Рональд ждал ее в гостиной и выглядел так, словно он всю ночь провел на ногах либо всю ночь пил… Лицо осунувшееся, глаза покраснели. А еще он выглядел очень мрачным.

— Доброе утро, — поздоровалась Оливия, но Рональд взглянул на нее так хмуро, что она тут же поняла: это утро вовсе не доброе.

— Уже почти полдень, сеньорита.

— Вы всегда так оптимистично смотрите на жизнь?

— Что вы имеете в виду?

— Теорию полупустой бутылки, — невозмутимо ответила Оливия, и правая бровь Рональда взметнулась в безмолвном вопросе. Она охотно пояснила: — На полупустую бутыль смотрят два человека. Пессимист думает: осталась всего половина, а оптимист — еще половина!

— Какое отношение это имеет ко мне? — Рональд прищурился.

— Вы смотрите на жизнь с позиции пессимиста и не хотите видеть хорошего в моем позднем пробуждении.

— А оно есть, это хорошее?

— Если вы сейчас в таком настроении, трудно даже представить, в каком состоянии вы встали. Вряд ли вам было бы слишком приятно мое общество с раннего утра. Да, хочу еще вас предупредить, что согласно исследованиям американских психологов ворчание и мрачное расположение духа в тридцатилетнем возрасте заканчивается вконец испорченным нравом. Если вы не измените свою жизненную позицию, то вскоре ваши домочадцы разбегутся, и вам придется коротать старость в одиночестве.

— Уверен, что мои дела не так безнадежны, как вы только что красочно живописали. Но хватит болтовни. Пойдемте в кабинет, мне нужно кое-что с вами обсудить.

Она с деланным безразличием пожала плечами и пошла вслед за ним. Если Оливия и надеялась, что после ее попытки смягчить ситуацию Рональд слегка оттает, то теперь ей только и оставалось, что разочарованно вздохнуть. Он снова стал прежним, точно таким же, каким она его увидела в первый день. Но она никак не могла взять в толк, почему их отношения вернулись на исходную позицию. Ведь накануне все было почти… замечательно!

Рональд остановился и повернулся к ней.

— Вы собираетесь ходить в этом? — Он кивнул на ее брючный костюм, и Оливия растерянно себя оглядела.

Что-то успело случиться с ее одеждой? Еще пару минут назад все было в полном порядке! Ничего страшного она не обнаружила: ни огромного грязного пятна, ни разошедшегося шва.

— Что-то не так?

— Дурацкий костюмчик.

Губы Оливии непроизвольно приоткрылись, и она почти с ужасом уставилась на Рональда.

— Это костюм от Армани. Он из натурального льна, я отдала за него…

Рональд презрительно скривился.

— …Кучу баксов. Можете ничего не говорить, потому что я знаю, о чем вы подумали.

— И о чем же?

— О том, что у такой неотесанной деревенщины хватает наглости говорить подобные вещи.

Краска медленно стала заливать ее щеки и шею. Да! — хотела ответить она, но от его слов у Оливии перехватило дыхание, и она только и могла, что взирать на него в немой ярости.

— Здесь женщины одеваются не так, — продолжил он свои нравоучения, пользуясь ее замешательством. И в этот момент у нее прорезался голос.

— На ранчо я одевалась, как хотела, и мне никто слова не сказал! Я буду надевать те вещи, которые посчитаю нужными, и не собираюсь при этом спрашивать вашего совета. И мне не нужны ваши ханжеские лекции, с которыми вы опоздали как минимум на целый век!

Оливия твердо решила, что ни на какие уступки сверх того, к чему Рональд ее вынудил, она не пойдет. Хватит потакать его капризам! Эдак он решит, что она теперь будет покорно выполнять каждое его дурацкое требование, и совсем ей на шею сядет! В конце концов, не зря же придумали поговорку: клин клином вышибают. Как только он поймет, что ему подобным поведением ничего не добиться — мигом успокоится.

Рональд уставился на нее, словно недоумевал, как такая букашка осмеливается перечить ему, но Оливия, к счастью, не потеряла ни грана своего настроя. Если сейчас она хоть немного уступит, в дальнейшем ей будет гораздо труднее поставить его на место. «Давай, девочка, держись!» — мысленно подбодрила себя Оливия.

— Пойдемте, — проскрежетал он после дуэли взглядов, которая длилась целую вечность.

С этими словами Рональд рывком открыл дверь, у которой они стояли, и посторонился, пропуская ее вперед. Оливия буквально просочилась мимо него на подрагивающих ногах. Она остановилась посередине большой комнаты, которая оказалась кабинетом, и с деланным спокойствием огляделась.

Вдоль стен стояли огромные шкафы, полки которых были заставлены книгами. У окна возвышался — иначе и не скажешь об этой чудовищной конструкции! — массивный письменный стол. В углу стоял небольшой сейф. Вся мебель в комнате была большой, довольно громоздкой и слишком официальной для ранчо. Никаких послаблений в виде фотографий в рамках и стерильная чистота и порядок. Оливия не имела ничего против порядка, но здесь попахивало фанатизмом!

Рональд прошел мимо нее, и Оливии показалось, что ее сейчас снесет ударной волной, вызванной его перемещением по кабинету. Слава богу, обошлось. Ей даже удалось удержаться и не сдвинуться ни на дюйм с того места, где она стояла. Хотя далось это ей нелегко. Рональд уселся за стол, и офисное кресло под ним жалобно скрипнуло.

— Присаживайтесь, — скорее не пригласил, а приказал он.

Оливия со всем возможным изяществом опустилась в кожаное кресло, стоящее рядом со столом.

Рональд стал открывать ящики стола и доставать какие-то бумаги, и от него исходили почти физически ощутимые волны недовольства. Оливия всем своим существом остро почувствовала его близость и напряжение. Наконец перед Рональдом на столе оказались три стопки: толстые журналы, папки и исписанные листы. Он положил на столешницу руки и вперил взгляд в Оливию.

— Согласно завещанию Патрика все его имущество будет принадлежать вам.

Оливия несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем из пересохшего горла вырвалось сдавленное:

— Что?

— Я говорю о завещании Патрика, — жестко повторил он.

Но Оливия прекрасно расслышала, что он сказал. Просто через невообразимую путаницу внезапно смешавшихся мыслей очень четко проступала лишь одна. Она пульсировала в мозгу, как огромный транспарант, написанный страшными черными буквами. Рональд был мрачен с утра и начал этот разговор потому, что Патрик умер… Ее отец умер, а она так и не увидела его, не поговорила с ним!.. Внутри у нее стало так холодно, что Оливия перестала ощущать руки и ноги, а застывающее сердце стало биться через раз.

— Он… он… — задыхаясь, прошептала она.

— С ним все в порядке!

— О боже! — Оливия порадовалась, что сидит, иначе она бы упала. — Вы напугали меня! Раз с Патриком все в порядке, я не понимаю, к чему вы затеяли этот разговор! Я приехала не за каким-то наследством, а лишь для того…

— Да-да, я уже слышал — увидеться со своим отцом. Но это не меняет дела. Я всего лишь сообщаю о том, о чем меня просил Патрик. Вы его дочь, его единственный ребенок и единственная наследница.

Оливия постаралась не показать, как она потрясена заявлением, смысл которого в полном объеме дошел до нее только сейчас.

— Вы, наверное, шутите?

— Нисколько. Теперь, когда вы все знаете, вы должны принять участие в управлении ранчо. По крайней мере, до тех пор, пока Патрика не выпишут из больницы.

Знакомая тактика — Карлос действовал похоже, но сейчас номер не пройдет. Она больше не позволит манипулировать собой, как безмозглой куклой!

— Видите ли, мистер Даррелл, — она слегка наклонилась вперед, — мне будет весьма затруднительно принимать решения, находясь при этом в вашем доме. Позвольте мне вернуться на ранчо.

Оливия мгновенно все просчитала: как только она окажется вне зоны досягаемости для Даррелла, то соберет свои вещички и немедленно помчится в аэропорт. Даже украдет лошадь, если понадобится.

— Никуда возвращаться вам не нужно. Управляющий ранчо Патрика, Ромеро, с сегодняшнего дня приступает к своим прямым обязанностям. Говоря о вашем участии в управлении ранчо, я имел в виду бумаги.