– Я в тебя верю, – с деланной серьезностью ответил Лексаз, сдерживая неуместное хихиканье. – Просто говори громче.

– Я и тихо еле вытягиваю. Тут не обычный человек нужен, а певец.

– Ну так пой.

– Не стоит, – девушка, неожиданно скиснув, вновь уставилась в темную воду. – Я один раз уже попробовала. Реакцию Лейта пересказывать не буду.

– Зря ты так. С первого раза не удается девяносто процентов дел. Даже с сотого или тысячного – далеко не все. Если тебе действительно чего-то хочется, делай это, не обращая внимания на других.

– Прекрасные слова, – девушка тихо, но выразительно похлопала в ладони. – Лексаз, а у тебя самого это получается?

– Нет, конечно, – вздохнул мужчина. – Ни у кого не получается. Тотальное одиночество – не самая лучшая штука, а оно быстро придет, если на всех плевать с высокой башни.

– Значит, патриархи одиноки.

– Ошибаешься. Одно дело быть никем и заниматься собственными мелкими прихотями, и совсем иное – заботиться о целом народе, пусть даже жертвуя отдельными его представителями.

– То есть, это была забота. Убить собственного сына и изнасиловать дочь.

– Я подозреваю, – иронично заметил Лексаз, – что это не было самоцелью. У Найтира есть единственная идея-фикс – разорвать Договор. А другие патриархи ему подпевают лишь постольку-поскольку.

– Я не слишком хорошо понимаю, что такое Договор.

– Попробую объяснить. Все вокруг нас пронизывают видимые лишь изменяющим потоки сил.

– Да, я знаю.

– Договор изменяет их. Но не так, как маги. Не временно. Меняется сам тип взаимодействия потоков с подчиненными объектами.

– А патриархи могут сами влиять на эти потоки?

– На объекты, Аори. Их магия не подразумевает прямого изменения, но возможности использовать силу живых существ весьма обширны. Представляешь, что может сделать патриарх, управляющий магом?

– Ужас. И что, он может взять под контроль любого человека?

– В теории, да. Но, конечно, в жизни это довольно трудоемкий процесс, зависящий от многих условий. Если хочешь, расспроси Эвина подробнее, когда вернемся, но маги редко выдают свои секреты.

– Да ну, – отмахнулась девушка и вытянула вперед скрещенные руки, опираясь локтями о борт. – Мне он не нравится.

Лексаз прищурил глаза, изучая едва выделяющийся на фоне ночного моря девичий профиль, и, подумав, все же не стал рекомендовать Аори сменить позу. Расположенный неподалеку тусклый фонарь подсвечивал очертания оттопыренной попки, и замершие на своих постах ребята Баго заслуживали небольшой приятности.

– Почему?

– А ты считаешь, Эвин нормально себя с Мэем ведет? То объясняет, что он под действием заклятия, и потому за свои поступки не отвечает, и в то же время постоянно демонстрирует презрение и ненависть.

– Он не обязан ублажать майда, чуть было не убившего другого мага. И тебя, между прочим.

– Пусть! – Аори энергично махнула рукой. – Но можно ведь вести себя нейтрально, а не демонстрировать каждым жестом «я вру, что он не виноват, и больше всего хочу, чтобы тварь сдохла»?

– Могу предположить следующее. Эвин вначале спас Мэя, и, таким образом, почувствовал себя ответственным за дальнейшую судьбу майда. И атаку на такого же мага воспринял как предательство.

– Это не так?

– Предательство – шаг осознанный. "Не ведают, что творят" и "они же дети" – это несколько иная категория… Мэй, как ни крути, попадает под оба понятия. А вот Эвин должен бы быть достаточно мудрым, чтобы уметь избавляться от собственных иллюзий.

– То есть, не думать, что он отвечает за Мэя?

– Да нет, – мужчина, задумавшись, потер переносицу. Он бы и сам пошел отдыхать, но чувствовал ту самую ответственность за упрямую девчонку. – Даже без привязки к нашей ситуации, предательство, прежде всего, требует, чтобы изначально предателю верили. Причём, верили в таких вещах, от которых зависит свобода, жизнь… Да много чего.

