Для нас гораздо интереснее псевдогаллюцинации субъектов душевнобольных, имеющие своей основой болезненное раздражение чувственных центров мозговой коры. Из представленного мною клинического материала, я полагаю, видно, что все случаи патологического псевдогаллюцинирования могут быть разделены на две следующие категории.

а) Псевдогаллюцинаторные образы логически не вяжутся ни между собой, ни с представлениями, бывшими в сознании больного непосредственно перед ними, и иногда не оказывают близкого соотношения с характером преобладающих у больного идей. Сюда принадлежат: большая часть стабильных и интеркуррентных, почти все случаи эпизодических и только некоторая часть множественных галлюцинаций. Псевдогаллюцинации этой группы совершенно независимы от воли больного и почти всегда в высокой степени насильственны. Обыкновенно псевдогаллюцинирование здесь ограничивается сферой одного чувства; если же данный больной галлюцинирует и зрением, и слухом, то между его слуховыми и зрительными псевдогаллюцинациями не оказывается прямого логического соотношения. По-видимому, раздражение со стороны сферы произвольного представления здесь почти не играет роли, так что все дело зависит от автоматической деятельности одного или двух кортикальных чувственных центров. По всей вероятности, состояние болезненно усиленной раздраженности здесь не захватывает всего центра, но локализируется лишь в отдельных частях его. Впрочем, даже при относительно распространенном состоянии болезненной возбудимости в чувственном кортикальном центре действие внутренних раздражений, как физиологических, так и патологических, может быть местным и даже локализированным на весьма небольшом пространстве (так, например, расстройство в процессе внутреннего химизма клеток может захватить лишь небольшую клеточную группу). Псевдогаллюцинации этого способа происхождения никогда не идут сплошь и вообще даже не бывают обильны; но зато их чувственная определенность и живость обыкновенно достигают весьма высокой степени. Резкости всех характерных черт псевдогаллюцинаций здесь благоприятствует еще то обстоятельство, что, не завися от возбуждения интеллектуальной сферы, этого рода псевдогаллюцинации происходят даже с большим удобством тогда, когда деятельность мышления понижена (например, в состояниях, переходных к галлюцинаторной спутанности и ступидности, а также и в хронической паранойе, когда бред потерял свою напряженность и истощенный орган мышления находится в относительной бездеятельности), потому что при этом ослабляется задерживающее действие высших кортикальных центров. Это первый способ происхождения псевдогаллюцинаций.

b) Во всей кортикальной чувственной сфере, в особенности же в кортикальном центре зрения или слуха, существует состояние усиленной возбудимости, а деятельность абстрактного мышления возбуждена лишь парциально, так что сознание занято ограниченным кругом первично возникших ложных и, частью, навязчивых представлений. В таких случаях действительное возбуждение кортикального чувственного центра берет свое начало не от внутреннего автоматического раздражения в последнем, но возникает под влиянием сознательного или бессознательного представления. Это второй способ происхождения псевдогаллюцинаций, преобладающий в острых формах идеофрении. При этом псевдогаллюцинаторные образы обыкновенно множественны, быстро сменяются один другим и часто представляют одно сплошное течение. Отдельные псевдогаллюцинации здесь неодинаково неотвязны и по своей интенсивности и чувственной резкости они тоже могут значительно разниться между собой. Понятно также, что отдельные псевдогаллюцинаторные образы при этом более или менее вяжутся как между собой, так и с идеями, преобладающими в данное время в сознании больного, однако немалая часть их имеет своим источником сферу бессознательного представления. Тем не менее, было бы ошибочно думать, что во всех этих случаях непременно псевдогаллюцинируется все, что больной думает, это – предельный случай, к которому действительность лишь более или менее приближается, никогда его вполне не достигая[109] несмотря на состояние повышенной возбудимости во всем кортикальном чувственном центре (или в двух из них, например, центрах зрения и слуха), в отдельных группах клеток раздражимость повышена сильнее, чем в других. Кроме того, и здесь не исключено местное возникновение известных внутренних раздражений, вследствие чего дело осложняется парциальным действительным (автоматическим) возбуждением тех или других участков чувственного центра. В силу всего этого наиболее интенсивные и устойчивые псевдогаллюцинации получаются здесь при случайно удачном совмещении обоих моментов, т. е. производящего псевдогаллюцинацию представления, исходящего из центров мышления, и автоматического парциального возбуждения кортикального чувственного центра. Таким образом, крайне навязчивые псевдогаллюцинации обыкновенно идут здесь не сплошь, но разделяются одна от другой образами, приближающимися к продуктам простой деятельности воображения (псевдогаллюцинаторные фантазии); через эти последние устанавливается между резко выраженными и навязчивыми псевдогаллюцинациями (которые кажутся больному обусловленными извне) логическая связь и в таком случае, если таковой раньше не было. Одновременно с этим и деятельность мышления бывает (вообще и парциально) возбужденной, хотя здесь повышение и не достигает такой высокой степени, как повышение функций чувственной области мозговой коры. Напротив, функция активной преапперцепции при этом всегда бывает ослабленной, так что воля вполне теряет контроль над ходом идей, и больной, не будучи, однако, лишен возможности воспринимать внешние впечатления, оставляет последние совсем без внимания, предавшись пассивному восприятию своих фантастических и псевдогаллюцинаторных картин. При острой идеофрении параллельно с псевдогаллюцинациями зрения и слуха идут обыкновенные слуховые и осязательные галлюцинации; все это, вместе взятое, и составляет чувственный бред острых идеофреников.

Теперь мне остается только представить отношение моих псевдогаллюцинаций к настоящим галлюцинациям.

Мы видели, что как бы ни была велика интенсивность процесса, псевдогаллюцинация сама по себе, без участия посторонних моментов, никогда не превращается в галлюцинацию. Эти «посторонние» моменты, из которых каждым псевдогаллюцинация может превратиться в настоящую галлюцинацию, суть: а) первичное участие субкортикального чувственного центра и Ь) расстройство сознания в его отношениях к внешнему миру.

Относительно первого из этих путей я здесь распространяться не стану, иначе мне пришлось бы развивать весь механизм происхождения тех галлюцинаций, которые имеют место наряду с действительными (и нормальными) чувственными восприятиями, когда, следовательно, сознание в своих отношениях к внешнему миру нимало не расстроено. Это могло бы составить особый этюд, причем было бы нетрудным показать, что, держась на почве фактов, добытых клиническим наблюдением, легко в объяснении происхождения галлюцинаций этого рода (считая между ними и те слуховые галлюцинации, которые столь характеристичны для хронической паранойи) обойтись без гипотезы центрифугального распространения возбуждения по сенсориальным путям.

При втором пути происхождения галлюцинаций из псевдогаллюцинаций совсем не нужно ни малейшего участия возбуждения субкортикальных чувственных центров; даже самое лучшее здесь, если последние совершенно остаются вне деятельности; но тут необходимо расстройство сознания в отношении восприятия внешних впечатлений, выражаясь проще, – необходимо более или менее полное прекращение восприятий из реального мира74.

Но эти чисто кортикальные галлюцинации могут получиться только при затемненном сознании. Помимо состояния помраченного сознания (в отношении восприятия внешних впечатлений) чисто кортикальные галлюцинации невозможны[110]. Факты благоприятствуют моему воззрению даже более, чем мне нужно для объяснения происхождения галлюцинаций из псевдогаллюцинаций; явлениями сновидения они нам указывают, что по прекращении восприятия внешних впечатлений галлюцинации получаются даже из обыкновенных (не особенно интенсивных) чувственных образов воспоминаний и фантазии75. Те самые чувственные воспоминания и фантазии, которые, когда мы бодрствуем, совсем не обладают характером объективности и потому нимало не рискуют быть смешанными с объективными чувственными представлениями, объективируются, когда мы перестаем нашими кортикальными чувственными центрами апперципировать внешние впечатления, т. е. когда мы впадаем в сон.