Но в Красное море ни одной крупной реки не впадало. С точки зрения геологии оно представляло собой новое море, образовавшееся в результате разлома между новой Аравийской плитой и древней Африканской, а это означало, что по обоим его берегам поднимались горные хребты. С этих хребтов в Красное море впадало множество рек и горных потоков, однако они несли значительно меньше воды, чем реки, собиравшие воду с обширных равнин. В них также стекала вода, образовавшаяся в результате таяния снегов на севере. Таким образом, хотя уровень Красного моря в течение этого времени постепенно повышался, он намного отставал от уровня воды в Мировом океане. Он зависел в большей степени от чисто местных изменений погоды, нежели от изменений погоды в общемировом масштабе. Этот процесс продолжался до тех пор, пока в один прекрасный день уровень воды в Индийском океане не поднялся настолько высоко, что приливные волны начали перехлестывать через перешеек Баб-эль-Мандеб. Вода невольно создала новые протоки в местных степях. В течение нескольких лет эти протоки расширились, образовав ряд новых приливных озер на равнине Ханиш. А затем, примерно четырнадцать тысячелетий назад, наступил день, когда потоки воды во время прилива проделали такой глубокий канал, что он уже больше не пересыхал во время отливов. Теперь вода непрерывно поступала по нему, протока становилась все глубже и глубже, и, наконец, приливные озера до краев заполнились водой и вышли из берегов. Теперь воды Индийского океана смели все преграды и хлынули в бассейн Красного моря такой гигантской волной, что уже через несколько часов уровень воды в нем сравнялся с уровнем Мирового океана.
Происшедшее не было обычным, заурядным изменением уровня воды в водоеме, подумал Кемаль. Это катаклизм, один из тех редких случаев, когда одно-единственное событие изменяет ситуацию на огромной территории настолько быстро, что люди воочию видят это. И в кои-то веки катаклизм пришелся на такой период, когда здесь уже жили люди. Не только возможно, но и весьма вероятно, что кто-то собственными глазами увидел это наводнение – более того, оно, возможно, многих и погубило, ведь в ту эпоху к югу от Красного моря простирались богатые зверьем степи и болота; и четырнадцать тысяч лет тому назад люди, несомненно, охотились на этих территориях, собирали съедобные семена растений, плоды и ягоды. Какая-нибудь группа охотников наверняка видела с одной из вершин гор Дехалак гигантскую стену воды, с ревом катившуюся по равнине, дробившуюся о склоны гор, обтекая их и превращая в острова.
Эти охотники, конечно, поняли, что стена воды поглотила их семьи. Что они должны были подумать при этом? Несомненно, что какое-то божество разгневалось на них, что мир погиб, похоронен в водах моря. И если они уцелели, если им удалось добраться до берегов Эритреи после того, как бурлящие волны стихли и превратились в более спокойные воды нового, глубокого моря, – эти люди, должно быть, рассказывали всем, кто их пожелал слушать, о том, чему они стали свидетелями. И еще в течение нескольких лет, они, возможно, приводили всех желающих к кромке воды, показывали им вершины деревьев, едва выступавших над поверхностью моря, и рассказывали обо всем, что осталось похороненным под водой.
Ной, осенило Кемаля. Бессмертный Утнапиштим, уцелевший во время потопа, с которым беседовал Гильгамеш. Зиусудра из шумерской легенды о потопе. Атлантида. Слушатели поверили им. Их рассказы не забылись, их передавали из поколения в поколение. С течением времени рассказчики забыли, где именно произошло это событие, и, вполне естественно, перенесли его в то место, которое было им знакомо. Но самое существенное не стерлось в их памяти. Что говорится в легенде о потопе, в которой фигурирует Ной? Не просто дождь, нет, потоп был вызван не только дождями. “Разверзлись бездны, из которых хлынули фонтаны воды”. Никакое местное наводнение на Месопотамской равнине не могло послужить прообразом этой части легенды. Но огромная стена воды, хлынувшей из Индийского океана, вслед за годами усиливавшимися дождями, – вот это могло вложить такие слова в уста рассказчиков, передававших эту легенду из поколения в поколение в течение десяти тысячелетий, пока, наконец, она не была записана.
Что же касается Атлантиды, то все были уверены, что нашли ее давным-давно. Взорвавшийся в Эгейском море остров Санторин, он же Хиос. Однако в древнейших легендах об Атлантиде о вулканическом взрыве ничего не упоминалось. В них говорилось только о великой цивилизации, погрузившейся в море. Эту версию объясняли тем, что люди, побывавшие позже на уцелевшей части Санторина, и увидевшие воду на месте прежнего города, ничего не зная об извержении вулкана, предположили, что город просто исчез в морской пучине. Однако теперь Кемалю такое объяснение казалось неубедительным. Он представил себе, что увидели жители Атлантиды, находившиеся где-то на равнине Массава, когда Красное море, казалось, вздыбилось, и поглотило город. Вот это и есть погружение в море! Никакого взрыва, просто вода. А если город был расположен в болотистой местности, – там, где теперь находится пролив Массава, то вода, вероятно, хлынула не только с юго-востока, но и с северо-востока, и с севера, растекаясь вокруг гор Дехалак, превращая их в острова, заливая все низменные места, а с ними и город.
Атлантида. Она находилась не за Геркулесовыми Столпами, но Платон был прав, увязав город с проливом. Он или кто-то другой, поведавший ему эту легенду, просто заменили Баб-эль-Мандебский пролив самым большим из известных тогда проливов Гибралтаром. Платон, вполне возможно, услышал эту историю от финикийцев, которые, будучи отличными мореплавателями, перенесли место действия трагедии в хорошо известное им Средиземное море. Быть может, им рассказали эту историю египтяне или какие-то кочевники из глубинных районов Аравийского полуострова; не исключено, что легенда к тому времени уже стала частью культурного наследия всех древних народов, и слова “в проливе Мандеб” превратились “в Геркулесовых Столпах”. А впоследствии, поскольку Средиземное море было уже достаточно освоено, место действия для большей экзотики было перенесено за Геркулесовы Столпы.
Кемаль был совершенно уверен, что эти его гипотезы верны или, по крайней мере, близки к истине. Он обрадовался при мысли о том, что на Земле еще осталась никем не открытая древняя цивилизация.
Но если Атлантида находится там, где он думает, то почему Служба еще не обнаружила ее? Ответ прост: прошлое Земли было необъятным, и в то время, как Трусайт I использовался для сбора климатологической информации, новые машины, точность которых позволяла проследить жизнь отдельных людей, никогда бы не стали применять для изучения океанов, где никто не живет. Конечно, с помощью хроновизора наблюдали историю Берингова пролива и Ла-Манша, чтобы проследить пути миграции древних народов. Однако в районе Красного моря миграций не было. Служба просто никогда не использовала свои новые точные машины для того, чтобы посмотреть, что же находилось под волнами Красного моря в самом конце последнего ледникового периода. И она никогда не будет этим заниматься, если только кто-нибудь не убедит ее сотрудников в важности подобной работы.
Кемаль, достаточно хорошо зная существующие бюрократические порядки, прекрасно понимал, что к нему, студенту-метеорологу, вряд ли отнесутся серьезно, если он представит Службе свою теорию гибели Атлантиды. В особенности потому, что он почему-то поместил Атлантиду в районе Красного моря, а время гибели отнес на четырнадцать тысячелетий назад, то есть задолго до возникновения цивилизации в Шумерах и Египте, не говоря уже о Китае, долинах Инда и болотах Техуантепека.
Кемаль также знал, что болотистые земли в районе пролива Массава вполне подходили для возникновения там цивилизации. Хотя реки, впадавшие в Красное море, несли недостаточно воды, чтобы его уровень поднимался с той же скоростью, что и уровень Мирового океана, они все же оставались реками. Так, например, Зула, существующая и поныне, тогда наполняла водой равнину Массава на всем ее протяжении и впадала в Красное море вблизи Мерса-Мубарека, а благодаря обильным дождям, выпадавшим в те времена, из котловины Ассахара вытекала полноводная река. Теперь Ассахара представляет собой безводную долину, лежащую ниже уровня моря. А некогда она, вероятно, была пресноводным озером, вбиравшим в себя воду многочисленных горных ручьев, а в самом низком месте вода из него стекала в пролив Массава. Река петляла по плоской равнине Массава, причем некоторые ее рукава впадали в реку Зула, тогда как другие уходили на восток и на север, впадая непосредственно в Красное море.