– Энни? У тебя все нормально? Слава богу! – Толстяк неожиданно закончил разговор, повесил трубку и выбрался из кабины. Мартин схватил трубку, еще теплую от чужой руки, и позвонил.

– Алло?

…Это был голос Одри. Аппарат запищал, требуя платы, и Мартин опустил в него монету, но даже на начав разговор, он с остановившимся сердцем понял – Энни домой не пришла.

– Нет, – сказала Одри, – никто пока не звонил. Я думаю, что она, может быть, еще ходит по магазинам.

Мартин смотрел на темный квадратный зев входа в метро. Оттуда доносилась музыка – какой-то рождественский мотивчик, и Мартин еще подумал, что это, наверное, внизу, у эскалатора, играют бродячие музыканты.

Уже почти совсем стемнело. Нет, Энни сейчас не ходила по магазинам. Он знал, где она.

– Пока что спасли двух человек, – сказал он Одри. – Оба мужчины, я спрашивал полицейских в оцеплении. Больше я ничего не знаю. Но работы продолжаются, тут десятки спасателей, говорят, что есть надежда еще обнаружить людей.

Мартин посмотрел на стенку телефонной будки, испещренную всякими надписями. «Позвони Сюзанне», «Ким и Вив здесь были»… Миллионы людей спешат по улицам Лондона, толкутся в магазинах… Почему беда должна была сегодня случиться именно с Энни?

– Больше я ничего не знаю, – безнадежно повторил он. – Буду ждать тут до конца…

Голос Одри прозвучал очень тихо, и он понял, что она не хочет, чтобы ее услышали дети.

– Мартин, я не включала телевизор, чтобы не узнать… что-нибудь такое. Но по радио передали, что под обломками, кажется, еще есть три человека.

– Живы?

– Говорят, что вполне возможно… Мне кажется, это просто всего лишь репортерские домыслы. Восемь погибших.

Про это он знал сам. Несколько минут назад он подошел к командному фургону насколько это было возможно и спросил, спасли ли еще кого-нибудь. Офицер, с которым он разговаривал, был так же доброжелателен, как и тот, к кому Мартин подходил в самом начале, и почти так же немногословен. Восемь тел обнаружены и опознаны. Энни среди них не было. Но как Мартин не спрашивал, полицейский так и не сказал, есть ли еще надежда спасти кого-то, – возможно, просто не знал.

– Журналист, кто бы он ни был, поступил все-таки лучше, – с тоской подумал он и сказал Одри.

– Я вернусь и подожду еще.

– Ну конечно!

Мартин обратил внимание на то, что она уже не успокаивает его словами о скором возвращении Энни.

Он повесил трубку и пошел к выходу из метро. Навстречу ему и вместе с ним двигался огромный поток людей; у многих в руках были сумки, набитые рождественскими подарками.

Большинство из пассажиров, попадая на освещенную платформу, растерянно озирались по сторонам, неожиданно для себя оказавшись на другой станции. Их недоумение разозлило Мартина, и он поспешил выйти на обледеневшую улицу, и пошел назад.

Развалины универмага четко вырисовывались на фоне потемневшего неба, совсем не изменившись за то время, которое он говорил по телефону. Мартин поплотнее запахнул пальто, в который раз пожалев, что не одел теплые ботинки.

И вдруг до него донесся какой-то необычный грозный звук. Налетел бешеный порыв ветра; Мартин спрятал голову в воротник. Стало слышно, как воет ветер среди длинного ряда домов узкой улицы, по которой он шел. Затем вихрь немного стих, и казалось, что тот странный шум должен был бы пойти на убыль.

Но вместо этого он дополнился другим, таким жутким звуком, что у людей, слышавших его, зашевелились волосы на голове. Никто сначала даже не понял, откуда он доносится. Это было похоже на низкий раскат грома, только раздался он у самой земли, а не в небе. После первого удара он превратился в отдаленный рокот прибоя, бьющего в берег.

Мартин услышал, как закричали люди. За немыслимо короткие мгновения у него в голове пронеслось: «Снова бомба!» Он ждал ослепительной вспышки, но ее все не было, и он стоял, холодея от ужаса и вглядываясь в мутную, густеющую темноту.

Несомненно, еще до того, как раздался этот грохот, там что-то произошло. Раньше от разбитого фасада универмага отражались бело-голубые огни. Теперь их видно не было. Пелена густой клубящейся пыли затянула все вокруг.

