— Что ж, сразу бросается в глаза, что между ними мало общего. Их друзья, например, — она умолкла.

— Он ведь, кажется, познакомился с ней на Ривьере. Я об этом почти ничего не знаю. Только основные факты, о которых мне написала родительница.

— Да, впервые они встретились в Каннах. Невил увлекся, но, я полагаю, он увлекался и раньше — вполне безобидно, конечно. Я по-прежнему убеждена, что, будь он предоставлен самому себе, ничего бы и не произошло. Вы знаете, он все-таки любил Одри.

Томас кивнул.

— Я не думаю, — продолжала Мэри, — что он хотел разрушать этот брак, даже уверена, что не хотел. Но Кэй была настроена чрезвычайно решительно. Она не успокоилась, пока не вынудила его оставить жену — а что же еще остается мужчине в подобных обстоятельствах? Такое преследование, конечно, льстит его самолюбию.

— Выходит, она влюблена в него по уши.

— Думаю, что могло быть и так.

В ее голосе явственно слышалось сомнение. Снова заметив на себе его испытующий взгляд, она вспыхнула.

— Господи, ну и сплетница же я! Есть тут один молодой человек, все время крутится около Кэй. Красивый — правда, на манер жиголо — ее старый друг. И у меня из головы все не выходит, не связано ли это с тем, что Невил богат, знаменит и так далее. Насколько мне известно, у нее самой не было ни гроша.

Она замолчала с виноватым видом. Томас Ройд задумчивым голосом проговорил лишь «у-хум».

— Однако, — продолжала Мэри, — все это может оказаться чистейшей болтовней! Девушку иначе как восхитительной не назовешь. Это, наверное, будит кошачий инстинкт в старых девах.

Ройд внимательно смотрел на нее, на его неподвижном лице невозможно было прочесть, как он воспринял услышанное. После минутного молчания он спросил:

— Так в чем же именно заключается теперешняя проблема?

— Вы знаете, на поверку я не могу сказать вам ничего конкретного. Это-то и странно. Разумеется, мы прежде всего посоветовались с Одри. И было похоже, что она совсем не против встретиться с Кэй. Она так мило ко всему этому отнеслась. И все время здесь она была просто очаровательна. Трудно представить себе человека, который вел бы себя милее и доброжелательнее. Конечно. Одри во всем, что делает, являет собой образец. Ее манеры в отношении Невила и его жены безукоризненны. Она, как вы знаете, очень замкнута, и никто не может с уверенностью сказать, что у нее на уме, но, честно, я считаю, что к происходящему она действительно относится спокойно.

— А почему должно быть иначе? — сказал Ройд. Потом, словно спохватившись, он добавил:

— В конце концов, прошло уже три года.

— Разве такие люди, как Одри, забывают? Она ведь очень любила Невила.

Томас Ройд беспокойно задвигался на своем сидении.

— Ей всего тридцать два года. Перед ней вся жизнь!

— О конечно, конечно. Но для нее эта история была таким потрясением! Она ведь пережила очень сильный нервный срыв.

— Я знаю. Родительница мне писала.

— Я думаю, — сказала Мэри, — что по-своему это даже хорошо, что вашей матушке пришлось присматривать за Одри. Это отвлекло ее от собственного горя — я имею в виду смерть вашего брата. Мы все были так опечалены.

— Да. Бедняга Адриан. Всегда любил слишком быструю езду.

Наступило молчание. Мэри вытянула руку в сторону, показывая, что повернет на дорогу, которая спускалась к Солткрику.

Когда «форд» заскользил вниз по этой узкой, петляющей дороге, она возобновила разговор.

— Томас, вы хорошо знаете Одри?

— Так себе. Я нечасто видел ее последние десять лет.

— Да, но вы же знали ее с детства. Для вас с Адрианом она была как сестра.

Он кивнул.

— Была ли она… не казалась ли она вам порой какой-то странной? О, получилось совсем не то, что я хотела сказать. Видите ли, меня не оставляет чувство, что сейчас с ней что-то не так. Она как-то слишком выдержана, ее поведение безукоризненно до неестественного, и я иногда задаю себе вопрос, что же скрывается за этим фасадом. Время от времени я подмечаю в ней какие-то по-настоящему сильные эмоции. Я понятия не имею, что это может быть! Но я чувствую, что ее душевное равновесие нарушено. Что-то она скрывает! Это так беспокоит меня. С одной стороны, я понимаю, что атмосфера в доме сейчас влияет на всех. Мы все стали какие-то издерганные и чересчур нервные. Но что происходит с ней, я не знаю. И иногда, Томас, это пугает меня.

