— Как это все ужасно… — вновь вздрагивая от ужаса, прошептала Оливия. — Это ведь не твое дело, Рональд, это дело полиции.

— Полиция тоже этим занимается.

По его тону Оливия поняла, что Рональд считал это дело своим. Она обняла его еще крепче. Она любила его таким, какой он есть!

— Господи, он же мог убить тебя…

— Но не убил же.

— Вы оптимист, сеньор Даррелл.

— Для тебя это новость, Ливи?

— О! Кстати о новостях. Их было довольно много, пока ты спал. Вернулась Лаура, а Антонио просил передать, что хочет, чтобы ты был крестным отцом его сына. Еще звонил сеньор Грегорио Котес. Он просил тебе передать, что твоя сестра Мария заглянула к нему и он уговорил ее погостить на его ранчо. Еще он сказал, что держит ситуацию под контролем.

— Это хорошие новости. — Рональд уткнулся губами в шею Оливии. Оливия вздрогнула, а Рональд, будто не заметив этого, продолжил как ни в чем не бывало: — Грегорио — брат моей матери. Я уже связался с нужными людьми, чтобы разыскать Марию, но все вышло гораздо лучше. Наверняка ей были нужны деньги, раз она отправилась к нему, но теперь улизнуть ей не удастся. Я уверен, что все будет в порядке…

Его губы мягко и в то же время дразнящее касались ее кожи, а от жара его тела Оливия будто плавилась. Она сделала еще одну попытку отвлечь Рональда:

— Сегодня утром Карлос сказал мне одну фразу… Он сказал, что твоя битва закончена.

Губы Рональда переместились, он мягко прикусил мочку ее уха и жарко выдохнул, отчего Оливия едва не потеряла голову.

— И… как это понимать?

— Это ты должен узнать у Карлоса.

— Хорошо, спрошу его, как только увижу.

— Лаура привезла новости о моем отце. У него все замечательно и завтра его выписывают. Точнее, мой отец заявил, что больше не останется в палате, которая ему осточертела, а Карлос вызвался доставить его завтра домой.

— Я рад.

— Я тоже. — Оливия помолчала и шепотом призналась: — Знаешь, я прочитала все эти письма.

— Какие письма? — переспросил Рональд, завороженный беспомощностью и болью в ее глазах и движением пухлых, четко очерченных розовых губ.

— Когда ты заставил меня заниматься бумагами, помнишь? — Рональд кивнул. — В тот день вечером с ранчо моего отца приехал Карлос и привез сумку с бумагами. Он сказал, что ты велел передать их мне. Там были амбарные книги и еще кое-что. Я сначала забыла про них, а вчера наткнулась на эту сумку. Пока ты спал, я сидела рядом с тобой и читала. В сумке были и старые письма моих родителей… Не знаю, привез ли Карлос их нарочно, или это просто стечение обстоятельств… Я и не представляла, как это у мамы с Патриком было на самом деле.

— Ты не должна ни в чем упрекать себя. Развод — личное дело твоих родителей. К тому же прошло столько времени…

— Это ничего не меняет, — горько сказала Оливия. — Потому… потому, что их брак в итоге оказался ошибкой. — Услышав в ее голосе боль, Рональд прижал Оливию к себе еще крепче и погладил по волосам. — Там все совсем не так, в этих письмах… Совсем не так, как я себе представляла… Я узнала о том, что Джэсон мне не отец в пятнадцать лет. Я нечаянно подслушала их разговор с мамой. Сказать, что я была в шоке — это не сказать ничего. Я попыталась поговорить с мамой, но она едва не впала в истерику и заявила, что ей неприятно ворошить прошлое! Но, если мне интересно, она с моим отцом разошлась, едва мне исполнилось два года, а брак с Патриком был самой большой ошибкой в ее жизни… А я не хочу быть плодом… какой-то ошибки!

Губы Рональда тронула едва заметная улыбка.

— Ты вовсе не плод ошибки. Эти слова Джил произнесла потому, что она не хотела признавать собственные промахи и видеть ситуацию в правильном свете. Они с Патриком любили друг друга, когда поженились. Но потом, когда Джил поняла, что хотела вовсе не этого, она стала разочаровываться. И решила, что все это было сплошным недоразумением. Она просто оказалась слабой и не захотела этого принять и понять.

