Контактыч болтал, вертелся рядом, не уходил. Но, рассказывая, на Владимира Петровича не смотрел, отворачивал морду. «Слабак, — решил Владимир Петрович. — Трещит о чужих тысячах».
Он презрительно смотрел на веселое Ванькино лицо. На нем двигались, сплетались паутинной толщины морщинки. Во множестве. И Владимир Петрович окончательно понял их. Ванька просто мелкий паучок, он ловит и связывает нити интересов, выпускаемые сильными людьми.
Он ловит и вяжет, ловит и вяжет, его ум вечно занят этой работой. Но что он сам уловит сверх кандидатской степени? А ничего!.. Старичок… Что он?… Где?… Ага, подошли к нему эти особенные, футболисты, окружили, толкутся… Ха! Погнал и говорит с Лидией… «Обо мне», — решил Владимир Петрович, и ладони его вспотели.
Надвинулась ночь. Владимиру Петровичу было как-то не по себе, смутно. Дело шло, да, но не так, как он прикидывал. А после разговора с Лидией (или от жареного осетрика?) поташнивало.
Было бы хорошо клин выбить клином, но буфет закрыт, а съедобное — копченую колбасу и кусок подсохшего сыра — бросил на берегу.
Он ушел к своему багажу, сел на чемодан и смотрел, как сыплются в воду звезды. Густо… Разобраться, где кончается звездное небо, а где начинается вода, нет возможности.
И все, что близилось, шло к нему из будущего, показалось ему столь же смутным. Вот, переоценил Ивана… А, дьявол с ним! Зато учел возможную властность старичка и готов к ней.
Добраться бы скорее до дела, вцепиться в него. А идеи… Сколько их рассыпано вокруг, сколько киснет в черепах у безответственных владельцев. Подходи и бери… Он возьмет!
И Владимир Петрович вдруг ощутил затвердение кожи щек до резкой боли. Волосы его приподнялись, пузырики пошли по спине. Он ударил кулаком по колену:
— Льву — львиное!
И встал к перилам, на ветерок — остыть.
Какой-то поселок замерцал на берегу огнями. Исчез…
Боже (мой, сколько звезд в воде и на небе. И Владимиру Петровичу показалось, что теплоход везет его в звезды. Но в этой же звездной ночи нарастало знакомое двойное пенье моторов.
Это егеря!
Владимир Петрович подался вперед, вглядываясь — шумно пронесся Сергеев, этот идол честности. За лодкой тянулась белая взбитая струя, и отражения звезд качнулись. Егерь сидел на моторах один. Сашка, должно быть, где-то прячется с биноклем и ракетницей.
Лодка неслась в темноте. И не понять, где она, в небе или на воде. Владимир Петрович вдруг почувствовал охотничью суть всех Сергеевых на свете. Понял — там, в звездной (новой) его жизни будет нестись какой-то неумолимый Сергеев. Стоит зазеваться — он схватит его, как Малинкина.
— Ну, это мы еще посмотрим, — заворчал Владимир Петрович и вздрогнул: рука легла ему на плечо. Обернулся — Контактыч.
— Он зовет, ступай, — сказал Иван.
Горели лампы. Около них светящимся облачком ночные насекомые бились в горячее стекло.
Свет падает на старичка. А он еще поживет — грудь его широка и плечи бодрятся…
Старик беленький, светленький, весь белый.
Что-то лунное в этом старике. И вдруг он показался Владимиру Петровичу недосягаемо высоким, словно месяц.
Но и металлическое есть в нем, белый, тяжелый металл.
И на мгновение Владимир Петрович увидел — под лампой, презрительно оттопырив губу, стоит отлитый из серебра властный старик. Веса в нем не менее тонны.
Но хмарь ушла. Склонив большую голову, Владимир Петрович неуклюжей походкой шел к аккуратному старичку с брюзгливой нижней губой.
Он шел — и опять слышал двойное пенье моторов.
Оно приближалось, надвигаясь, переходило в жестяной, непрерывный гром…