— Пугает вас? — его ровный спокойный голос заставил ее прийти в себя. Она нервно рассмеялась.

— Я понимаю, звучит абсурдно… Но именно это я имела в виду, когда говорила, что ваш приезд нам всей поможет — он отвлечет всех. Ну вот мы и приехали.

Они только что сделали последний поворот. Галлз Пойнт был построен на плоской вершине скалы, нависав шей над рекой. С двух сторон скала отвесно уходила в воду. Сады и теннисный корт размещались слева от здания. Гараж — более поздняя пристройка — находился дальше по дороге, на противоположной стороне.

— Я сейчас поставлю машину и вернусь, — сказала Мэри. — Хэрстл поможет вам.

Хэрстл, пожилой дворецкий, приветствовал Томаса с радушием старого друга.

— Очень рад видеть вас, мистер Ройд. Столько, лет прошло. И миледи тоже будет рада. Ваша комната в восточном крыле, сэр. Думаю, вы найдете всех в саду, если только не захотите сначала пройти к себе.

Томас покачал головой. Через гостиную он прошел к стеклянной двери, которая открывалась на террасу. Здесь он задержался на некоторое время и стал наблюдать, невидимый снаружи.

На террасе не было никого, кроме двух женщин. Одна сидела на углу балюстрады и смотрела куда-то за реку. Вторая смотрела на нее.

Первой женщиной была Одри; второй, как догадывался Томас, была Кэй Стрэндж. Кэй не знала, что они с Одри не одни, и поэтому не считала нужным следить за выражением своего лица. Томас Ройд, наверное, не был самым проницательным человеком, когда дело касалось женщин, но и он не мог не заметить, что Кэй Стрэндж очень сильно не любила Одри Стрэндж.

Что же касается Одри, то она смотрела за реку и, казалось, не замечала или не обращала внимания на присутствие другой.

Прошло семь лет с тех пор, как Томас видел Одри в последний раз. Теперь он очень внимательно ее рассматривал. Изменилась ли она, и если да, то в чем?

Изменилась, решил он. Она похудела, стала бледнее, весь ее облик стал как-то прозрачнее, но было еще что-то, чему он не мог найти названия. Она словно крепко держала себя в узде. Каждый прожитый миг, казалось, давался ей огромным напряжением сил, она ни на минуту не ослабляла настороженного отношения ко всему, что происходило вокруг. Она выглядит, подумал Томас, как человек, который скрывает тайну. Но какую? Он знал немного о том, что выпало на ее долю за последние несколько лет. Он был готов увидеть на ее лице следы печали и потерь, но увидел нечто иное. Она была похожа на ребенка, который, стиснув в кулачке свое сокровище, привлекает этим самым внимание всех к тому, что хочет спрятать.

Томас перевел взгляд на другую женщину — ту, которая теперь была женой Невила Стрэнджа. Прекрасна, да. Мэри Олдин была права. И, как ему показалось, опасна тоже. Он подумал, что не хотел бы видеть ее около Одри, будь у нее нож в руке…

И все же за что ей ненавидеть первую жену Невила? Ведь все уже в прошлом и забыто. Одри никакой стороной не касалась их нынешней жизни… Здесь его размышления прервал звук шагов на террасе. Из-за угла дома вышел Невил. Он выглядел оживленным, в руке он держал иллюстрированный журнал.

— Вот и «Иллюстрированное обозрение», — сказал он. — Не смог достать второго…

В следующий момент произошли две непредвиденные вещи.

Кэй сказала: «О, прекрасно, дай его мне», а Одри, не поворачивая головы, почти рассеянно, протянула руку.

Невил в замешательстве остановился между двумя женщинами. Смущенное выражение появилось на его лице. Но прежде чем он успел что-либо ответить, Кэй, повысив голос, в котором зазвучали истеричные нотки, потребовала:

— Я хочу его. Дай его мне! Дай его мне, Невил! Одри Стрэндж вздрогнула, повернула голову и тут же убрала руку, произнеся при этом с едва уловимым оттенком замешательства: