При этих словах маленький пэр залился высоким смехом, от которого его хитрое обезьянье личико покрылось бесчисленными морщинками. Макуэртер стоял не двигаясь, ему не было весело.

Лорд Корнелли перестал смеяться. Лицо его сразу сделалось умным, настороженным.

— Если вам нужна работа, Макуэртер, я мог бы вам ее дать.

— Работа мне не помешала бы, — ответил Макуэртер.

— Работа важная. Работа, которая может быть поручена лишь человеку, обладающему хорошими деловыми качествами, — тут у вас все в порядке, я проверил, — и человеку, достойному доверия, абсолютного доверия.

Лорд Корнелли остановился. Макуэртер не проронил ни слова.

— Итак, молодой человек, могу я вам доверять абсолютно?

Макуэртер сухо произнес:

— Если я вам скажу, что да, конечно, можете, вы ведь все равно не узнаете этого наверняка.

Лорд Корнелли рассмеялся.

— Вы подходите. Вы — как раз тот человек, который мне нужен. Вы что-нибудь знаете о Южной Америке?

Он начал излагать детали. Полчаса спустя Макуэртер стоял на мостовой — человек, который получил интересную и в высшей степени хорошо оплачиваемую работу, работу, открывавшую дорогу в будущее.

Судьба, так долго хмурившаяся, решила наконец улыбнуться. Но Ангус Макуэртер не испытывал к ней ничего похожего на восторженную благодарность и не был склонен улыбаться в ответ. Правда, беседа с весельчаком-лордом разбудила в нем чувство юмора, уснувшее уже давно и, как ему казалось, навсегда. С угрюмой усмешкой он вспоминал теперь, как веселился лорд Корнелли, копируя возмущенного Герберта Клея; но в том, что именно диатрибы его бывшего хозяина способствовали его новому выдвижению, Ангусу виделась не ирония судьбы, а проявление высшей справедливости.

Он полагал, что ему повезло. Хотя разве в сущности ему не все равно? Несмотря ни на что, он останется верен вновь избранному пути: жить без иллюзий и треволнений, ибо любая радость только усиливает горечь разочарования. Отныне его призвание — жить методично, день за днем. Семь месяцев назад он пытался совершить самоубийство; случайность, чистая случайность спасла ему жизнь, но он не испытывал за это особой благодарности к ней. Он, правда, уже не испытывал и желания покончить с собой. Эта пора его жизни миновала безвозвратно. Он признавал, что нельзя вот так хладнокровно взять и убить себя. Должен быть хоть какой-то повод, переполняющий чашу терпения взрыв отчаяния, горя, безнадежности или страсти. Невозможно совершить самоубийство просто потому, что жизнь представляется вам бесконечной чередой скучных событий.

Вообще он был доволен, что новая работа даст ему возможность покинуть Англию. Он должен отправиться в Южную Америку в конце сентября. Следующие несколько недель будут заняты приобретением и подготовкой оборудования и ознакомлением с довольно сложными сторонами его нового бизнеса. Но перед самым отъездом у него будет неделя отдыха. Интересно, думал он, чем я займу эту неделю? Останусь в Лондоне? Уеду?

Неожиданная мысль робко шевельнулась у него в голове. Солткрик?

— Я чертовски настроен побывать там, — сказал себе Макуэртер.

Это будет, думал он, развлечение, пусть и мрачноватое.

— Хлоп! только и успел сказать мой отпуск, — с отвращением произнес суперинтендент Баттл.

Миссис Баттл тоже была разочарована, но долгие годы, прожитые с мужем-полицейским, приучили ее философски смотреть на подобные огорчения.

— Ну что ж, — вздохнула она, — ничего не поделаешь! И я надеюсь все-таки, что дело по крайней мере интересное.

— Да нет, как раз ничего примечательного, — ответил суперинтендент. — В министерстве иностранных дел теперь все всполошились, как канарейки, — эти высокие худые ребята носятся повсюду как угорелые и везде, где ни появятся, прикладывают скоро и без особого труда; ну и мы, конечно, не замараем ничьей репутации. Нет, это не то дело, которое я бы включил в свои мемуары, если бы со временем достаточно поглупел, чтобы взяться за них.

