В этом случае невозможно будет доказать, кто является отцом фактическим. Осмелюсь дать вашей милости совет: если ситуация именно такова, разумнее будет не ворошить обстоятельств рождения ребенка, так сказать, не выносить сор из избы.

Взгляды мужчин скрестились.

– Что ж, – сказал Корт, – если откроется, что ребенок незаконнорожденный, мы оба забудем о том, что этот разговор состоялся. В глазах всего света он навсегда останется ребенком покойного маркиза Сэндхерста. Разумеется, каков бы ни был результат, ваши услуги будут щедро оплачены.

– Решено. А теперь назовите имя ребенка.

– Кристофер Бентинк, шестой маркиз Сэндхерст.

Леди Августа оглянулась как раз вовремя, чтобы заметить, как из боковой двери, ведущей в личные апартаменты ее внука, вышел довольно молодой человек хрупкого сложения, но весьма энергичного вида, в дешевом твидовом костюме. Его ожидал наемный экипаж.

– Если это не сыщик, я съем букет роз, – пробормотала леди Августа себе под нос, а когда садовник вопросительно посмотрел на нее, распорядилась: – Продолжайте, Уискис!

Сложив зонтик и приподняв край легкого крепового платья, она заторопилась к парадным дверям. Как она и предполагала, Корта она нашла в кабинете. Он стоял перед пустым камином, уставившись на начищенную решетку, словно впервые в жизни видел нечто подобное.

– Можно узнать, кто только что вышел от тебя? – с порога спросила леди Августа с самым беспечным видом. – Твоему гостю вовсе ни к чему было так спешить. Можно было оставить его пообедать с нами.

Она держала в руке, одетой в грубую перчатку, с десяток недавно распустившихся роз, собираясь поставить их в вазу. Корт рассеянно улыбнулся, но когда она устроилась на кожаном диване, явно намереваясь поболтать, он снова нахмурился.

– Это был деловой визит, – неохотно объяснил он. – Этот человек не нашего круга.

– Потому что он сыщик с Боу-стрит, не так ли? – прямо спросила леди Августа и добавила: – Надеюсь, ты не станешь отрицать, что его приход имеет какое-то отношение к Киту?

– Бабушка! – с мрачным видом воскликнул Корт, нимало не порадованный такой догадливостью.—Тебя это совершенно не касается!

– Не тебе решать, что меня касается, а что нет, – возразила престарелая леди, не только не раздосадованная, а даже позабавленная его вспышкой. – Например, меня касается все, что имеет отношение к моему правнуку.

Второй раз за день Корт подошел к окну, раскрытому в сад. Он взвешивал, что лучше – сказать правду или солгать. Упрямство леди Августы порой раздражало его безмерно, а сейчас и подавно привело в ярость.

– Для начала мистер Фрай не с Боу-стрит, – процедил он. – У него частное сыскное агентство, и, насколько мне известно, он считается лучшим в своем деле.

– И чего ради ты все это затеял, Кортни? Чтобы доказать, что Кит незаконнорожденный? Допустим, так оно и есть – что дальше? Что тебе это даст? Если мне не изменяет память, ты вот-вот женишься. Клер Броунлоу нарожает тебе столько детей, сколько захочешь.

– Мне не нужны дети от Клер Броунлоу!

– Вот как! – с непередаваемым сарказмом в голосе воскликнула леди Августа.

– О дьявол! – рявкнул Корт, осознав сказанное. – Я не хотел, чтобы это прозвучало вот так…

– Какая поразительная деликатность, – заметила леди Августа, поднимаясь с дивана и тоже подходя к окну. – Ты сказал то, что хотел сказать, Кортни. Я надеялась, что обручение с мисс Броунлоу заставит тебя смягчиться, но, вижу, напрасно.

– Мне бесконечно жаль, что я не оправдал твоих ожиданий. Мои усопшие предки, должно быть, переворачиваются в гробу от стыда за меня.

– Что до меня, Кортни, то я предпочитаю иметь дело с прожженным волокитой, повесой и дуэлянтом, каким ты был в юности, чем с бесчувственным чурбаном, в которого ты превратился. С тех самых пор как вернулся из Португалии, думал ли ты хоть о чем-нибудь, кроме денег? Рядом с тобой задыхаешься, Кортни.

– Да? А мне казалось, тебе нравится мое общество. Так или иначе, если это все, что ты хотела сказать, бабушка, то давай распрощаемся, и я вернусь к делам, которых у меня невпроворот.

Но леди Августу еще никому не удавалось выпроводить, как не вовремя заскочившую горничную.