— Я понимаю, — с горечью произнесла Оливия и взглянула Рональду в глаза. За один такой взгляд он был готов достать для нее Луну с неба… Если Оливия этого захочет после того, как он откроет ей всю правду. — Спасибо тебе.

— Это еще не все, — с трудом выдавил Рональд. — Когда Патрик искал тебя… то есть когда ему пришлось…

— Нанять детективов. Я знаю.

— Знаешь? — изумился он. Оливия кивнула.

— Карлос постарался на славу. Кроме писем в сумке, которую он мне привез, были отчеты детективов. Я не смогла удержаться и не прочесть. И потом ты дал мне карт-бланш, когда предложил разобраться самой, — словно оправдываясь, сказала Оливия. Рональд погладил ее по плечу, давая понять, что все в порядке. Оливия, вздохнув, продолжила: — Мой отец потратил массу времени, сил и средств, чтобы найти нас с мамой. А когда нашел, то оказалось, что у Джил уже другая семья, ребенок, а я считаю Джэсона своим отцом. И Патрик решил ничего не разрушать и не вмешиваться. Даже не представляю, что он тогда чувствовал…

— Оливия, я должен тебе кое-что сказать. Письмо за Патрика я написал не только под влиянием момента или эмоций.

— Под воздействием алкоголя?

Рональд откинулся на подушку и некоторое время изучал потолок.

— И это тоже. А еще… Еще я видел тебя…

— Видел меня? Ты хочешь сказать, что видел мои детские фотографии из отчета детектива?

— Нет, вот эти. — Рональд дотянулся до ночного столика и вытащил из ящика два снимка. На одном Оливия была снята на благотворительном балу, имевшем место быть года четыре назад, а на другом ее запечатлели с Мелом на какой-то вечеринке. — Признаюсь, что в тот вечер, когда я это увидел, я здорово набрался. Но это вовсе не объясняет, почему я испытал яростное желание придушить этого лощеного сукиного сына голыми руками. — Рональд говорил и видел, как глаза Оливии делаются все больше и больше, но остановиться уже не мог. — Я почти не помню, как писал и что писал. Помню, только одно: я страстно желал, чтобы ты не выходила замуж и приехала сюда. Ко мне…

— Но твои обвинения… твое отношение ко мне… — заикаясь, пролепетала она.

— Когда ты все-таки приехала, я испугался. Испугался своих чувств и того, что ты окажешься вовсе не такой, какой я тебя представлял. Но ты оказалась именно такой.

Для пущего эффекта своих слов Рональд решил подтвердить свои слова весьма красноречивыми действиями и принялся покрывать лицо Оливии легкими поцелуями. Как раз на этом они закончили в прошлый раз. Но теперь он жаждал довести дело до логического завершения.

— Ты станешь моей женой, Оливия?

— Наверное, я должна так поступить во имя вселенского человеколюбия, — промурлыкала она, возвращая Рональду поцелуи.

— Угу, — пробормотал он. — Потому что без тебя я только наполовину человек.

— Даррелл, перестань заковыристо выражаться и просто скажи, что я твоя половинка!

— Ты читаешь мои мысли.

— Мне нужно будет сообщить маме, — озабоченно сказала Оливия.

— Это так сложно?

— В любом случае, это не просто. Я перепробовала все темы, откладывая свое возвращение из Европы: о, какие достопримечательности в Испании! какие магазины в Париже! немцы слишком педантичны и предсказуемы, чтобы мне еще раз когда-нибудь захотелось побывать в Германии… К тому же в последнем телефонном разговоре Эштон намекнул мне, что мама что-то стала подозревать. Поэтому я ума не приложу, как мне выпутаться из этой немыслимой ситуации…

— Да, будет нелегко. Но могу предложить более действенный способ забыть о неприятностях… Мы и так слишком много и долго говорим.

— Что ты делаешь? — пробормотала Оливия.

— Выполняю свое обещание.

Совершенно нечаянно она взглянул на часы и ужаснулась.

— О, Даррелл, нет! Не сейчас! — Оливия принялась поспешно выпутываться из его объятий и одеяла.

Рональд не успел ничего сказать, как в комнату без стука вошел Карлос. Оливия застыла и стала пунцовой.

— Вижу, что наш больной стремительно идет на поправку! — прогудел Карлос.