Мартин побежал к руинам.

Никто не ожидал, что это произойдет так быстро.

Комиссар полиции стоял в группе саперов около трайлера, когда налетел сильный порыв ветра. Он посмотрел из-под руки на фасад и увидел, что края разрушенной стены задрожали и стали осыпаться внутрь. Он открыл рот, чтобы отдать команду, понимая, что уже не успеет этого сделать, слыша нарастающий грохот падающих дождем осколков кирпича.

– Назад! – страшно закричал он. – Все назад!

Люди бросились в разные стороны под защиту автомобилей. Гром обвала все нарастал; фасад на всю свою высоту наклонился к центру, задержался на несколько мгновений, как будто повиснув в воздухе, а затем рухнул в середину теперь уже окончательно рассыпавшегося здания.

Пыль, смешанная с густым острым запахом раскрошившихся кирпичей, взметнулась вверх.

Кашляя и давясь, закрывая руками нос и рот, комиссар полиции всматривался в пыльные облака.

Голубой брезентовый тент был разорван в клочья. Дощатые перекрытия лесов оказались погребенными под камнями.

Из-под козырька своей защитной каски комиссар полиции увидел командира отряда спасателей, оцепеневшего от ужаса, и комиссар знал, куда тот сейчас смотрел. Там, где еще совсем недавно были остатки витрины, наполовину высунувшись наружу и как-то неестественно перегнувшись, лицом вниз лежал рабочий, и его ноги мелко подрагивали.

Во мраке развалин этот грохот прозвучал, как еще один взрыв, и с ним вернулся давний, еще утренний ужас. Он заполнил все пространство, пожрал их тела без остатка, наполнил своим запахом легкие. Земля под ними задрожала от нового удара.

– Сти-и-ив!

Он услышал страшный крик Энни, а потом его заглушил нарастающий рокот обвала. Снова появилось чувство, что он падает, но сейчас было даже страшнее, чем утром, потому что Стив знал, что падать некуда. И все-таки, что-то вокруг них падало с жутким ревом.

Стив отвернул голову, чуть не вывихнув шею, прижимаясь щекой к плечу, как будто это могло защитить его. Вокруг него нарастал, словно шум прибоя, гром падающих обломков, и было ясно, что они с Энни утонут в этом смертельном море грохота и звенящих камней.

Но новой боли не было, за исключением приступов страха, ничто не напоминало его утреннее ощущение.

Злой, затихающий где-то вверху гром тоже напоминал утро. Твердый тяжелый дождь все еще продолжал падать, но теперь он стал слабее. Дождь омыл все небо, освежил воздух…

Воздух!

Стив содрогнулся, почувствовав набившуюся ему в горло грязь. Легкие тоже оказались забиты ею.

Не хватает воздуха! Нечем дышать! Попытки вздохнуть сотрясли его тело; он корчился, пока его вновь не пронзила боль в ноге. Стив мог бы застонать, но не мог дышать. Воздуха не было даже для того, чтобы откашляться. Мрак сгустился, стал еще тяжелее; казалось, что боль наполнила все вокруг.

Стив закрыл глаза, и забытье, такое сладкое и уютное, как сон ребенка, окутало его, отгоняя все кошмары сегодняшнего дня…

Он не хотел, чтобы они возвращались – боль, запах кирпичной пыли, тяжелый воздух, накрывший его лицо, словно маска. Но они все же вернулись, вернулись вместе с возвратившимся сознанием. Каждый вдох раздирал грудь, легкие были готовы разорваться от недостатки кислорода. Так, страдая, Стив лежал некоторое время в полной тишине. Тишина… Грохот исчез, закончился.

Что бы это ни было, оно пришло и вновь ушло, опять оставив его в одиночестве… Тут что-тп беспокойно шевельнулось в его сознании. Стив попытался в тумане забытья ухватить это ускользающее воспоминание, и вдруг он вспомнил!

Не в одиночестве! Он здесь не один!

Стив попытался ощутить каждую клетку своего израненного тела, чтобы понять, каким оно у него стало. Казалось, будто оно разорвано на тысячи мелких кусочков. Впрочем, плечо и рука все еще оставались его частью, и он мог их почувствовать, и даже пошевелить ими. Правая рука вытянута, и пальцы, его пальцы все еще сжимают руку девушки…