Шурша на ходу белоснежной накрахмаленной манишкой, вошел Рудольф Уоттермен, и все общество спустилось в столовую.

Усевшись за стол, Джон поднял глаза, обнаружил, что сидит как раз напротив Аллегры Керр и уже не сводил с нее взгляда. Он прекрасно понимал, что вежливость обязывает его ухаживать за хозяйкой дома, но не мог с собой ничего поделать и просто сидел и любовался девушкой напротив. Она и впрямь была необычайно хороша какой-то странной внутренней красотой. В ее глазах словно мерцало бледное, капризное и неверное пламя, похожее на блуждающие огни, заманивающие путника в трясину.

Наконец Мейзи отвернулась к отцу и принялась рассказывать ему о приятеле, которого она в тот день встретила и о рассказанных им новостях. И тут, когда Джон получил наконец долгожданную возможность поговорить с Аллегрой, у него словно отнялся язык. Перехватив его умоляющий взгляд, девушка улыбнулась.

– О погоде, – подсказала она. – Еще можно обсудить последнюю театральную премьеру или заняться подбором общих интересов. Последнее – беспроигрышный вариант.

Джон рассмеялся.

– Не потому ли, что в крайнем случае всегда можно сойтись на том, что мы оба обожаем собак и не любим кошек?

– Разумеется, – серьезно ответила Аллегра.

– Я слышал, что очень удобная тема для разговора – катехизис[10].

– О да! Но, к сожалению, я в нем не сильна.

– Я тоже, – признался Джон.

– Лучше вам его подучить. Чтобы нарушать правила, нужно, как минимум, их знать.

– Ну что же, – улыбнулся Джон. – Давайте нарушать.

Боюсь только, как бы хозяева не приняли нас за сумасшедших.

Пальцы Аллегры, тянувшиеся в этот момент к бокалу, слепо ткнулись в хрусталь, и бокал, прокатившись по столу, со звоном разбился об пол. Мейзи с отцом как по команде повернули головы.

– Простите, мистер Уоттермен, я такая неловкая – Ну что вы, Аллегра, сущие пустяки, – замахал тот руками.

Джон наклонился к ней через стол.

– Плохая примета, – шепнул он. – Вы верите в приметы?

– Нет. Знаете, как говорится: «Хуже уже не будет».

Она снова повернулась к Уоттермену, и Джону ничего не оставалось, как завести разговор с Мейзи. Стараясь не упустить нить беседы, он пытался вспомнить, где он слышал эти слова раньше. Наконец его осенило. Ну конечно же: ответ Сигрдривы в Вальхаме, когда Сигурд предложил ей расстаться[11].

«Неужели она имела в виду?» – подумал он, но тут Мейзи спросила его о каком-то новом спектакле, разговор плавно перешел на музыку, и Джон признался, что обожает ее.

– После обеда попросим Аллегру сыграть нам Встав из-за стола, все отправились в гостиную – обычай, по мнению Уоттермена, предпочитавшего выпить вина и выкурить сигару, совершенно варварский.

На этот раз, впрочем, он нашел его даже полезным, поскольку абсолютно не представлял себе, о чем бы он стал говорить с юным Сигрейвом. Как выяснилось, юноша даже в бридж играть не умел. Поэтому игра Аллегры пришлась как нельзя более кстати.

«А все Мейзи, – вздыхал про себя Уоттермен. – Ох уж эти девичьи капризы! Стоит повстречать симпатичного парня, и начинается!»

Аллегра играла прекрасно, насколько это возможно для любителя. Она исполнила кое-что из современного, немного Дебюсси, Штрауса, Скрябина и, наконец, перешла к «Патетической» Бетховена. Музыка, исполненная безграничного величия и печали, разлилась по комнате, как могучая яростная лавина, и вдруг Аллегра сбилась. Ее пальцы соскользнули с клавиатуры, и она, повернувшись к Мейзи, натянуто рассмеялась:

– Видишь? Опять не дают.

И, не дожидаясь ответа, заиграла снова. На этот раз – странную причудливую мелодию, легкую и верткую, как полет птицы. Она кружилась и парила по комнате, пока, достигнув вершины, не рассыпалась вдруг на отдельные звуки и не исчезла. Ничего похожего Сигрейв никогда раньше не слышал. Аллегра рассмеялась и встала из-за рояля. Несмотря на улыбку, она выглядела испуганной и несчастной. Джон услышал, как Мейзи тихо сказала ей:

– Ну зачем? Ты ведь сама знаешь, что не надо было.

