезд, буркнув: «Я провожающая». Они столкнулись в тамбуре, и Алиса смутилась:

— Я просто хотела сказать, Кирш привет передавай, я надеялась ее сегодня встретить, но, к сожалению, не полу­чилось. В другой раз, значит.

— Ну да, — Рэй отвернулась и вышла.

Денег на такси до дома у нее все равно не было, зато был еще действующий билетик клуба, и Рэй побрела той же дорогой, какой они только что шли с Алисой.

У дверей ее насмешливо встретила Настена, как всегда вынувшая руку из кармана лишь для короткого рукопо­жатия:

— Домой отправила? Ничего так клава.

— Она красавица! — почти крикнула Рэй неожиданно для себя.

Настена присвистнула:

— Ого! А что ж домой отправила?

— Далеко домой-то — в Питер.

— Твоя, что ли? Она вроде в прошлый раз с Адой была…

Настена спросила это с тактичным безразличием; она была нелюбопытна, но втайне надеялась еще чему-то уди­виться на этом свете. Перевидав на своем веку сотни одина­ковых романов и прослыв в своем клубе лесбийским Ност­радамусом, Настена поневоле превратилась в циника, ле­леющего надежду не разочароваться в жизни окончательно. Вот и у Рэй она теперь видела глаза, которые тщетно пытались скрыть за прищуром какой-то новый, теплый снег.

— Пошли, угощу! — Настена похлопала Рэй поплечу и прошла вместе с ней в зал.

Под утро народ, уже успевший превратить похмелье в новую пьянку, отчаянно сгрудился на танцполе, только не­пьющие девушки и дамы в возрасте еще умудрялись хоть и с усталыми лицами, но двигаться в ритме танца. Рэй и Настена сидели у стойки, вцепившись в пивные кружки.

— …Она без пяти минут замужем, — продолжала раз­говор Рэй.

— Значит, и нашим и вашим, — утвердила Настена, выбрав из всех известных ей типов девиц наиболее, на ее взгляд, подходящий.

— Да нет, она, кажется, еще сама не определилась. Вро­де сказала, что у нее был один роман с женщиной, но, по-моему, врет.

Настена пожала плечами, продолжая с интересом на­блюдать новый взгляд Рэй.

— Наверняка врет: она смотрит как-то неуверенно. Мо­жет, так, полюбопытствовать захотела. Вот и будет, как все натуралки, выглядывать среди лесбиянок девочек, по­хожих на мальчиков, и ждать, когда они станут открывать перед ней дверь и уступать место.

За такую характеристику предмета воздыханий не толь­ко от Рэй, но и от любого другого уважающего себя буча можно было ожидать только одного — безудержной аг­рессии. Но Рэй неожиданно для себя не вспылила, а заду­малась, вступив в безмолвный спор с самой собой,

Настене встречались счастливые пары, и она знала, что нет лесбиянок — в смысле, двух любящих друг друга жен­щин, как нет однополой любви. Всегда есть полюса, и кто-то один принимает сторону жесткого, а другой — мягко­го, и это сложнее, чем просто «актив» и «пассив». Глав­ное, чтобы не было игры. Чтобы одна полюбила другую, уже изначально испытывая влечение к женщинам — на уровне головокружения от их вкуса, остающегося во рту, а другая — чтобы любила не только удовольствие от чу­жих прикосновений, а ту, которая рядом — с ее телом, мыслями и чувствами. Та, вторая, как уже знана Настена, теоретически может влюбляться в людей независимо от их пола. В ее жизни было именно так; тридцать лет назад лю­бимая женщина ушла от нее к мужчине. Она не любила так бездонно, как сама Настена, а просто искренне была влюблена сначала в нее, потом в него… Она ушла, как ухо­дят от одного человека к другому, а не так, как женщин «променивают» на мужчин. Но любая оставленная таким образом лесби воспримет уход «к нему» как двойной удар по самолюбию, как удар ниже пояса, и с тех пор Настена стала бескомпромиссной к бисексуалкам. «И нашим и ва­шим». Не для бесед с «тематической» общиной, а для са­мой себя у нее был другой аргумент; не важно к кому — уходят те, кто должен был уйти, кому не нужно быть ря­дом с тобой и не важно, кто ты — мужчина, женщина или неясное самому себе существо с топкими пальцами и огру­бевшей душой. Настена вспомнила свою прошлую жизнь и явственно представила себе, что будет чувствовать Рэй, когда эта с виду чопорная питерская барышня с косой сно­ва переметнется в объятия жениха. «Которые она, впро­чем, и не покидала», — добавила про себя Настена и глот­нула пива.

— Мы ж с ней только познакомились… Ей вообще на меня плевать. — Рэй крутила кружку, боясь смотреть Настене в глаза.

— Да, my friend, ты попала.

— Таких больше нет, она особенная, — Рзй констати­ровала это таким тоном, будто утерла нос самой себе — мол, смотри: не верила, а оно есть. — Эта ж вся публи­ка — они пустые, как бутылки!

Рэй имела в виду не ум и не расхожее: «С ними даже поговорить не о чем», — наполненность Алисы чувство­валась во взглядах, в жестах; это было женское, теплое, успокаивающее и к тому же облеченное в привлекатель­ную форму.

Настена же давно привыкла видеть в ангельском толь­ко коварство.

Женская сущность в человеке — что хрусталь в квар­тире: красиво, но в общем-то бесполезно и слишком легко бьется, не выдерживая тряски жизни. Теряя легкую походку под грузом, сгибающим плечи, утратив волнующие обер­тона в монотонности крика, женщина теряет свой взгляд — особенный, мягкий, примиряющий с жизнью самого от­чаянного скептика. Не бывает женственных рельсоукладчиц и женственных жен алкоголиков — хрусталь разбива­ется о муку; если не грубеют ладони, так тускнеет взгляд. Легкой, эфемерной женской сущности не придумать сур­рогата; она может воспрянуть в ласке, но только если еще жива, в противном случае бессильны косметологи и пси­хотерапевты: можно получить куклу с женским лицом, ноне женщину.