– Я еще не все сказала, дорогой мой внук. Единственное, что не позволит твоему сердцу высохнуть окончательно, это настоящая любовь. Тебе нужна не снежная королева, которую ты имел глупость выбрать себе в невесты, а земная женщина, способная воспламенить твою кровь и озарить светом твою душу. Поверь, никто так живо не чувствует романтику любви, как отъявленный циник.

– Так называемая «романтика любви» – это выдумка идиотов, – презрительно бросил Корт. – Любовь, романтика? Слова, ничего больше. Когда-то, полагая, что ее влечет романтика любви, моя мать пустилась в разврат. Если бы это закончилось только ее собственной гибелью, еще бы ничего, но она погубила также и мужа, а ребенка оставила сиротой.

– Ты никогда и ничего не прощаешь, правда?

– Судьба моей матери и то, что я оказался несчастен в браке, имеют прямую связь.

– Вот тут я не стану спорить, Кортни, и нечего ухмыляться. Вся твоя жизнь связана с судьбой матери. Ты не способен поверить женщине, ты боишься, что измена неминуема. Бог знает почему, ты уверен, что каждая женщина только и ждет случая, чтобы променять мужа на целый полк любовников.

– А разве это не так?

– Да-да, смейся, смейся, это смех над самим собой. Еще ни один циник на свете не был счастлив, потому что цинизм – это щит, за которым скрывается ранимая душа. Вот что я скажу тебе, Кортни. Когда ты пришел ко мне с известием, что сделал предложение Клер Броунлоу, я сразу поняла, что за этим скрывается. Твоей единственной холодной, расчетливой целью был наследник. У меня и в мыслях не было, что ваш брак станет счастливым. Но как бы то ни было, ты обручен. Должна ли я напоминать тебе, что уже назначен день венчания? Ты называешь себя джентльменом, Кортни, а джентльмен не может взять назад свое слово. Учитывая все это, почему бы тебе не оставить в покое Кита и его мать?

Во время своей долгой речи леди Августа шаг за шагом отступала к двери и с последними словами вышла из комнаты, хлопнув дверью. Оказавшись в коридоре и убедившись, что поблизости нет посторонних глаз, она потерла руки, как бы говоря: все идет в точности так, как нужно, – и довольно улыбнулась.

После необычной июньской жары первая неделя июля показалась особенно холодной. Дожди, почти не прекращавшиеся в течение трех дней, превратили в болота немощеные сельские дороги. Однако, несмотря на серые тучи и тяжелый от влаги воздух, окна в библиотеке Сэндхерст-Холла были распахнуты.

Полускрытая массивным книжным шкафом, Филиппа незаметно наблюдала за собравшимися. К ней подошла леди Гарриэт и ободряюще потрепала по руке.

– Пора! – решительно провозгласила леди Гарриэт.

– Да-да, – поддержала ее Филиппа, – нет смысла откладывать процедуру, через которую все равно придется пройти.

Финеас Ларпент, нотариус Сэндхерстов, заранее представил обеим леди Бентинк список персон, упомянутых в завещании усопшего, и имя Уорбека было в атом списке первым. Филиппа уверяла себя, что нет никаких причин для беспокойства: Сэнди не мог включить в завещание ничего, что не было бы на пользу ей и Киту – но не могла избавиться от тревоги. Почему имя Уорбека попало в завещание?

Под руку с леди Гарриэт Филиппа прошла к своему месту. Помимо знатных гостей, здесь собрались слуги Сэндхерст-Холла, жившие в доме много лет, – дворецкий, экономка, старшая горничная и садовник, кучер и кухарка. Приехали управляющие из других поместий Сэндхерстов. В хорошо сшитой строгой одежде, они всем своим видом подчеркивали, что относятся скорее к господам, нежели к слугам. Филиппа заметила среди них управляющего Сэндхерст-Холла Стэнли Томпкинсона, долгие годы занимавшегося всеми финансовыми делами Сэндхерстов.

Завещание было написано в последние дни итальянской ссылки, когда Сэнди понял, что смерть уже близка. Завещание вложили в специальный пакет, скрепленный фамильной печатью, и доверенный курьер доставил его в Англию, Финеасу Ларпенту. В конторе нотариуса, в несгораемом шкафу для ценных документов, оно хранилось в ожидании, пока морские пути снова станут безопасными и вся семья покойного соберется в Сэндхерст-Холле, чтобы выслушать его последнюю волю. Сэнди отдал необходимые распоряжения, чтобы его вдове и сыну ежемесячно выплачивалась щедрая сумма на содержание, а старшему управляющему выдавались средства на хозяйственные нужды. Он поставил непременное условие: чтение завещания должно состояться не раньше, чем его останки будут захоронены в фамильном склепе…