– А что вы играли? – с интересом спросил Джон.

– Так, – неохотно ответила Аллегра. – Кое-что собственного сочинения.

Вмешался Уоттермен, и разговор ушел в сторону.

А ночью Сигрейву снова приснился Дом.

Джон обнаружил, что он несчастен. Собственная жизнь более не казалась ему терпимой. До сих пор ко всему, что с ним происходило, он относился как к неизбежному. Но до сих пор ему не с чем было сравнивать. Теперь все вдруг изменилось. Его мир расширился, и он прекрасно понимал почему: в его жизни появилась Аллегра Керр.

Он полюбил ее с первого взгляда. И что же ему было теперь делать?

В тот вечер он был слишком возбужден и взволнован, чтобы думать о будущем. Он даже и не попытался назначить Аллегре свидание или договориться о встрече. Поэтому, получив от Мейзи приглашение отправиться с ней за город на уик-энд, пришел в самый настоящий восторг. Однако его ждало разочарование – Аллегры он не увидел. Мейзи упомянула вскользь, что подруга уехала погостить к кому-то в Шотландию, и Джон не решился даже спросить, когда она возвращается. Уик-энд был безнадежно испорчен. Джон, казалось, нарочно не замечал того, что бросалось в глаза, а Мейзи, обычно прямолинейная, так и не решилась прояснить ситуацию. В результате она вела себя настолько неестественно, что даже показалась Джону высокомерной.

Судьба, однако, распорядилась так, что Джон все же встретился с Аллегрой. Это произошло в городском парке.

Была суббота, около полудня. Джон увидел ее издали и был уверен, что его сердце не выдержит и разорвется на месте. Он боялся, что она его забыла. Как оказалось, боялся напрасно.

Она подождала его, и они бок о бок медленно двинулись по дорожке. Он чувствовал себя до смешного счастливым.

– Вы верите в сны? – неожиданно для себя спросил он.

– Только в кошмары, – мрачно ответила она.

– В кошмары, – тупо повторил Джон. – Но почему?

Аллегра внимательно на него посмотрела.

– Да, я вижу, – мягко проговорила она, – вас кошмары не мучают.

Немного волнуясь, он рассказал ей о своем сне. К тому времени Дом приснился ему уже шесть или семь раз. и с каждым разом он казался Джону все красивее.

– Понимаете, – сбивчиво объяснял Джон, – все это как-то связано с вами. Не смейтесь, это правда. В первый раз Дом приснился мне в ночь перед нашим знакомством, и потом.

– Со мной? – медленно повторила Аллегра. – О нет! Едва ли. Ведь насколько я поняла, ваш Дом был очень красив.

– Как и вы, – удивленно сказал Джон.

Аллегра покраснела.

– Ну вот, похоже, я напросилась на комплимент. Простите, я имела в виду не совсем это. Я прекрасно знаю, что со внешностью у меня все в порядке.

– Знаете, – продолжал Джон, – мне ведь, еще ни разу не удалось попасть внутрь этого Дома. И, тем не менее, я откуда-то твердо знаю, что внутри он даже красивее, чем снаружи.

Теперь он говорил медленно и серьезно, как бы подчеркивая важность того, что хотел сказать.

– Если бы вы согласились меня выслушать…

– Конечно, – легко ответила Аллегра.

– Так вот. Я оставляю службу. Собственно говоря, мне давно уже следовало это сделать. Нельзя день за днем просто плыть по течению, зная, что впереди ничего нет. Это недостойно мужчины. Я хочу найти что-то, в чем сумел бы добиться успеха. Что-нибудь совершенно другое. Я не знаю еще что. Может быть, поеду в Западную Африку. Не уверен. Но знаю, что хочу вернуться богатым.

– Деньги имеют для вас такое значение?

– Единственное, что имеет для меня значение, – это вы, – твердо сказал Джон. – Когда я вернусь.

Аллегра наклонила голову. Ее лицо заметно побледнело.

– Глупо было бы притворяться, будто я не замечаю, что между нами происходит. Простите меня, я должна была сказать это раньше. Дело в том, что я никогда не выйду замуж. Никогда.