– Может!

– Где написано?..

– Как его зовут?..

– Где его найти?..

– Кто он?..

– Почему скрывается?..

– Когда…

– Тихо, тихо, тихо, гости дорогие, – вскинул сухонькие ладошки цвета «канцелярский камуфляж» старичок, будто защищаясь от стремительного потока вопросов, обрушенного на него гостями. – Не спрашивайте меня ни о чем. Больше я всё равно ничего не знаю.

– Как?!..

– Ну, кроме ответа на ваш первый вопрос, где написано, конечно. Вернее, знал. До вашего прихода, – несколько ворчливо сообщил он и, осторожно маневрируя по заваленному пергаментами паркету как по минному полю, добрался до подоконника и снова углубился в поиски.

На этот раз гости следили за ним с вниманием голодающих за раздачей хлеба.

Всего через пять минут нужный период истории был отыскан, бережно расправлен, любовно разглажен и торжественно водружен на стол для всеобщего обозрения, одобрения и восхищения.

– Вот, поглядите – почти шесть веков, а как сохранился!..

– Про что там? – жадно вперилась нетерпеливым взором в незнакомые буквы Сенька.

– Дословно сейчас не прочитаю, в словарь придется лезть, да это и не нужно. Главное, что нам необходимо знать, то, что при смене царя на престоле Медведей всегда, неизменно и неотвратимо появлялся гигантский кабан…

– Первый раз слышу, – недоверчиво покачало головой царевна.

– Костей правил всего лет пятьдесят, горожане не забыли бы… – растерянно поддержал ее Иванушка, но дед Голуб, не слушая их, договорил, упрямо мотая головой при каждом слове:

– …до того, как страну захватили кочевники.

– Кочевники?.. Но при чем тут?..

– Ты бы еще сотворение мира вспомнил, – разочаровано выпятила нижнюю губу и хмыкнула Сенька.

– И вспомню, если понадобится! – воинственно выставил вперед жидкую бороденку Голуб. – Но пока в такие дебри углубляться не будем. Я прочел, полагаю, едва ли двадцатую часть от того, что мы нашли, может, и того меньше, и о многом судить еще рано. Но одно сказать могу твердо. Около пятисот лет назад то, что происходит сейчас, было обычным явлением при смене правителя династии Медведей.

– А разве она никогда не прерывалась?.. – нахмурился Иван.

– Нет. Нафтанаил Злосчастный – прямой потомок того самого первого монарха, Мечеслава Великого, который положил начало этой династии почти восемьсот лет назад. Не могу объяснить пока как, но появление нашего переросшего поросеночка связано с восхождением на престол нового Медведя как дым с огнем! Причем именно Медведя по крови, а не какого-нибудь там кума пятой сестры третьей жены! Чуете?

Лукоморцы, ошеломленные новостями полутысячелетней давности, сосредоточенно примолкли, переваривая услышанное и пытаясь так и сяк примерить его на пошедшую вразнос современность.

Наконец, Иван задумчиво взглянул на самодовольно наблюдающего за ними старика.

– То есть, граф и бароны не могли вызвать…

– Нет, – решительно мотнул бородой Голуб. – Не могли. Только настоящий Медведь.

– Но кто он?

– И откуда ему вдруг взяться?

– И о чем он раньше думал, пока мы конкурс на замещение не объявили?

– И чем сейчас занимается?..

– А вот этого я, ваши высочества, не знаю, – неохотно признал существование границ своего всеведения дедок.

Бережно, почти нежно отодвинув гору свитков от стены под окном, дед Голуб нагнулся и, кряхтя, обеими руками, поднял с пола небольшое бревно.

– Вот, поглядите, семейное древо царского рода, – сообщил он.

– Я полагала, это… кхм… фигура речи?.. насчет дерева?.. – заморгала Серафима, переводя недоуменный взгляд с извлеченного объекта на старика, а с того – на супруга.

– Оно огромное, не правда ли? – с гордостью улыбнулся дед, положил бревно снова на пол, поверх всего, что на нем было – Иванушка едва успел отпрыгнуть – и принялся его разворачивать.

То, что они приняли за кусок ствола, оказалось громадным пергаментом, склеенным из множества шершавых, побуревших местами желтоватых листов. На котором, впрочем, и впрямь изображалось дерево. Семейное. Под которым прикорнул со счастливым видом, естественно, медведь.

