– Не говорил я про файф-о-клок, – возмущенно и бесцельно оправдывался Иванушка, медленно передвигая усталые ноги со ступеньки на ступеньку. – Я говорил, что этот визит должен благотворно отразиться на налаживании будущих дружеских лукоморско-костейских отношений на межгосударственном уровне…
– Вообще-то я имею в виду, муж, что если тебе не хочется спать, это не значит, что больше никому не хочется спать. Он, наверное, уже девятый сон досматривает давно! В его-то возрасте!
Царевич замедлил шаг, почти убежденный аргументами супруги, но два лишние пролета, уже пройденные усталыми ногами – неужели зазаря?! – мстительно склонили его к продолжению движения.
– Давай, раз уж всё равно на этаж выше поднялись, подойдем к его двери, тихо стукнем, и если сразу не ответит…
– Ну, ладно, – вздохнув, согласилась Сенька при упоминании о бесцельно пройденных ступенях, и зевнула так, что чуть не вывихнула челюсть. – Только стучать будем совсем тихонечко, идет? А потом по-быстрому на кухню – и хоть чего-нибудь пожрать организуем! Сил моих дамских больше нет с вашими международными отношениями!
– Хорошо, – кивнул и тоже не удержался от зевка, сопровождаемого обиженным бурчанием голодного желудка, Иван.
Но, к их разочарованию, стучаться не пришлось вовсе: дверь комнаты деда Голуба была приоткрыта, из щели лился белый свет находкиных амулетов и лихорадочный скрип пера о бумагу.
– Не спит… – обреченно выдохнула царевна и потянула дверь на себя.
– Как замечательно, что ваши высочества соблаговолили почтить вашего покорного слугу своим поздним визитом! – сразу оторвался от перевода и заулыбался всеми морщинками старик.
Работа над хрониками бесчисленных поколений царей родной страны иногда влияла на его вокабуляр самым диковинным образом.
– Добрый вечер, дедушка, – вежливо склонил голову Иван.
– Скорее, спокойной ночи, – разочарованно буркнула Сенька.
– Тогда уж лучше сразу с добрым утром, – хихикнул дедок, осторожно откладывая в сторону перо и бережно дуя на лист бумаги перед собой, исписанный почти до конца плотным неровным почерком.
Серафима скептически оглянула разнокалиберные пергаменты, разложенные и раскатанные в несколько слоев по всем горизонтальным поверхностям комнаты деда Голуба.
– Ну, и чего такого срочного можно в наше время выкопать в пыли веков, что стоит услышать посреди ночи двум усталым наладчикам лукоморско-костейских отношений на межгосударственном уровне?
– О-о, множество и множество любопытнейших фактов, способных повлиять на ход нашей истории! – старик пропустил мимом ушей ехидство, направленное явно не в его адрес, и гордо распрямил затекшие от долгого сидения за столом плечи[29].
Он был не просто рад приходу лукоморцев – он был счастлив до неприличия, и положительно сиял и лопался от нетерпения поделиться с ними последними находками… Но, увы, законы гостеприимства никто еще не отменял.
– Чаю травяного с бутербродами с маслом и сыром…
– О! – радостно встрепенулась и потерла ладошки царевна.
– …не предлагаю, – быстро закончил дед, – не припас, извините.
– О.
– Но зато можете садиться куда угодно, где вам будет удобно, – радушно обвел он рукой меблировку своих апартаментов.
– Куда-куда садиться? – послушно проследил за широким жестом, но чего-то недопонял Иванушка.
– Куда угодно, – любезно повторил дед, но тут же спохватился: – Только не на летописи, не на рукописи и не на архивы!
Это оставляло на выбор посетителей всего два места приземления: полка для шляп у дверей и антресоли шкафа.
– Спасибо, мы постоим, – по зрелому размышлению отказался Иван.
Сенька же, обворожительно улыбнувшись мгновенно растаявшему от мегаваттов ее обаяния Голубу, сгребла с пола у себя под ногами пару веков костейской истории, положила их на семьдесят лет позабытых событий на диване, подхватила всё и свалила в кучу на тройку неизвестных войн на подоконнике.
– Правда, здорово придумала? – довольно подмигнула она остолбеневшему и онемевшему от таких новшеств в ведении архивного дела Голубу, – Теперь на них точно никто не сядет даже по ошибке! Вань, падай!
Дед тоскливо вздохнул, мысленно махнул рукой на пропавшие в три секунды три дня кропотливой сортировки, снова вспомнил про обязанности хорошего хозяина и выжидательно взглянул на гостей:
– Ну, как прошло первое состязание наших благородных претендентов? Оно ведь сегодня было, ничего не путаю? А то я в обществе этих эпох и эр… которые вы только что так ловко свалили в одну кучу… что-то немного оторвался от действительности.
– Прости, конечно, если чего не так похозяйничали, дедушка, – помрачнела физиономия и царевны, – но за те пять часов, что провели на приеме у победителя – неподражаемого барона Жермона – уходились мы, как сивки на горках: ноги не держат, и слова нехорошие не держатся… А что касается первого конкурса… Аристократия, ешки-матрешки!.. Из сорока двух вопросов ответили на одиннадцать! Из них – три ответа Кондрахины, два – свита подсказала общими усилиями, еще два – советники присоветовали, а остальные… ох, лучше не напоминай.
– А вы над чем сейчас работаете? – вежливо поинтересовался Иванушка, галантно прикрывая тыльной стороной ладони зевок.
– Я… я… я…Я вспомнил!!! Вспомнил, что хотел поглядеть!!! Но где же он?.. Ох, ворона старая – опять куда-то задевал!.. Хотел ведь поближе положить, чтобы вам показать – и на тебе!.. – сокрушенно хлопнул себя по тощим ляжкам старичок и вдруг бросился и зарылся в белые горы своих записей, как ныряльщик в волну. – Сейчас, сейчас, сейчас…
Исписанные и чистые листы полетели во все стороны из-под его торопливых рук будто брызги, но старик не обращал на них внимания.
– Где-то видел, где-то видел… где-то видел… А в словаре?.. Так, так, так, так… Ага, есть!.. Нет, не то… А где тогда?.. А на тумбочке?.. Где-то было, где-то было, где-то было… А под столом?.. Где-то было…
– По-моему, это надолго, – шепнула Серафима и силой усадила обратно на диван порывающегося пособить в поисках неизвестной пропажи супруга.
– Может, всё-таки найдется?.. – с надеждой предположил Иванушка.
– А, может, мы завтра зайдем? – начала исподволь движение в сторону двери она, но Голуб, уловив тревожный сигнал, резко вынырнул из пергаментной кипы, глотнул относительно свежего воздуха, молекулы кислорода в котором еще не были замещены на сто процентов молекулами вековой пыли, и испуганно выпалил:
– Нет-нет! Что вы! Ни в коем случае! Я после поищу!
– А, может, всё-таки, и мы… после?.. – прикрываясь ладошкой, во весь рот зевнула Сенька и ткнулась головой в плечо мужу. – Ну, чего такого срочного у тебя может быть на ночь глядя? Еще одну корону нашел, или меч-кладенец и сапоги-самоходы в придачу?
– Вообще-то, я пригласил вас, чтобы сообщить потрясающее известие, – мгновенно выбросив из головы самовольную ускользающую мысль, дрожа и ломая пальцы от радостного возбуждения, выпалил старик известие, жегшее ему язык целый день без перерыва. – У царства! Костей! Есть! Законный! Наследник! Престола!
– Четыре, ты хотел сказать, – жалобно окинув его слипающимися глазами, снова звонко зевнула Серафима. – Этой новости уже три дня, дед. И впрямь, здорово ты от нашей эры приотстал-то среди своих бумажек…
– Нет, не четыре! – взвился старик, словно царевна наступила ему на собрание хроник правления Нафтанаила Второго. – Не четыре, девушка! А один! Один, и юридически неоспоримо легитимный, а не какой-то там десятый брат шестой сестры троюродной жены отставного лакея!
– Что?!.. Не может быть!!!.. – подскочили с диванчика, взметая вокруг себя пергаментно-бумажную бурю, лукоморцы, но старик на этот раз даже не обратил на это внимания.
Он встал со стула, скрестил вымазанные чернилами руки на впалой груди, придавив седую с фиолетовыми прядями бородку, и торжествующе ухмыльнулся, словно это он сам, лично, и был тем наследником.
29
Впрочем, в математическом выражении это ничего не изменило: как были по семь сантиметров, так и остались.