– А если не верят? И предательство вполне ожидаемое? То бишь, как вот пленник, например. До определенного момента ест хлеб, выполняет обязанности, улыбается, угождает. Год, два, десять. А вот появляется возможность – и всем секир башка делает. Кто ему таки не верил, но был неосторожен. Это предательство?

Усмехнувшись, Лексаз все же снизошел до ответа.

– Чтобы предать, нужно иметь доступ к сокровенной информации, так скажем. Для этого предателю требуется определённая степень доверия. Не имеет значения – когда доверяли, где доверяли… Доверяли. Предательство не имеет срока давности. Можно иметь достойного противника, достойного врага. Предательство к категории достоинства не относится.

– Достоинство? – с глубоко скрытой в голосе иронией и грустью спросила девушка. – А что это за устаревшая и ненужная в жизни штука?

Тройн иронии не поддержал.

– Честь и достоинство вне времени.

Прикусив губу от смущения, Аори резко выпрямилась, развернулась и оперлась на борт спиной. Лексаз чуть ли не вживую услышал пронесшийся по палубе вздох разочарования.

– Нет, ну вот просто слово – достоинство, – девушка подобрала, наконец, вопрос. – Ты достоин – а чего именно?

– Достоин доверия, уважения. Это только для начала.

– Вот все и сошлось, – неожиданно улыбнулась Аори. – Предатель – недостойный. Недостойный доверия.

– Есть такое хорошее и правильное слово, как честь. Которое употребляют многие, но имеют далеко не все. Тебе не кажется, что мы уже слегка не в ту степь заехали?

– Мне интересно, – возразила девушка, одергивая короткую куртку и с неодобрением рассматривая щель, оставшуюся над ремнем.

Амуницию ей выдали перед самым выходом – почему-то никто не сообразил, что Аори не догадается взять с собой запасные вещи. Как пояснила сама девушка, она не ожидала остаться без первоначальных, приведенных Мэем в полную негодность. Вот и пришлось облачиться в первую попавшуюся форму солдат Баго, пусть чистую, крепкую и идеально приспособленную для недружелюбных погодных условий, но оказавшуюся слегка не по размеру. Как одобрительно отозвался сам Тройн, – добавившую образу некоторой пикантности.

– Что, холодно?

– Не особо. Просто я поражаюсь, как быстро вы смогли применить технологии Теней. Как там положено говорить… Поставили на службу? Катера, форма… Наверно, и в вертолетах найдется чего, если поискать.

– А чему тут удивляться? Джой занимался их изучением еще до вторжения, Арканиум тоже не сидит сложа руки. Если бы Тени явились на газонокосилках и с барабанами в руках, прогресс случился бы в отрасли сельского хозяйства и культуры. А так имеем, что имеем. Жаль, что твой чип нельзя изучить и воспроизвести.

– А я радуюсь, – отрезала девушка, невольно принявшись тормошить волосы в районе затылка.

– Чему?

– Тому, что вы в итоге постановили, что чип изучить нельзя. А не разрезали мне голову и вытащили его оттуда.

Мысленно хмыкнув, Тройн не стал возражать. Не будь данная особа достаточно интересна и полезна, изменяющим ничего не стоило бы реализовать подобный малопривлекательный вариант.

– Слышишь? – мужчина различил нечто необычное между тихих шлепков волн о борт катера и негромких разговоров пассажиров судна. – Кажется, майд поет.

– Правда? Они поют?

Девушка старательно прислушалась, но расстояние до источника было слишком большим, чтобы ее чип мог сработать. Пением назвать подобное мог разве что подобный Лексазу оптимист – сама Аори скорее бы назвала такие звуки криками или стонами.

– Еще как. Даже легенды существуют о прекрасных девах, заманивающих на скалы неосторожных моряков, с целью последующего совращения и превращения в себе подобных. Правды в них, как ты понимаешь, минимум. Любопытствующие превращались в еду, не более того, а песни служили средством завести корабль с невнимательной командой на скалы.

Резко выпрямившись, девушка испуганно посмотрела на Тройна – чип, наконец, начал переводить слабые звуки.

– Не знаю, как насчет завлечения и скал, – голос чуть сорвался, и ей пришлось глубоко вдохнуть, пытаясь успокоиться, – но этот майд зовет на помощь. Зовет отца или хоть кого-нибудь.