— Я думаю, мы могли бы отложить нашу поездку… — неуверенно начала было миссис Баттл, но муж решительно перебил ее:

— Ни в коем случае. Ты с девочками поедешь в Бритлингтон — комнаты заказаны с марта, было бы жаль потерять их. А я вот что сделаю: когда эта круговерть закончится, съезжу-ка я к Джиму на недельку.

Джимом суперинтендент звал своего племянника, инспектора Джеймса Лича.

— Солтингтон ведь совсем недалеко от Истерхед Бэя и Солткрика, — продолжал он. — Глотну морского воздуха, окунусь разок-другой в соленой водице.

Миссис Баттл фыркнула.

— Скорей уж он тебя взнуздает помогать ему в каком-нибудь деле!

— В это время года у них не бывает никаких дел. Разве что какая-нибудь женщина стащит из «Вулворта» всякой мелочи на полшиллинга. В любом случае, с Джимом все в порядке, ему никто не нужен, чтобы учить его уму-разуму.

— Ну ладно, — согласилась миссис Баттл. — Будем надеяться, что все устроится хорошо. — Но я все равно расстроена.

— Такие вещи посылаются свыше, чтобы испытать нас, — утешил ее суперинтендент Баттл.

Выходя из вагона в Солтингтоне, Томас Ройд обнаружил на платформе ожидающую его Мэри Олдин.

Он помнил ее очень смутно и теперь, увидев вновь, немало удивился той радости от встречи с ним, которая сквозила в ее стремительных движениях и уверенной манере держаться.

Она обратилась к нему по имени:

— Как славно видеть вас вновь, Томас. После стольких лет!

— Спасибо, что нашли для меня местечко. Надеюсь, я вас не очень стесню.

— Ничуть. Даже наоборот. Мы вас ждем с особенным нетерпением. Это ваш носильщик? Скажите ему, пусть выносит вещи сюда. У меня здесь рядом машина.

Багаж погрузили в форд. Мэри села за руль, Ройд устроился рядом. Они тронулись, и Томас отметил про себя, что она прекрасно водит машину: уверенная и аккуратная на дороге, с отменным глазомером и реакцией.

От Солтингтона до Солткрика им предстояло проехать семь миль. Как только они выбрались из крошечного торгового городка на шоссе, Мэри снова заговорила о его приезде.

— В самом деле, Томас, ваш приезд в это время для нас просто дар небес. Все так запуталось, и человек посторонний — хотя бы отчасти посторонний — как раз мог бы нам помочь.

— А в чем дело?

Его слова, как всегда, прозвучали бесстрастно, почти лениво. Будто он задал вопрос больше из вежливости, нежели из желания действительно узнать что-нибудь. Именно эта его манера подействовала на Мэри успокаивающе. Ей ужасно хотелось выговориться, но она не стала бы откровенничать с человеком, который проявил бы к этому делу слишком большой интерес.

Она продолжала:

— Видите ли, мы очутились в трудном положении. Вы, наверное, знаете, что Одри сейчас у нас?

Она выжидательно замолчала. Томас Ройд кивнул.

— И Невил со своей женой тоже.

Брови Томаса поползли вверх. После минутного молчания он проговорил:

— Как-то неловко все, а?

— Именно. Это была идея Невила.

Томас Ройд ничего не ответил, но, словно ощущая недоверие, исходящее от него, Мэри с нажимом повторила:

— Это все Невил придумал.

— Зачем?

Она воздела руки, на мгновение выпустив руль.

— Ну теперь, видимо, так принято поступать в подобных ситуациях: все всё понимают, все со всеми большие друзья. Вот так. Только, знаете, мне вовсе не кажется, что все идет гладко.

— Может и не пойти, — согласился Ройд и добавил:

— А что из себя представляет новая жена?

— Кэй? Красива, конечно. Даже очень красива. И совсем еще молода.

— Невил очень ее любит?

— О да. Они всего лишь год как поженились.

Томас Ройд повернул голову и внимательно взглянул на свою спутницу. Его губы растянулись в полуулыбке. Мэри торопливо добавила:

— Я совсем не то хотела сказать…

— Полноте, Мэри. Я думаю, как раз то самое.