— Я и не волновала. Мы едва успели перекинуться парой фраз, как вы ворвались в палату и выволокли меня оттуда…
— Хотелось бы мне знать, почему он едва не плакал?
— Проклятье, если вам хотелось знать, о чем мы разговаривали, нечего было уходить! У меня нет секретов.
Рональд привалился к стене и прикрыл глаза. Оливия наконец выдернула свою ладонь из его руки и принялась разминать онемевшие пальцы.
— Я слишком беспокоюсь за него, — не открывая глаз, признался он.
— Это не извиняет вашего поведения: вы на меня накинулись совершенно без повода и едва не сломали мне руку!
— Я боялся, что вы захотите причинить ему боль, мстя за свои обиды.
— Как вы могли подумать?! — возмутилась Оливия.
— Да, как я только мог подумать, — пробормотал Рональд и, наклонившись, легко прикоснулся к ее губам своими губами.
Усадив беспомощно хлопающую ресницами Оливию на стоящий в коридоре диван, он сказал:
— Я к Патрику на пару минут. И даже не вздумайте двигаться с места…
Он исчез в палате, а Оливия подумала о том, что вряд ли смогла бы сейчас сбежать, даже если бы захотела. Она рассеянно огляделась и на соседнем диване заметила мужчину, увлеченно читаю-щего газету. Оливия отвернулась и стала смотреть на дверь палаты Патрика.
Рональд, верный своему обещанию — благослови Господь его пунктуальность! — появился через пару минут, и Оливия встала. Он вел себя так, словно несколькими минутами ранее между ними ничего не случилось. Оливия даже подумала, вдруг и в самом деле ничего не было, и у нее галлюцинации… Тут она поймала тяжелый взгляд Рональда, направленный на ее губы, и все сомнения отпали сами собой. Лицемер! Выводит ее из равновесия и пользуется замешательством. Карлос тоже манипулировал ею, но при этом действовал открыто…
— Патрику делали операцию? — резко спросила она.
— Нет.
— Тогда почему у него перебинтована грудь?
— Во время приступа он упал и сломал пару ребер.
— Что?
— Я говорю…
— Не надо повторять, я прекрасно расслышала, что вы мне сказали. Вы принимаете меня за слабоумную?
— А в чем дело?
— Можно упасть и получить пару шишек, царапин или синяков. Но как мог Патрик упасть, чтобы сломать себе несколько ребер?
— Не повезло.
— Оставьте эту ложь! Поверить не могу, что человек, требующий честности от других, сам виляет, причем так неумело.
— О черт! — выругался Рональд вполголоса. — Он ехал на машине, и она перевернулась.
— Договаривайте.
— Это все.
Рональд машинально привлек ее к себе, и Оливия, всхлипнув, уткнулась носом в его грудь. А у Рональда все в груди переворачивалось. Он с самого начала знал, что Оливия не лгунья, не бессердечная стерва и не истеричка. Она совсем другая, и он должен был сразу принять то, что говорило ему собственное сердце. И он не должен был к ней прикасаться. Особенно после того, как вчера поступил с ней по-свински.
— Простите. — Оливия отодвинулась от него и принялась рыться в своей сумочке. Рональд подал ей свой платок. — Спасибо, — прошептала Оливия, прерывисто вздохнув. — Я выстираю его и верну вам.
— Нам пора на эстансию? — робко спросила Оливия уже в машине.
— Вы что-то хотели?
— Только зайти в пару магазинов.
Из собственного печального опыта Рональд знал, что женщины могут ходить по магазинам до бесконечности и посещение «пары магазинов» может затянуться до позднего вечера. Но, к собственному удивлению, он готов был к любому по продолжительности ожиданию и даже не собирался роптать. Оливия вернулась через сорок минут и уселась так основательно, что он уставился на нее в немом удивлении.
— Вы опять как-то странно смотрите на меня. В чем дело, Даррелл?
— Вы уже сделали покупки? — осторожно осведомился он.
Оливия прищурилась.
— Это снова какой-то подвох?
— Черт, я уже приготовился к многочасовому ожиданию, а вы управились за полчаса, — пробормотал он.
— За сорок минут, — поправила его Оливия и улыбнулась. — Да, теперь я вижу, что ваш жизненный опыт действительно весьма печален.
— Никогда не поздно приобрести другой, — парировал Рональд, и Оливия так и не поняла, что он этим хотел сказать.
Рональд сосредоточился на дороге. Оливия тоже не испытывала желания продолжать беседу, но молчание уже не было таким угнетающим.
— Сегодня вечером мне нужно будет уехать дня на два, — сказал Рональд, когда они уже подъезжали к эстансии.
— Куда вы собрались? — вырвалось у Оливии.
— У меня дела.
— О, простите. Я не должна была спрашивать, потому что это не мое дело…
— Вот именно, — буркнул он, начиная раздражаться из-за непонятной двойственности собственных чувств. Это действительно было только его дело, но Рональду хотелось, чтобы Оливия Стюарт интересовалась его делами и… им самим.
— А как я смогу навестить Патрика, если вас не будет? — спросила она, бросив на него быстрый взгляд, и добавила: — Впрочем, я обращусь к Карлосу…
Надо предупредить Карлоса, чтобы он глаз с нее не спускал и не позволял выходить со двора, подумал Рональд. Однако он помнил, что его грозный помощник, наводивший страх на самых строптивых работников, под воздействием улыбки Оливии превращался в большого плюшевого медведя. Для надежности следует запереть ее в комнате до его возвращения.
— Вы не поедете к Патрику без меня, — со всей возможной мягкостью произнес Рональд.
— Ясно, — бросив на него быстрый взгляд, отозвалась Оливия и стала смотреть в окно.
— Я вовсе не имел в виду, что я вам не доверяю. Это для вашей собственной безопасности.
— Не думаю, что в присутствии Карлоса мне что-то угрожает.
— В таких вопросах я доверяю только себе.
— И на старуху бывает проруха, а вы не Господь Бог, чтобы все предвидеть и предотвратить, — парировала Оливия, и Рональд раздраженно вздохнул.
— Сеньорита Стюарт, я несу личную ответственность за вас перед Патриком. И… я вас прошу, Оливия.
— Хорошо, я не буду ничего предпринимать, — глухо проронила она. — Какие еще будут указания на время вашего отсутствия?
— Проявлять благоразумие.
— Уверяю вас, когда вы вернетесь, эстансия не будет разрушена. Что-то еще? — Оливия видела, что Рональд явно что-то хочет сказать.
— Я прошу прощения за вчерашний вечер, — выговорил он.
— Неужели?
— Ваш жених…
— Что-о? — не смогла сдержать изумления Оливия. — Откуда вы знаете о… Меле?
— Мне сказал Патрик, о помолвке он прочитал в колонке светских новостей одной из хьюстонских газет.
— Ах вон оно что!
Хорошее настроение Оливии угасло так стремительно, что внутри нее на некоторое время установился вакуум, который постепенно стал заполняться уже привычной смесью раздражения и гнева. Впрочем, она не собиралась ничего объяснять Рональду. Оливия вдруг поняла, что эта маленькая ложь поможет ей держать его на расстоянии. Он будет думать, что она несвободна, а она не станет рассеивать это заблуждение. Уже расторгнутая помолвка с Мелом послужит преградой между ними… А то, что Рональд будет держаться от нее подальше, позволит и ей в свою очередь держать себя в руках.
— Вам не нужно ни о чем беспокоиться, Рональд.
— Правда? — Он мрачнел не менее стремительно, чем Оливия.
— Не я начала этот разговор!
— Мне следовало промолчать?
— Вот именно!
— Довольно! — рявкнул Рональд и остановил машину. — Я всего лишь попросил прощения!
— Ваши извинения приняты. Вы довольны?
— Нет, черт вас побери! Теперь я хочу узнать, скажете ли вы ему об этом?..
— Нет, ведь эта мелочь просто не стоит того. Вы довольны?
— И часто вы умалчиваете о подобных «мелочах»?
— Вы любитель покопаться в грязном белье? Право, Даррелл, я была о вас лучшего мнения. — Оливия поняла, что для равнодушного и сожалеющего о своей ошибке человека Рональд Даррелл проявляет слишком бурные эмоции. Но это ее не испугало и не остановило — наоборот, подхлестнуло. Рональд прорычал что-то невнятное, а Оливия мило улыбнулась. — Это не ваше дело, Даррелл, так что оставьте свои расспросы. С тех пор как мне исполнилось шестнадцать, все решения я принимаю самостоятельно. И мой жених одобряет эту самостоятельность.