Окинув беглым взором бесчисленные имена, стрелочки, крестики и прочие значки – инструменты генеалогии – царевна присвистнула.

– Это ж год разбираться надо, кто тут и с кем…

– Если изучать все линии – то да, – кивнул старик. – Но нас интересуют только потомки Аникана Четвертого, отца Нафтанаила Третьего, единственного наследника предыдущего правителя. Вон они, там, слева, на самой верхушке кроны, где почти кончаются листья. Видите?

Чтобы разглядеть анатомию фамильного растения Медведей, не наступая на него, лукоморцам пришлось залезть на диван, переместиться по нему почти к окну, встать на колени и в позах жирафов на водопое склониться над древним артефактом.

– Ага, вижу, вон он, – наконец подтвердила нахождение искомого Сенька и ткнула пальцем в направлении обведенного золотым ободком овала вверху.

– Аникан Четвертый, – с трудом разбирая замысловатый старинный шрифт, прочел во всеуслышание Иванушка. – Женат на… виконтессе… Лебедыне Изар… Сыновья… четверо… Нафтанаил… Мечеслав… Незнам… Ага, а вот старший… тоже Аникан… Умер в шестнадцать лет?..

– Угу, как проклятие какое, – вскользь заметил старик, кивнув на раскидистое, хоть и продырявленное местами небрежным обращением дерево Медведей. – Поглядите: где-то с половины дерева старшие сыновья царей умирают, не дожив до восемнадцати. Брат отца Аникана – Незнам – умер в семнадцать. Брат его деда – тоже не старшего сына – в шестнадцать. Его брат – старший и единственный – в семнадцать с половиною…

– Не везет, – отмахнулась Серафима от еще одной семейной тайны угасшего, казалось, рода, и впилась горящим взглядом в одинокий крохотный кружочек над именем Злосчастного.

– Первый и единственный сын Нафтанаила Третьего Алексан умер в возрасте трех лет, – скорбно проговорил, не глядя на пергамент, дед Голуб – В один день с матерью, за год до отца и двух дядьев.

– А, может, он?.. – нерешительно предположил чудо царевич. – Ему бы сейчас пятьдесят четыре было…

– Этот период описан в самом новом, последнем свитке, – кивнул в направлении шкафа дед. – Меня в это время здесь не было, но местные, кто постарше, еще помнят. Захворали они странной болезнью, промучились полгода, да и угасли оба в один день. Похороны пышные им устроили. Первый царский советник Костей распоряжался.

– Кто бы сомневался… – процедила сквозь зубы царевна. – Он распорядился… В комнате повисла угрюмая тишина.

– Ну, а братья царя? – с усилием отогнал мрачные призраки прошлого Иван и вновь сделал попытку ухватить за хвост надежду. – Может, из братьев кто-то мог выжить?

– Старший из них, Незнам, упал с башни Звездочетов. Младшего, Мечеслава, задрал на охоте медведь… – уныло пожал плечами дед. Серафима вздохнула.

Ни тот, ни другой способ окончания жизненного пути вариантов для чудесного спасения не оставлял, как бы ни хотелось.

– А, может, у кого-то из них был… э-э-э… внебрачный сын? – неуверенно предположил Иванушка и с сомнением обвел взглядом застывших Серафиму и Голуба.

– Если даже и был, то об этом вестимо только его отцу, – беспомощно развел руками дед. – На государственных документах бастардов не рисуют.

– М-да… – грустно вздохнул царевич. – Так мы его никогда не найдем…

– Не найдем… – безрадостно согласился старик.

– Ну, почему не найдем? – ухмыльнулась внезапно Сенька, и в глазах ее заплясали веселые чертики. – Найдем. Если у отца его спросим. Где, говоришь, Медведи своих родичей хоронили?

– В семейном склепе. В подземельях дворца на горе, – глянул на нее непонимающе Голуб, и вдруг глаза его расширились от ужаса: – Ваше высочество никак их откапывать собралось?!..

– Откапывать? – отпрянула оскорбленная царевна. – Откапывать?!.. Фи, дедушка, откуда у тебя такие мелкоуголовные наклонности? С покойниками можно ведь и без этого поговорить. По душам.