Большая пауза, только слышно, как барабанит дождь.

Христина Архиповна. Оно, знаете, разные случаи бывают… Сколько я насмотрелась за двадцать пять лет своей медицинской службы. В девятнадцатом году служила я санитаркой в маленькой больнице возле станции Попелюхи. Слыхали, Попелюхи?.. Больных было немного: одни выздоравливали, другие умирали, и жизнь наша медицинская шла спокойно. Но раз вечером налетела на село кавалерия деникинская. Стали они на ночь по хатам, а в больницу пришел офицер с приказом собрать весь инструмент, лекарство и на рассвете выступать с ними как мобилизованные. Доктор и фершал согласились, но через час сбежали… Осталась с больными одна я и думаю: что ж делать, когда вся медицина сбежала?.. А тут слышу, застрекотал пулемет — и пошло! Окружили село наши красные, били из орудий целую ночь деникинцы, а наутро сдались. Вышла я к воротам больницы, смотрю, несут какого-то раненого. Подходят. Спрашивает один, со звездочкой: «Это больница?» — «Здесь, говорю, несите сюда». А сама дрожу: что же оно будет, если наш доктор и фершал — вся медицина сбежала? А они все с ружьями, и похожего на доктора между ними нет. «Кто вы такая?» — спрашивает меня матрос, видно, командир. «Христина Архиповна, отвечаю, санитарка». — «Зовите врача, комиссар тяжело ранен, большой осколок в ноге». — «Нет врача, нет и фершала — сбежали еще вчера, сбежала вся медицина». И рассказала я им все… Стонет бедный комиссар. Побелело лицо его, кровью исходит… Смотрят на него молча красноармейцы — заскучали, а командир не выдержал и вытер слезу рукавом… И так меня за сердце взяло, подошла я к ним и говорю: «Скидывайте, ребята, ружья, мойте руки и будете мне пособлять». И сбросили они молча ружья, помыли руки и положили комиссара на стол. Разрезала я штанину, смотрю — застрял в ноге большой осколок. Хотела я сделать операцию без боли, нашла шприц, а тех лекарств, что боль останавливают, найти не могу — на всех бутылочках по-латыни написано, а вся наша медицина сбежала. Промыла я рану, смазала йодом, ножик взяла медицинский, подержала его на огне и говорю им: «Держите, ребята, комиссара, держите крепко, будем начинать». Положили они руки на комиссара, я скоренько тело разрезала и легонько осколок вытащила, кровь остановила, забинтовала. На другой день легче стало комиссару. Полежал он шесть дней, а на десятый тронулись они из села, и, когда проезжали мимо больницы, остановил их командир-матрос. Вызвали меня, и не успела я подойти, как крикнул матрос-командир: «Эскадрон, смирно, на Христину Архиповну равняйсь!» Все выхватили шашки, а я с перепугу чуть не упала. Тогда сошел с коня матрос-командир, подошел ко мне, взял под козырек и сказал: «От красной кавалерии благодарим вас, Христина Архиповна, за операцию нашему дорогому товарищу комиссару. Производим вас в почетные красные санитарки». Снял он с бескозырки звездочку, дал мне и поцеловал. Все крикнули «ура» три раза и поехали… И сейчас лежит у меня дома та звездочка, железная она, но дорога мне, так как такой случай в нашей медицинской жизни забыть невозможно.

Секретарь обкома. Случай у вас, Христина Архиповна, незабываемый…

Быстро выходит сестра

Оля

Степа. Ну как?

Оля. Что-то с сердцем. (Тихо.) Очень тяжело… (Уходит.)

Секретарь обкома. Что она сказала?

Степа. Тяжело идет операция.

Вышла

Валя

Ну?

Валя молчит.

Ну? Скажи… почему ты молчишь?

Валя. Все шло хорошо, но вдруг пульс начал падать, падать, потом исчез, и сердечных тонов не стало. Платон Иванович страшно побледнел и сделал укол в сердце. (Ушла.)

Пауза.

Терентий Осипович. Что же теперь?..

Возвращается

Валя

Секретарь обкома. Есть ли хоть какая-нибудь надежда?

Валя. Не знаю, ничего не знаю. (Снова уходит в операционную.)

Берест. Сердце! Выдержит ли сердце?

Пауза. Из операционной выходит

Кречет

(Взволнованно.) С чем пришли, товарищ Кречет?

Платон(медленно снял маску, обвел всех взглядом). Думаю… (Пауза.) Он будет жить.

Берест. Спасибо, Платон Иванович… Большое спасибо.

Платон(увидел Лиду). Лида!..

Платон сделал несколько шагов к ней, пошатнулся и вначале как бы облокотился на перила, потом упал на ступени в обмороке.

Лида. Платон! (Бросилась к нему.)

За ней пошли все, окружили его.

Терентий Осипович(нагнулся над ним, тихо говорит). Расстегните… Шприц… Камфару…

У Кречета.

Степа

Степа(несет цветы). Валя, эти цветы на меня так действуют, так действуют, что я больше не могу…

Валя. Я вижу. Принеси воды.

Степа. Сейчас. Оля, тебя просит Терентий Осипович, он там в саду.

Оля. Позови его сюда.

Степа. Он не может прийти. Ступай, Оля, на одну минуточку.

Оля

Валя. А чего ты стоишь? Мне нужна вода.

Степа. Валя, наша эпоха — эпоха величайшего напряжения, когда мы не только переделываем мир, но и в себе уничтожаем…

Валя(перебивает). Степа, чего ты хочешь — говори прямо.

Степа. Мы уйдем отсюда не раньше, чем в два часа.

Валя. Ну и что?

Степа. В нашу эпоху трамваи в нашем городе ходят до двенадцати ночи, а позже их не будет… Живу я на окраине… Там темно, ну и, понимаешь, небезопасно…

Валя. Оставайся здесь.

Степа. Неудобно, Валя. Я чувствую, что по известному закону диалектики придется мне пойти к тебе…

Валя. Можно, можно. Я дам тебе ключ от комнаты, и ты пойдешь ко мне. А я, согласно этому же закону, останусь здесь.

Степа. Тебе, Валя, здесь оставаться неудобно. Наша эпоха…

Валя. Степа, ступай принеси воды. Этот букет я поставлю в вазу, а тебя прошу: выпей там три стакана и успокойся.

Степа. Валя! (Обнимает ее.) Неужели ты не чувствуешь нашу бурную эпоху?

Валя. Чувствую, чувствую… Ступай…

Входят

Терентий Осипович

Терентий Осипович. Смотри, Оля, теперь ты понимаешь, зачем я тебя звал?

Оля. Степа, это нечестно!

Валя. Терентий Осипович, скоро Платон придет. Пора идти.

Терентий Осипович. Сейчас пойдем. Степа, собирайся.

Входят

Мария Тарасовна

Мария Тарасовна. Вы уж здесь сами хозяйничайте, а я пойду в больницу.

Степа. Еще рано. Сейчас пять, а Платон Иванович выйдет в семь.

Мария Тарасовна. Не могу я больше ждать. Христина Архиповна, если что нужно будет — Валя поможет.

Христина Архиповна. Идите спокойно. Сама управлюсь. На целую сотню готовить приходилось — и то справлялась. А здесь что…